День «Д». 6 июня 1944 г. - Амброз Стивен. Страница 56

В сфере коммуникаций в Нормандии немцы обладали несомненным преимуществом. Американских парашютистов инструктировали: если у них не будет никаких других дел, то они по крайней мере могут заняться разрушением линий связи. За многие годы нацисты наладили надежную телефонную и кабельную сеть. Но с 1.00 6 июня она начала давать сбои. Десантники, действуя поодиночке или группами, гранатами подрывали телефонные столбы, перерезали ножами провода, изолируя немецкие подразделения, раскиданные по деревням.

Около 1.30 офицер по связи в штабе 6-го парашютного полка принял донесение, в котором сообщалось, что десантники противника высаживаются в окрестностях Сент-Мер-Эглиза. Полковник Хейдт попытался передать информацию генералу Марксу, но телефонная линия уже не работала.

Чаще всего провода перерезались по мере возможности или необходимости. Но были и особые, требовавшие специальной подготовки операции. Подполковник Роберт Уолвертон, командир 3-го батальона 506-го полка, получил задачу вывести из строя стратегически важные коммуникации между Карантаном и немецкими войсками на Котантене. Он поручил выполнить задание капитану Шеттлу из роты «И». Шеттл сказал, что ему необходимо знать точное местоположение. В конце мая разведка вывезла из Карантана в Англию участника Сопротивления, который показал, где закопаны линии связи, и люк, через который к ним можно подобраться.

Через полчаса после приземления Шеттл собрал 15 человек из своей роты. Они нашли люк, заложили в него взрывчатку и подорвали коммуникации. (Многие годы спустя офицер из германского 6-го парашютного полка сказал Шеттлу, что немцы были крайне поражены тем, как быстро американцам удалось уничтожить главный узел связи.)

Полковник Хейдт командовал 6-м парашютным полком. Он был профессиональным военным, прошедшим через бои в Польше, Франции, России, на Крите, в Северной Африке. Командный пост Хейдта располагался в Перье, батальоны рассредоточились до Карантана. В 0.30 он поднял своих людей по тревоге, но из-за противоречивости сообщений о высадке десантников по всему полуострову ему ничего не оставалось, как держать войска в боевой готовности. Полковнику нужно было срочно переговорить с генералом Марксом, а связь так и не работала.

Один из взводов Хейдта, расквартированный в деревне недалеко от Перье, устроил вечеринку. Рядовой Вольфганг Герицлеер рассказывает: «Вдруг вбегает рассыльный и кричит:

— Тревога! Тревога! Вражеские парашютисты!

Мы посмеялись и сказали ему, чтобы он так не волновался. Пригласили: посиди с нами и выпей кальвадоса. Но тут небо заполнилось самолетами. Это нас сразу отрезвило. Через минуту со всех сторон шли солдаты. Картина напоминала встревоженный пчелиный улей».

Собрать 3500 человек, служивших в 6-м парашютном полку, было непросто. Их расселили почти по всей округе. Для перевозки солдат имелись всего 70 грузовиков, большинство из которых выглядели как музейные экспонаты, а не как действующие транспортные средства. Причем 50 машин были совершенно разных моделей, поэтому их было невозможно обеспечить запасными частями. Элитным частям Хейдта предстояло идти в бой пешком. И без особо тяжелых вооружений, только с оружием, которое можно унести на руках. Когда полковник запросил в генеральном штабе тяжелые минометы и противотанковые орудия, ему с усмешкой сказали:

— Что вы, Хейдт, десантнику достаточно одного ножа.

Тем не менее немецкие парашютисты-десантники чувствовали себя уверенно. «Честно сказать, мы не испытывали страха, — вспоминает Герицлеер. — Мы были убеждены в том, что все утрясется за несколько часов, поэтому никто из нас не взял с собой ничего из личных вещей. Только оружие, боеприпасы и немного еды».

На востоке, где высаживались британские и канадские десантники, немцы тоже вели себя нерешительно, но не столько из-за действий союзников, сколько вследствие неразберихи в собственном командовании. Роммель полагался на 125-й полк Ганса фон Люка 21-й бронетанковой дивизии, который, по его мнению, мог ответить контрнаступлением на любое вторжение в районе реки и канала Орн. В 1.30 Люк получил первые донесения о парашютистах. Он незамедлительно поднял по тревоге полк, и через час экипажи стояли возле своих танков и бронемашин с заведенными моторами.

Люк давно ждал этого момента, знал, в каком направлении двигаться — к мосту через канал Орн, задачу — отбить его у майора Говарда, проработал альтернативные варианты действий. Но полковник не имел права дать команду. Танками распоряжался Гитлер, а фюрер в это время спал. Спал и Рундштедт. Генерал Долльманн находился в Ренне, а генерал Фехтингер — в Париже. Штаб 7-й армии не мог понять, что происходит.

В 2.40 исполняющий обязанности командующего группой армий «Запад» (Рундштедта) заявил:

— Противник развернул операцию, не имеющую принципиального значения.

Начальник штаба ответил:

— Ничего не может быть более серьезного, чем это наступление.

Его мнение осталось незамеченным. Люк не сомневался в серьезности намерений союзников. Спустя 40 лет в интервью он говорил: «Я считал, что необходимо контратаковать до того, как британцы закрепятся в обороне, до того, как их воздушные десанты высадятся, а военно-морские силы доставят на берег пехоту. Мы знали местность и могли без особых проблем прорваться к мостам». Если бы полковник Люк осуществил свой замысел, то майору Говарду пришлось бы туго. В его роте имелись лишь несколько ручных противотанковых гранатометов «Пиат». Но полковник не мог принимать решения по собственной инициативе. Поэтому он бездействовал — офицер высокого ранга в дивизии, которая, по расчетам Роммеля, должна была сбросить союзнические войска обратно в море, если они вторгнутся в районе Кана. Люк знал, что делать, но его парализовала запутанность в руководстве Третьего рейха.

С 3.00 началась переброска подкреплений десантникам. На левом фланге 69 планеров доставили полк и командующего 6-й воздушно-десантной дивизией генерал-майора Ричарда Гейла. Они сели на поля около Ранвиля, уже очищенные от противника парашютистами, которые высадились двумя часами раньше. Прибыли также джипы и противотанковые орудия.

На правом фланге 52 американских планера спикировали на Йесвиль в 6 км от Сент-Мер-Эглиза. С ними летели войска, джипы, противотанковые орудия и небольшой бульдозер. Бригадный генерал Дон Пратт, помощник командующего 101-й дивизией, находился в ведущем планере. Лейтенант Роберт Батлер пилотировал второй планер. Когда эскадрильи уже приближались к зоне приземления, по ним открыли огонь немецкие зенитки. Буксирные «Дакоты» вынуждены были набирать высоту. Тогда Батлеру и другим пилотам пришлось отделиться от трехсотметровых нейлоновых буксирных тросов и попытаться, петляя в воздухе, осуществить посадку. Немцы посбивали почти все самолеты и планеры.

Для тех же, кто проскочил зенитный обстрел, настоящей проблемой стали нормандские живые изгороди. Поля, которые они окружали, оказались слишком малы для безопасного приземления, а кустарники — намного выше, чем предполагалось. (Недооценка живых изгородей — серьезное упущение союзнической разведки. Вот что говорит по этому поводу сержант Зейн Шлеммер из 82-й дивизии: «Нас никто не информировfk об истинных размерах французских зеленых посадок. Нам, конечно, сказали, что мы будем в стране живых изгородей, но мы думали, что они такие же, как в Англии, вроде небольших заборов, которые легко перепрыгивают охотники за лисами».) В Нормандии посадки достигают высоты 2 м и почти непроходимы. Дороги между ними, как правило, углублены, что предоставляло немцам, по сути, готовые траншеи. Почему разведка упустила из виду такой важный для ведения боевых действий фактор, остается загадкой.

Если пилот держался поближе к земле, то, когда перед его глазами неожиданно возникала гуща кустарников, он старался подняться над ней, терял скорость, падал, и планер разбивался. Если же летчик шел выше, то не успевал сесть на ограниченном пространстве и либо проскакивал дальше, либо врезался в изгородь на другой стороне поля. В любом случае «планирование» заканчивалось трагически. По словам сержанта Джеймса Элмо Джонса, наводчика из 82-й дивизии, обозначавшего посадочные площадки для планеров, он не мог представить себе такой бойни. «Это самое жуткое, что я испытал во время войны», — говорит он.