День «Д». 6 июня 1944 г. - Амброз Стивен. Страница 68

Десантные суда то взмывали вверх, то низвергались вниз и зарывались в волны. Колбасный фарш, яичница и ром, поглощенные за завтраком, выплеснулись на палубы. Под ногами стало совсем скользко. На ДССК Роналда Сиборна, рассказывает матрос, «бригадный генерал величественно восседал в джипе, а мы пытались укрыться от морских волн, накатывавших на нас через планшири». Солдат тошнило, и их рвоту ветер отбрасывал на джип и на генерала: «Он заорал, чтобы все, кого укачало, перешли на другую сторону, и через какие-то секунды на левом борту собралась целая толпа позеленевших от морской болезни людей».

ДССК продолжал кружить, и ветер снова метнул в генерала и его джип очередную порцию солдатской рвоты: «К счастью, он уже был занят чисткой собственной персоны и своего автомобиля и не обращал на нас никакого внимания».

Лейтенант Джон Рикер командовал головным десантным судном управления в секторе «Тэр Грин» на участке побережья «Юта». Лейтенант Говард Вандер Бик вел ДСУ 60, следовавшее за кормой ДСУ 1176 Рикера. Оба наводящих катера вместе с кораблями, на борту которых находились взрывники-подводники, шли впереди кильватерного строя. Вандер Бик вспоминает: «Мы ощущали себя брошенными, беззащитными, хотя и знали, что нас готовы поддержать сотни орудий на американских линкорах, крейсерах и эсминцах. На взморье батареи вермахта ждали первых проблесков рассвета, чтобы открыть огонь по нашим судам».

Ночь была холодной, как и вода, хлеставшая в лица солдат и матросов, плывших к берегам Нормандии. Но они обливались потом, испытывая тревогу, страх и нервное напряжение. Гул десантных судов заглушили первые эскадрильи бомбардировщиков. В море же все 10 протраленных от мин коридоров вплотную заполнили боевые корабли. Замерли у своих 5—, 10—, 12— и 14-дюймовых орудий артиллерийские расчеты.

Вскоре после 5.20 на востоке засветилось небо. Бомбардировщики начали сбрасывать свой смертоносный груз, а немецкие зенитки — их обстреливать. Однако в транспортной зоне обстановка оставалась удивительно спокойной. Батареи вермахта молчали. Союзнические корабли не должны были открывать огонь до 5.50 (час «Ч» минус 40 минут), исключая, конечно, нанесение в случае необходимости ответных ударов.

На американском эсминце «Маккук» у побережья «Омаха» лейтенант Джерри Клэнси недоумевал, почему немецкие батареи бездействуют. Он сказал об этом репортеру Мартину Соммерсу, стоявшему рядом. «Никто из нас не мог понять странное поведение гитлеровцев, — написал потом журналист. — Нам всем хотелось, чтобы они начали стрелять по флоту. Тогда мы могли бы ответить. Это было бы лучше, чем томительное ожидание». Когда налеты бомбардировщиков усилились, по кораблю пронесся «восхищенный возглас: у-у-ух!». По берегу прокатилась «волна громовых взрывов, над ними засверкали всполохи зениток, снова то тут, то там гейзеры пламени… Разрывы следовали один за другим, так что береговая полоса превратилась в сплошную огненную стену».

Соммерс и Клэнси пытались разговаривать, но не могли разобрать ни одного слова. «Это, пожалуй, был самый долгий час в моей жизни», — отметил лейтенант.

В 5.35 немецкие батареи открыли огонь по кораблям союзников. Лейтенант Олсен на «Неваде» у побережья «Юта» наблюдал, как вокруг рвутся снаряды. Ему подумалось, что «все германские пушки во Франции нацелились на его линкор». «Позже мы узнали, — вспоминает Олсен, — что немцы выпустили по нашему кораблю 27 снарядов, но ни разу не попали». Для лейтенанта «прошла целая вечность, прежде чем наше главное 14-дюймовое орудие повело ответную стрельбу».

Когда заработала артиллерия линкоров, казалось, что сам Зевс обрушил гром и молнии на Нормандию. Волнующее и незабываемое ощущение возникло у всех, кто слышал эту грандиозную канонаду, видел, как извергаются из пушечных жерл языки пламени, как содрогаются мощные корпуса кораблей. Огромные силуэты снарядов, пролетавших над ботами Хиггинса и другими судами, произвели большое впечатление на десантников. Матрос Джеймс О'Нил, находившийся на борту ДСП у побережья «Юнона», рассказывает: «После каждого залпа линкоры отбрасывало в сторону, что создавало довольно высокие волны, которые докатывались до нас и поднимали на гребни наши катера».

Корреспондент газеты «Балтимор сан» Холдбрук Брэдли вместе с танкистами на ДКТ направлялся к «Омахе». Спустя шесть лет он писал о войне в Корее, а через 25 лет — во Вьетнаме. «В общем-то я привык к грохоту сражений, — говорит в интервью журналист. — Но это [48] было что-то невероятное. Мне потом никогда не доводилось видеть и слышать ничего подобного. Все мы понимали, что яштяемся участниками выдающегося, наивысшего исторического свершения в нашей жизни».

Для Брэдли первый залп корабельных орудий прозвучал как единый «дьявольской силы взрыв».

На «Бейфилде» начальник склада лейтенант Сайрус Эйдлетт выскочил на палубу, чтобы осмотреться. Он записал в дневнике: «Надо мной словно полыхали тысячи фейерверков, наподобие тех, что устраиваются 4 Июля. Небеса разверзлись, и миллионы звезд сыпались на землю, выстреливая во всех направлениях ослепительные молнии. Трудно представить себе ту сконцентрированную огневую мощь, которую наши авиация и корабельная артиллерия обрушили на так называемые „неприступные“ береговые фортификации, создававшиеся „герром Шикльгрубером“ [49] и его людьми с таким невероятным упорством. Ввысь взлетали столбы дыма и пламени. Взрывы даже на расстоянии вызывали дрожь в ногах. Корабль содрогался и вибрировал, будто живое существо».

Кто-то прокричал в ухо Эйдлетту:

— Клянусь, что сейчас на нашем корабле немало испачканных штанов!

Еще больше их было в немецких казематах на побережье.

Воздушные десантники наблюдали за бомбардировкой и артобстрелом в тылу противника. Снаряды рвались между ними и береговой линией, некоторые пролетали над головой. Джон Говард, занявший позиции у моста Пегас, так описывает увиденную им картину: «Надвигавшийся огневой вал был колоссальным. Мы физически чувствовали, как под ногами сотрясается земля. Огонь переместился дальше в глубь материка, то есть ближе к нам. Взрывы ошеломляли: нам, пехотинцам, никогда прежде не приходилось испытать на себе обстрел корабельных орудий. Чудовищных размеров снаряды летели так низко, что мы инстинктивно пригибались, даже находясь в укрытии. Мой перепуганный радист потерял дар речи и вдруг промолвил:

— Чтоб мне провалиться, сэр, это же настоящие джипы».

Во Вьервиле, маленькой деревушке, притулившейся на вершине скалы на западной оконечности «Омахи», артобстрел разбудил жителей. Французы сохраняли невозмутимое спокойствие. Пьер и Жаклин Пипрель поспешили в дом месье Клеман Мари, зная, что у него, несмотря на запрет немцев, имелся бинокль. «Из чердачного окна, — рассказывает в своих мемуарах Пьер, — мы по очереди всматривались в даль, где у нас на глазах нарастала устрашающая армада. Море скрылось, и перед нами мелькали лишь корабли».

Потом громыхнул залп. Снаряды падали по всей деревне. Через минуту в окнах не осталось стекол. Один снаряд разорвался наверху, в спальне, и «все свалилось на пол в столовой на нижнем этаже». Другой пронесся сквозь дом, влетев в переднее и вылетев в противоположное окно. Третий взорвался в пекарне, убив няню и ребенка, которого она держала на руках.

Стрельба велась из всех орудий союзнического флота. Американский эсминец «Гардинг», которым командовал капитан третьего ранга Джордж Дж. Палмер, в 5.37 открыл огонь по побережью «Омаха». Его целью была батарея, расположенная к востоку от Порт-ан-Бессена на расстоянии 4800 м от него. Эсминец выпустил 44 снаряда калибром 5 дюймов по германским пушкам и временно их нейтрализовал. А немцы промахнулись и лишь подняли гейзеры воды вокруг американского корабля. Самый ближний взметнулся в 75 м от борта.

В 5.47 «Гардинг» перенес огонь на три ДОСа у выезда Колевиль в 3000 м от эсминца. Он успел сделать около 100 выстрелов, прежде чем цель заволокло густым дымом. Уже весь берег окутался тучами из дыма, песка, осколков и обломков разбитых конструкций. Палмер не видел ориентиры на местности и перешел на наведение с помощью радара.