Месть «Синдиката» (ЛП) - Николь Натали. Страница 9

Константин поднимает свой бокал, и мы все следуем его примеру. Мы делаем по глотку, после чего на мгновение воцаряется неловкая тишина. Но ненадолго.

— Я хочу знать все.

* * *

Прошел час, и мы рассказали им все, что смогли накопать о прошлом Бетани. Джованни, к счастью, засунул папку с ее данными за пояс себе за спину, что сэкономило нам кучу времени. Он изложил основные сведения и предупредил, что им не понравится то, что они увидят, но его проигнорировали. Оба русских разбили несколько стаканов, потом воскликнули «к черту» и сделали глоток из бутылки, их эмоции зашкаливали. Нас усиленно допросили о наших отношениях с Бетани, и хотя видно, что русские не в восторге, но пока что терпят нас только потому, что мы дали им больше информации, чем они смогли собрать за многие годы.

Константин, наконец-то, закончил рассказывать историю ее исчезновения. Услышанное вывело меня из себя и заставило метнуть стакан через всю комнату. Ее мать инсценировала их смерть. Копы нашли разорванную одежду, которая соответствовала вещам Бетани и ее матери, случайные локоны волос и капли крови у реки. Полицейские прочесали окрестности и реку, но ничего не обнаружили. В Нью-Йорке той зимой было редкое индийское лето, вода стояла высоко, а потом температура снова упала до минусовой. Поиски шли несколько месяцев, но, в конце концов, полицейские сказали, что мать с дочерью, скорее всего, мертвы, и объявили дело закрытым. Предположения выдвигались самые разные: от неправильного места и времени до конкурирующей команды, которая воспользовалась этим и отправила братву Костова в пучину беспорядков.

Мы еще даже не добрались до темы, где сейчас находится Бетани и почему мы именно здесь. Атмосфера постепенно накаляется, а мое настроение окончательно портится под действием остаточного адреналина после драки и водки. Константин не из тех, кто ни черта не замечает, и мгновенно улавливает мою резкую перемену в настроении.

— Тебя что-то беспокоит. Выкладывай.

Я вздыхаю, думая, как сформулировать вопрос.

— Ты еще не спросил, где твоя сестра, и мне интересно почему.

Он кивает.

— Да. Мне очень интересно, где она и почему вместо нее здесь вы трое. У меня есть несколько мыслей, но я бы предпочел услышать их от тебя.

— Могу я сначала задать вопрос?

— Имеет ли он отношение к тому, что я хочу знать?

Я пожимаю плечами.

— Не уверен. Хотя шанс велик.

Он размышляет, а после взмахивает рукой.

— Я разрешаю. До сих пор вы трое честно отвечали на мои вопросы, так что давай.

Черт. Подумал, что он скажет мне отвалить и ответить на его вопрос первым. Черт.

— Э-э… Откуда ты знаешь, кто мы такие? Вы, ребята, ведете дела с нашими отцами? И где твой отец?

Его манера поведения мгновенно меняется, и Константин снова становится жестким русским криминальным боссом. Исчезло более расслабленное отношение, вернулось каменное выражение лица с огнем в глазах. Черт возьми меня и мой чертовски длинный язык. Ну что ж, могу взять лопату и начать копать.

— Ты реально не знаешь, да?

Я вскидываю бровь, бросая взгляд на парней. На наших лицах застыли похожие выражения, когда мы переглядываемся.

— Чего мы не знаем? — спрашивает Синклер.

Алексей невнятно бормочет по-русски, и я заметил, что их акцент появляется по мере того, как они пьют. Джованни поворачивается ко мне.

— Мужик, я чертовски жалею, что не взял у Tesoro уроки русского.

Глаза братьев расширяются от шока.

— Она все еще говорит по-русски? — спрашивает ее близнец.

— Да. Чертовски бегло. — Синклер усмехается. — Она ругала меня по-русски больше раз, чем я готов признать. Предложила научить и нас всех.

Константин не отрывает от нас взгляда.

— Есть какая-то особая причина, по которой она выбрала родной язык?

Я пожимаю плечами и смотрю на ребят.

— Без понятия. Никогда не спрашивал. А вы, ребята?

Синклер качает головой.

— Хотел, особенно после того, как она обматерила меня, как сапожник, но тут случилась другая… деятельность. — Он заметно морщится и глядит в сторону братьев. — Простите. Я не из тех, кто извиняется за свои поступки, но да. Не хотел поднимать эту тему.

Хотя они не выглядят счастливыми, но отмахиваются от него. Спасибо водке.

Джованни, наконец-то, открывает рот:

— Ну. Я спросил ее. Ей было интересно выучить итальянский, так как моя семья оттуда, поэтому спросил, почему она выбрала русский. Единственная реальная причина — язык показался ей успокаивающим, и ей нравится история. Она также сказала, что он дается ей легче. Она пыталась учить испанский в Лос-Анджелесе и справлялась, но он не прижился. Когда у нее появилась возможность выбрать дополнительные занятия, она выбрала русский. А когда начала его учить, сказала, что ей все понятно. — Он смеется. — Я был ошарашен этим. Когда заглянул в один из ее учебников, то почувствовал себя самым большим идиотом.

— Теперь все понятно. Отец говорил с нами в основном по-русски. Она очень хорошо говорила для трех лет.

При упоминании об отце в воздухе повисает тишина. Константин встает и подходит к стене, где стоит книжный шкаф, достает фотографию в рамке.

Он возвращается и передает ее нам.

Это фотография Виктора Костова с Константином, Алексеем и Бетани. Если взглянуть на нее, то даже в моем пограничном пьяном состоянии семейное сходство просто поражает.

— Эта фотография была сделана на их третий день рождения, за четыре недели до того, как Наташа и их мать пропали без вести. — Он делает глоток из бутылки, прежде чем опереться локтями на колени, а подбородком на сцепленные руки. — Вы спрашиваете, откуда я так хорошо знаю ваши семьи, да?

Мы все киваем.

— Мой отец был членом вашего драгоценного «Синдиката трезубца» и хорошим другом ваших отцов.

Какого хрена?

Глава 8

Синклер

У меня просто голова идет кругом от их признания.

— Что вы имеете в виду? Ваш отец был членом «Синдиката»?

Константин смотрит в мою сторону.

— Да. — Он оглядывается на Алексея и кивает.

Алексей достает из кармана что-то и бросает мне. Я ловлю предмет, и у меня отвисает челюсть, когда понимаю, что это.

Святое. Дерьмо.

Это кольцо с эмблемой «Синдиката «Трезубец». Когда кручу его в руке, знакомая гравировка и маркировка рассекает мою душу пополам. Когда поворачиваю кольцо, вижу надпись на нем. «Ante Infeditatis Mortem» и имя «Viktor Kostov» выгравированы знакомым шрифтом, который совпадает с моим. Закрыв глаза, передаю его Джованни. Я не решаюсь открыть глаза. Такой сценарий я даже не рассматривал.

Я провожу руками по лицу, когда Деклан начинает ругаться, и, наконец, открываю глаза, чтобы встретиться с пылающим взглядом, так похожим на взгляд моего котенка. Не могу сказать, что скрывается за их изучающими взглядами, только представить, что ответы мне не понравятся.

— Костовы были членами «Синдиката «Трезубец» с момента его основания, поколение за поколением, все так же, как и у вас троих. Наш отец был последним Костовым, прошедшим инициацию. Возможно, единственная причина, по которой я и Алексей не мертвы, в том, что мы были детьми, и ваши отцы не думали, что мы что-то знаем. — Он смеется. — Или были слишком заняты разборками после того, как отец развалил эту драгоценную гребаную торговлю, в которой они так отчаянно хотели участвовать, что забыли о нас… Ну, за вычетом того, что у них хватило времени убить нашего отца и замести свои никчемные гребаные следы.

У меня нет слов. Впервые в моей гребаной жизни я ошеломленно молчу. Никаких реплик. Никаких контролирующих мыслей. Абсолютно. Полное. Молчание.

И я не единственный. Очевидно, Джи и Дек оба смотрят на них. С округлившимися от удивления глазами, с открытым ртом. Если бы находился в состоянии, отличном от ошеломляющего шока, я бы, наверное, посмеялся над бокалом, который выскользнул из руки Джи и грохнулся на пол.