Белая горячка. Delirium Tremens - Липскеров Михаил Федорович. Страница 38

И они (Бог и Мэн), прикрыв глаза от вечной усталости и наслаждения, самозабвенно тянули:

– Элохим, о Элохим…

Под лестницей туда-сюда шлялись бедуины, иудеи, другой народ Израилев и иностранные туристы. Нет-нет да в толпе мелькали латы римского легионера, копьем прокладывающего себе дорогу из борделя в казарму. Периодически в толпе вдруг столбом замирали фарисеи и возносили молитву Ему, а потом также внезапно мчались по своим фарисейским делам.

Словом, волоклась обычная размеренная иудейская жизнь, взбалмошная и неупорядоченная, как и во всяком южном городе.

2 И тут у подножья лестницы образовалась какая-то муть, из которой через несколько секунд сформировалась пара голых человеков, лежащих в непотребных позах. И проходящий народ смеялся над ними. И не нашлось ни одного Сима, чтобы прикрыть их залитую блевотиной наготу. Что-то смутно знакомое почудилось Мэну в их телах, точнее в лицах, потому что таких тел он никогда в своих жизнях не видел.

– Кто это? – осторожно спросил Мэн у Господа.

– Ученики твои, – ответил ему Господь.

«Ни хрена себе, ученички», – про себя подумал Мэн, а вслух спросил:

– А других более приличных учеников у тебя нет?

– Не зазнавайся, Мэн. Они, как и ты, сотворены по образу и подобию моему. – И на какую-то секунду лицо Господа превратилось в бессмысленную рожу с засохшей в уголке рта блевотиной. – Каждый человек – это я, – продолжал Он в своем обычном обличьи несколько выспренне. – Мал человек, и Я – мал. Громаден ростом, и Я – громаден. Я – сильный, Я – слабый. Я – здоровый, Я – больной. Я – даун, Я – мудрец. Я – Роден, Я – Спиноза, Я – Гитлер, Я – герцог Кумберленд и я – бомж с Курского вокзала. Я – все. И каждый человек – одно из моих лиц. Поэтому рисуйте Человека красками, режьте его по дереву, высекайте из камня, и вы получите одно из моих лиц. И доколе будет жить Человек, доколе он будет рождаться, не исчерпается многообразие Божье. И с каждым человеком будут прирастать могущество и сила мои. Ибо, как я сотворил Человека по образу и подобию Моему, так и Человек своим рождением ежемоментно творит Меня по образу и подобию своему. И в этом могущество и сила Человека, переданные Мною Человеку через Духа Святого. Так что, Мэн, спускайся с лестницы и прими своих первых учеников. Со всем почтением отнесись к двум частицам моего творения, утешь, успокой и приведи в порядок. К тому же тот, что поменьше, уже обоссался…

– И что я буду делать с этим обоссанным образом и подобием твоим? – медлил Мэн спускаться с лестницы, на которой он уже прижился и чувствовал себя хорошо.

– Судя по тебе, Мэн, Я – ленив и туп, – с сарказмом заметил Господь. – Я же тебе сказал, спускайся, приведи в порядок, утешь, успокой.

– А потом? – по-прежнему тянул кота за яйца Мэн.

– Потом, – терпеливо отвечал Господь, – учи их, неси в них слово Божье. А через них и дальше, в народ израилев. И в другие народы.

– Я знаю это слово Божье?..

– Со временем оно само придет к тебе. От меня.

И Господь пинком скинул Мэна с лестницы.

3 Мэн мягко приземлился рядом с навязанными ему Господом учениками и к вящему своему удивлению узнал в них своих былых соратников по прежней жизни: Жука и второго, известного в своих и Мэна краях как Каменный Папа. Впрочем, Мэн уже не был уверен, какие края ему родные – Москва конца двадцатого века или Израиль неизвестно каких времен. Но коль скоро Жук и Каменный Папа тут, у подножья лестницы в городе Вефиль, привычно заблеванные, хоть и голые, то стало быть и он, Мэн, здесь на своем месте. И стало быть, он, Мэн, обрел здесь, на земле Израилевой, своих первых учеников. Причем, должны заметить, сделал это не сам, а по наущению Господа. Которому Мэн уже почти полностью доверял. А собственно говоря, кому еще и доверять в этих мирах, как не Господу? Мэн по очереди оттащил своих первообретенных учеников на берег ручья и бережно отмыл их тела от московской грязи и московской же блевотины. Потом он пошел на базар и на неизвестно как оказавшиеся в его кармане два сикля серебра купил две хламиды. Когда он вернулся к ручью, ученики начали просыпаться, ресницы их тяжело прикрывали кроваво-мутные глаза, шершавые языки с трудом облизывали сухие потрескавшиеся губы. Из локтевых вен торчали иглы с обрывками шлангов от капельниц. Они чувствовали близость воды, которая могла бы утолить жажду, на несколько минут освежить язык, губы и горящие трубы. Но сил добраться до ручья у них не было. Не было и все. Знающие люди это знают. А Мэн был ох как знающим. Он по очереди подтащил Жука и Каменного Папу к ручью. Там он также по очереди сунул их опухшие морды-лица в ручей и велел хлебать. А сам сел на бережок, нацелившись на долгий водопой. Но к его удивлению хлебавшие оторвались от воды через несколько секунд с вмиг прояснившимися взглядами.

– «Смирновская», – прошептал Жук.

– Португальский портвейн! – горячо не согласился с ним Каменный Папа.

Мэн смотрел на них, как на идиотов, а впрочем, он и в прежней жизни так на них смотрел. Потому что умом они не отличались. То есть он был, но немного. А ученики уже самостоятельно припали к ручью. На сей раз Жук отлакировался темным английским пивом «Монах», а верный себе Каменный Папа снова хватанул португальского портвейна. Потом они дружно упали перед Мэном на колени и в один голос заорали:

– Мэн! …твою мать! Опохмелил!..

Озадаченный Мэн осторожно хлебнул из ручья. В нем тек чистой воды «Абсолют». Мэн поднял глаза к небу. Оттуда раздался тихий смешок. Так, при помощи Господа, Мэн совершил свое первое чудо. Превратил воду обычного еврейского ручья в различные интернациональные алкогольные напитки.

4 Упал он на колени и возблагодарил Господа за исцеление своих сотоварищей, а ныне учеников. Глядя на него, упали на колени Жук и Каменный Папа. Впрочем, они упали бы и не глядя на Мэна. «Смирновская» водка, португальский портвейн в сочетании с английским черным пивом «Монарх» в неумеренных количествах непременно оказывают падающее действие.

– Возблагодарите Господа, суки, – приказал Мэн ученикам с колен.

Те неуверенно переглянулись.

– Вы что, гады, в Бога не верите? – также сурово вопросил Мэн.

– Как тебе сказать… – протянул Жук, – я знаю, что он есть. Но не верю, – парадоксально произнес он, поскольку в нетрезвом состоянии был способен на самые невозможные умозаключения.

– А ты? – повернулся Мэн к Каменному Папе.

Тот, не желая лгать, опустил глаза.

– А может, на местном винзаводе трубу прорвало… – в сторону пробормотал он.

И тогда Мэн, перехихикнувшись с Богом, совершил второе чудо. Ученики мигом протрезвели, а винище в ручье снова стало водою. Снова зашелестели пересохшие языки, снова помутнели взгляды, снова ослабли члены. Снова Жук и Каменный Папа рухнули на подкосившиеся ноги.

– Верую в тебя, Господи, – из последних слов и меркантильных соображений прошептали они, и тогда Мэн совершил третье чудо. Он провел рукой над телами бывших атеистов, и похмелье мигом исчезло. И это было самое чудесное чудо Мэна из первых трех, совершенных им при помощи Господа. Ибо в реальной жизни похмелье без похмелки не проходит НИКОГДА!

Жук и Каменный Папа умылись из ручья чистейшей водой, накинули купленные Мэном хламиды и склонились перед ним.

– Веди нас, Мэн, – смиренно попросил Жук.

– Называйте меня «равви», – вспомнил Мэн обрывок из Евангелия.

– Это по-жидовски, что ли? – осведомился Каменный Папа.

– По-ивритски, – строго поправил Мэн. – Учитель, значит.

– Ты не обижайся, Мэн, – попытался исправить неловкость друга Жук, – мы тебя за жида никогда не считали.

– Мы даже жалели, что ты – еврей, – еще более горячо оправдался Каменный Папа. – Так что веди нас, равви, открой нам глаза, просвети наш разум. Веди нас по пути, указанному Господом.

И Каменный Папа, утомленный, замолчал, еще ниже склонив голову. А Жук в порыве религиозного рвения вообще шарахнулся лбом о землю.

– Господь, – назидательно сказал Мэн, – указывает только начало пути, а пройти его нужно самим. Каждому. Самому. От указанного начала до собственного конца… Истинно ли я говорю, Господи? – поднял он глаза к небу.