День «Д». 6 июня 1944 г. - Амброз Стивен. Страница 21

Роммель полагал, что союзнические войска для высадки используют самый высокий уровень прилива, который даст им наикратчайший путь к берегу. Но это лишь показывает его плохую осведомленность о возможностях амфибий. С самого начала командование экспедиционными силами решило использовать эффект нарастания приливной волны, чтобы десантные суда могли свободно высаживать людей на пляж и оставаться на плаву.

В ночь пересечения Ла-Манша нужно было, чтобы Луна светила хотя бы наполовину — помогала и десантному флоту, и парашютистам, готовым выброситься на территорию Франции за пять часов до назначенного часа «Ч».

Приливы при первых проблесках рассвета и при достаточном лунном освещении должны были произойти 5, 6, 7, а также 19 и 20 июня. Эйзенхауэр выбрал днем «Д» 5 июня.

Юго-восточное побережье Котантена и Кальвадос в Нижней Нормандии определены как направление главного удара. 5 июня — день начала наступления. Час «Ч» — рассвет.

Роммель даже не подозревал, что союзникам недоставало десантных судов. У него сложилось совершенно противоположное мнение. Двойные агенты постоянно снабжали его дезинформацией. Таким образом, фельдмаршал не имел точного представления о начале англо-американского вторжения. В апреле он еще думал, что наступление произойдет в первую или третью неделю мая. 6 мая Роммель писал своей жене Люси: «Я с полной уверенностью готов встретить предстоящее сражение — оно может состояться 15 мая, но не раньше конца апреля». 15 мая фельдмаршал сообщал Люси: «Уже середина мая. И ничего пока не происходит… Думаю, что противнику потребуется еще несколько недель». 1 июня Роммель посмотрел схемы движения Луны и приливов и сказал, что не предвидит благоприятных условий для вторжения до 20 июня (по его расчетам, они должны были сложиться в результате сочетания высокой приливной волны и рассвета). На следующий день он написал Люси: «До сих пор нет никаких признаков того, что наступление вот-вот начнется».

Гитлер находился не в лучшем положении. Он уверил себя в том, что никакого вторжения вообще не будет. 6 апреля фюрер заявил: «Я не могу избавиться от ощущения, что все это какое-то бесстыдное надувательство». И все же, рассуждая более трезво, он жаловался: «У нас нет реальных возможностей выяснить, что они задумали».

«Мы не можем допустить провала операции», — говорил Эйзенхауэр. Это стало принципом подготовки вторжения экспедиционных сил. Никакого планирования действий на случай другого развития ситуации не велось. Обычно в ходе Второй мировой войны армии, наступающие по широкому фронту, имели свободу маневра. Если первая атака не обеспечивала прорыв, то следовавшие за передовыми частями подразделения могли быть переброшены на фланга или отведены назад, чтобы повторить нападение в другое время и в другом месте. Операция «Оверлорд» преследовала лишь одну цель — «или все, или ничего». Гитлер и Роммель совершенно справедливо считали, что если вермахту удастся сбросить экспедиционные силы обратно в море, то они уже не смогут предпринять новое наступление в 1944 г.

Люди, которые планировали «Оверлорд», работали на износ. «Если описать, что я делал на прошлой неделе, — сообщал Эйзенхауэр Мейми в конце января, — то ты получишь отличное представление о том, что происходит с блохой, когда она попадает на раскаленную сковородку». В конце мая он писал: «Похоже, что я постоянно нахожусь на оголенных высоковольтных проводах».

5. Наращивание сил

Во время Первой мировой войны атакующей стороне всегда приходилось учитывать возможность контрнаступления практически в любом месте от Швейцарии до Ла-Манша. На протяжении всего этого пространства надо было держать достаточные силы для отражения нападения. В таком же положении оказались немцы в Западной Европе во Второй мировой войне. Союзники располагали здесь значительными преимуществами. У вермахта не имелось никаких шансов вторгнуться в Соединенное Королевство. Поэтому командование экспедиционными силами могло свободно заниматься сосредоточением всех необходимых ресурсов.

До 1918 г., когда появились первые бомбардировочные эскадрильи, не существовало других средств, кроме диверсионных действий, для нарушения тыловых позиций противника, линий коммуникаций и снабжения, сковывания войск, выдвигавшихся к линии фронта. Союзники хорошо овладели методами диверсий и провокаций. Но в их распоряжении находились еще три силы, способные нанести существенный урон немецким резервам и подкреплениям и превратить низовья Нормандии в нечто вроде «стратегического острова». Этими силами были воздушно-десантные дивизии, французское Сопротивление и стратегическая авиация.

Первоначально планировалось использовать 6-ю британскую воздушно-десантную дивизию для захвата Кана и аэродрома Карлике. Но такой вариант не устраивал Монтгомери, который намеревался сбросить ее в районе между реками Див и Орн, чтобы изолировать побережье «Меч» [17]. Брэдли же предлагал высадить 82-ю и 101-ю американские воздушно-десантные дивизии за передовые линии противника на Котантене, чтобы они предотвратили возможные контратаки на побережье «Юта» и обеспечили беспрепятственный выход 4-й пехотной дивизии на берег.

Когда генерал Маршалл ознакомился с представленными ему планами, он помрачнел. В начале войны Маршалл возлагал большие надежды на парашютные войска как на новое слово в боевых действиях. Однако его идеи так и не были реализованы. В сентябре 1943 г., например, разработанный им план сброса 82-й воздушно-десантной дивизии на Рим в последний момент отменили, посчитав его слишком рискованным, и дивизию использовали в качестве придатка к создававшемуся наступательному плацдарму в Салерно.

В начале 1944 г. Маршалл сказал Эйзенхауэру, что его больше всего разочаровывает неумение применить парашютные войска в стратегических целях. Он считал, что командование экспедиционными силами должно больше внимания уделять элитным воздушно-десантным дивизиям. По его мнению, проблема заключается в «недостатке концептуального подхода», в том, что каждый командующий стремится «завладеть своей долей власти и подчеркнуть особую роль собственного подразделения». Если бы ему довелось возглавить «Оверлорд», то, как говорил Маршалл, он бы настоял на проведении единой, крупномасштабной воздушно-десантной операции, «даже силами только лишь американских войск».

Маршалл предложил Эйзенхауэру воспользоваться аэродромами, расположенными к югу от Эвре, в глубине материка, примерно в 100 км от Кана. Там располагались четыре взлетно-посадочные полосы, которые можно было легко захватить и удерживать легковооруженными воздушно-десантными частями.

«Мне это представляется заманчивым, — сообщал Маршалл, — поскольку полное овладение воздушной вертикалью создает для немцев стратегическую угрозу, которая заставит их пересмотреть все планы обороны». Подобного рода атака подвергла бы непосредственной опасности все мосты через Сену, а также Париж, и послужила бы сигналом для начала действий французского Сопротивления. Маршалла смущала только мысль о том, что «ничего такого ранее не происходило».

Эйзенхауэр не любил вступать в разногласия с Маршаллом и почти никогда себе этого не позволял. Поэтому его ответ был длинным и сдержанным. Он сказал, что давно думает над тем, как опередить противника в оперативном плане. Стратегическое применение воздушно-десантных войск, безусловно, дает такую возможность. Однако в данном случае Маршалл не прав.

Во-первых, воздушные десантники необходимы на фланге побережья «Меч» и за немецкими оборонительными линиями на «Юте», чтобы обеспечить высадку пехоты. Во-вторых, и это самое важное, воздушно-десантные войска в глубине материка, лишенные мобильности и поддержки, не смогут долго продержаться и будут уничтожены. Немцы не раз доказали, что они не боятся «стратегической угрозы окружения». Вермахт, используя разветвленную сеть дорог в Западной Европе, в состоянии сосредоточить достаточную огневую мощь против изолированного гарнизона и ликвидировать его. Пример тому — Анцио. Десантная группа, оказавшаяся в тылу противника, отрезанная от снабжения, неадекватно вооруженная, без танков, грузовиков и орудий будет неминуемо разбита.