Мой (ЛП) - Эванс Кэти. Страница 43

Удовольствие стучит сквозь меня. Я стону и толкаюсь бедрами, чтобы его палец вошел глубже, поднимаю глаза, чтобы видеть его лицо, красивое, дикое, искаженное от похоти, когда он следит за мной, дающей ему лучший чертов минет в его жизни.

Его грудь вздымается. Я могу чувствовать напряжение, охватившее его, и то, как он борется за контроль. Но я хочу, чтобы он потерялся и стал первобытным. Он осторожничает. Сдерживается. Мягко качает бедрами.

— Ты изголодалась по мне? — спрашивает он, а я понимаю, что он задает этот вопрос, чтобы узнать о реакции, если он кончит мне в рот. Господи, я клянусь, я даже не хочу останавливаться, чтобы произнести "да".

Я начинаю гладить его у основания двумя руками и отклоняюсь, чтобы сказать:

— Умираю с голода по тебе. Не могу тобой насытиться. Пожалуйста, дай мне это.

Гортанный звук, который он издает, придает мне только большей дикости. Он начинает мягко трахать двумя пальцами мою киску, в то время, как второй рукой обхватывает мой затылок, чтобы удержать меня на месте, толкая свой член мне в рот, с каждым разом все сильнее, пока не касается задней стенки моего горла и не подается назад. Но я хочу, чтобы он обезумел, потерялся во мне так, как теряюсь я, и начинаю двигать головой вверх вниз по нему, быстро.

— Брук! — кричит он, подстраиваясь под мой ритм, а его голова запрокидывается назад с животным рычанием. Затем он стонет и кончает внутри меня, три теплые соленые струи, бьют мне в рот, и я опьяненная им настолько, что снова кончаю в то время, как все еще пробую его и, одновременно, ощущаю, как он трет пальцами мою киску и кружит вокруг клитора. Цвета взрываются под моими веками, тело содрогается, я хныкаю и цепляюсь за его член руками, лихорадочно облизывая кончик, выжимая все до последней капли. Даже кончив, я задыхаюсь, и облизывая уголки губ, смотрю наверх.

— Брук, — произносит он, глядя на меня с властной яростью, немного пораженно, затем быстро поднимает меня и сливается своим ртом с моим, укладывает меня рядом с собой, удерживая меня в своих руках, его горячий рот смакует меня, а он укладывает нас на кровать. Возможно, мои губы на вкус, как он сам, но его это не заботит, он целует меня так, словно от нас, кроме ртов, больше ничего не осталось. И я чувствую, что это единственная часть меня, которой я могу пошевелить.

Он ложится и обнимает меня со спины, властно накрывает пальцами мою киску, мягко поддразнивая меня.

— Мне нравится, когда ты такая изголодавшаяся за мной, — шепчет он мне в ухо, в то время, как ласкает мой живот.

— Я беременна твоим ребенком. Мы были в разлуке и это было пыткой. Мне снились сны, и я просыпалась в поту, нуждалась в тебе и не могла снова уснуть, отчего все мое тело болело, — стону я шепотом, когда он накрывает мою киску.

Он покусывает меня за ухом, пока рукой нежно проникает внутрь меня.

— Я был не в состоянии нормально отдохнуть ночью с того момента, как ты уехала. Кровать была настолько пуста, что мне приходилось прибегать к холодному душу, или идти в спортзал, — бормочет он, потягивая мочку моего уха. — Но я становился твердым каждый раз, как думал о тебе, Брук. Думая о том, что это мой ребенок внутри тебя, — он продолжает покусывать мою кожу за ухом, в то время, как мягко вводит в меня палец.

      Дрожа от необходимости, я чувствую всю длину его члена, касающегося моих ягодиц, и он слегка покачивается ко мне, наши бедра двигаются. Более сладкое удовольствие простреливает сквозь меня, когда я понимаю, что он не закончил. Он поворачивает меня к себе лицом, заставляя ногами обхватить его бедра.

      — Двигайся со мной, — грубо командует он, начиная двигаться напротив меня, трахая меня без проникновения, а наши тела трутся друг об друга.

      Моя грудь наполняется любовью, когда мы целуемся, а потом смотрим друг на друга. Его голубые глаза, торчащие волосы, выпуклые мышцы. Мои половые органы безрассудно сжимаются с каждым толчком его бедер, по всей длине его члена, трущегося о половые губы моей киски, и поглаживающего мой чрезмерно чувствительный клитор. Я хочу сказать: “я люблю тебя”, но единственные звуки, которые я способна издавать - это хриплые вздохи.

— Кого ты любишь? — нежно рычит он.

— Тебя.

— Кто твой мужчина? — он, поддразнивая, толкает свой язык в мой рот, затем со стоном проводит своей восхитительно колючей челюстью вдоль моей. — Кто твой мужчина?

Я безумно люблю ощущать его щетину на своих щеках, хватаю его лицо и снова трусь своей щекой о его.

— Ремингтон Тейт, мой Разрывной.

— Ты хочешь меня повсюду на тебе?

— Хмм, я хочу тебя повсюду на себе.

      Когда я произношу "Хмм", я подразумеваю, что не стану принимать душ, чтобы иметь возможность чувствовать его запах, а его стон говорит мне, что то, что я сказала, сводит его с ума. А он сводит меня с ума тем, что называет свою сперму "им". Я безумно люблю то, что он обожает мое наслаждение им на моей коже, внутри меня, вокруг меня, в моем рте. Хмм...

      — Ты звала меня, Брук Дюма, — он поднимает мои руки над головой, сжимая запястья своей ладонью, в то время как ведет членом вдоль моих половых губ, поглаживая клитор головкой именно там, где нужно. Он смотрит на меня все тем же загипнотизированным, влюбленным, похотливым взглядом, каким и я смотрю на него, запоминая его, пока он запоминает меня. Моя шея выгибается, когда он замедляет свои раскачивающиеся движения, держит меня на грани экстаза несколько сладких минут, пока наши тела дрожат. И вот мы здесь. Шорох тел, шлепки кожи об кожу, мои стоны, его стоны, это все, что я знаю.

      Я шепчу его имя, когда кончаю, и мои глаза открываются именно в тот момент, когда все напрягается, прежде, чем взорваться, и вижу его над собой, плотно закрывающего глаза, сжимающего челюсть, двигающегося рывками напротив моего живота, бьющегося в конвульсиях, и с силой сжимающего мои запястья. Я хочу, чтобы там, где он держит меня, остались следы от того, с какой силой он кончал, и снова содрогаюсь, мы оба стонем длинным, протяжным стоном удовлетворения.

      Когда мы расслабляемся, он тянет меня к себе, грубо шепча:

— Я ждал этого тридцать девять дней.

      — И пять часов.

      — И чуть больше тридцати минут, — удовлетворенно ухмыльнувшись на мое пораженное молчание, он любуется моим лицом. Слегка проводит большим пальцем по моему подбородку. — Я думал о тебе. Постоянно. День и ночь.

      Большим пальцем он отводит мою голову назад и смотрит на меня так, как если бы хотел съесть; затем наклоняется и делает это. Он целует меня, как драгоценность, как деликатес, которым он дорожит и проглатывает за раз. Его рука скользит вверх-вниз по моей спине.

Ощущения от соприкосновения его мозолей с моей кожей заставляет меня дрожать.

Он смотрит на меня, его волосы влажные и в очаровательном беспорядке.

— Ты так чертовски прекрасна.

— Я выгляжу нелепо.

Он тихо смеется, затем щелкает меня по носу:

— Нелепо прекрасна.

Его взгляд цепляется за мое лицо, в то время, как он спускается ниже, наклоняется, целует мой живот и кладет голову туда же.

— Ты злишься, что я пришла посмотреть на тебя? — спрашиваю я, кладя свою руку на его волосы.

— Нет, — он облизывает мой пупок. — Я знал, на что шел, знал, что ты - сущее наказание, вот ты кто.

— Я? Да именно в твою честь придумали само понятие “неприятности”. Когда ты родился, врач, вместо того, чтобы сказать: "Это мальчик", сказал: "О, вот неприятности!"

Он смеется низким и хриплым смехом, затем затихает и смотрит на меня; его взгляд хладнокровный, почти мучительный:

— Господи, как ты мне нужна.

Он упирается лбом в мою щеку и глубоко дышит:

— Я схожу с ума, думая о тебе. Весь полет сюда я слушал песню, которую ты включила, чтобы сказать, что любишь меня.

Его горячий рот накрывает меня снова, мы лихорадочно целуемся, и он опускается обратно, наклоняется, чтобы поцеловать мой живот. Он тяжело дышит. Он не может перестать вдыхать меня. Трогать все мое тело. Напоминать мне, что он владеет мной.