Те, кого нельзя называть (СИ) - Булавин Иван. Страница 3

— Войти можно? — спросил стоявший впереди Коростин.

Оглядев нас, паренёк растерялся, но тут же пропал из виду, при этом половина ворот почти сразу начинала открываться.

— Батя!!! — крикнул он куда-то вглубь деревни.

Оказавшись внутри, мы на некоторое время задержались у ворот, не понимая, куда следует идти. Но положение спас солидный мужик лет пятидесяти, невысокий, но крепкий, с солидным животом и седой бородой до середины груди. Он появился перед нами внезапно и сразу же начал говорить:

— Здравствуйте, гости дорогие, не ждал вас так рано. Проходите, вон туда, там постоялый двор, и заночевать можно, и перекусить. Вы, вижу, устали с дороги, вот и отдохнете.

Сопротивляться мы не стали, дали отвести себя большую избу, которая занимала площадь трёх обычных домов. Значит, часто тут гости останавливаются, раз такое помещение потребовалось.

— Надежда! — позвал староста, а потом, когда из-под стойки показалась худощавая женщина лет сорока с добрым лицом, продолжил: — тут гости из Крепости, устроить нужно и накормить. Отправь Митьку, чтобы баню готовил.

Вещи и оружие мы сложили в номере наверху, который закрывался на ключ. У себя оставили только пистолеты, которые в глаза не бросались. Нас усадили за большой стол из бруса, а хозяйка уже начала расставлять угощение.

— А я вас завтра ждал, ну, или послезавтра, — сообщил сидевший рядом староста. — Отписал третьего дня, а вот, гляжу, вы уже тут.

— Простите, вас как зовут? — спросил Башкин, желая положить конец недоразумению.

— Чуркин я, Борис Иванович звать.

— Борис Иванович, — учёный пододвинул к себе глубокую миску со щами. — Видимо, недоразумение произошло, вы нас перепутали с кем-то.

— То есть, как это перепутал? — удивился Чуркин. — Позавчера сын мой вернулся, сказал, что письмо в Крепость отправил. Я писал, чтобы Ведьмака прислали. Три дня прошло — и вот вы пришли.

— А ведьмак зачем? — спросил я, видимо, единственный, кто был знаком с творчеством польского писателя. — Тварь завелась?

— Если бы просто тварь, — недовольным голосом сказал староста. — Там такое… на пристани, весь сезон испортит. Мужики работать боятся.

— А вы в какую Крепость писали? — спросил Башкин, стараясь вызнать побольше, не раскрывая нашего происхождения.

— Известно, в какую, в Московскую, куда же ещё? Не в Уральскую же, далеко туда писать, и связь не всегда есть.

— А сами мы вовсе из Сибирской, — сообщил учёный, я испугался, что Сибирской крепости в стране нет, но староста и ухом не повёл. — Проездом тут, сами в Московскую направляемся.

— Ах, вон оно что, — староста разочарованно поскрёб бороду. — С тварью, стало быть, не поможете?

— Так вы расскажите про тварь, отчего не помочь хорошим людям, — предложил я. — Где, какая, сколько?

— Вот и хорошо, — Борис Иванович несколько оживился, и то сказать, вместо одного ведьмака (видимо, здесь так именуют охотника на монстров, пошло из старинной книги, а теперь уже никто и корней не вспомнит) прибыли шесть вооружённых до зубов воинов. И пусть один из них — девка, а второй старше его самого, но остальные-то четверо явно бойцы отменные. — Ситуация, значит, следующая: километров двадцать отсюда, на берегу Большой стоит пристань. Там городок раньше был, кое-что осталось, вот и обустроились там наши мужики. Сразу и товары по реке гоняем и рыбу ловим. Улов там завсегда хороший, можно всю деревню одной рыбой кормить.

— А тварь где? — напомнил Винокур, поскольку староста замолчал.

— А сейчас, — он отхлебнул кваса из удачно поданной кружки, вытер усы и продолжил: — с неделю назад стали мутов замечать. Ну, тех, что неправильные. Правильных-то сейчас и не осталось почти, вон, Митька наш из таких, а как он помрёт, то и вовсе не останется.

То, что мутами он именовал мутантов, было понятно. Оставалось понять, в чём их правильность. Как раз в это время вернулся тот самый Митька, что отправлялся топить баню. Войдя в зал, он сообщил, что печь топится, а воды он ещё вчера принёс. Судя по голосу, это был молодой парень с чудовищными уродствами. Ростом он был с двенадцатилетнего ребёнка, худой, с каким-то изломанным телом. Правая рука длиннее левой, левая стопа завёрнута внутрь, спина горбатая, лицо покрыто какими-то незаживающими язвами, чтобы скрыть их, он завязывал платок на лице, оставляя открытыми только глаза. Чуркин, выслушав доклад, отправил его обратно.

— Многие их боятся, а мы привечаем. У Митьки и сестра была, в том году схоронили, чего их гнать, это не заразно, не виноваты они, что такими родились, разум-то у них человеческий.

— С Митькой понятно, — сказал я, отметив про себя, что правильные мутанты — это люди с уродствами, оставшиеся людьми, стало быть, неправильные — это сородичи убитого нами клыкастого примата. А ещё то, что Чуркин — мужик правильный, не расист. — Вы про мутантов хотели рассказать.

— Да, так вот, мутов у нас немного, не приживаются, не знаю, почему. Вот на севере их полно, где руины городов, там особенно. А тут редко появляются, один-два, стаями не ходят. У меня сыновья их гоняют, шестеро их у меня, младший дома, тот, что постарше, второй от конца, с книгами сидит, в Крепость его отправить хочу, а остальные четверо поля объезжают. Муты ведь всё жрут, они и урожай испортить могут, или на скотину напасть. Вот и объезжают угодья верхом с оружием. Но муты, если и появятся, бегут сразу, даже стрелять не нужно. Они хоть и звери, а мозгов много, соображают, что такое пуля.

Вообще-то, соображают далеко не все, тот, которого убили мы, как раз нисколько не боялся огнестрела.

— А пристань? — я всё пытался подтолкнуть Чуркина к сути дела.

— На пристани улов складывают. Часть там и солят, как соль получат. Само собой, запах там рыбный стоит. Вот на этот запах муты и пришли. Сначала думали, что их немного. Отогнать хотели. У мужиков там оружие было, две винтовки, дробовиков четыре штуки, да револьвер у бригадира. Да и самих восемнадцать человек, справились бы легко. Сперва получалось, а потом всё новые муты подходили. Вышло так, что стая там голов в полсотни. Но это полбеды, настоящая беда в том, что с ними умник есть.

— Умник? — едва не хором спросили мы.

— Ну, да, вожак ихний, вот такая башка, — он изобразил вокруг своей головы нечто, напоминающее арбуз. — Он ими верховодит, команды отдаёт. Потом одного рыбака загрызли насмерть, ещё трое вырваться смогли, после этого вся бригада кинулась бежать. Там рядом речка есть. Мелкая, приток Большой. Та вот, они на лодки попрыгали и на вёслах против течения бежали. Муты за ними по берегу бежали, воду-то они не любят, только здесь, ближе к деревне отстали. И ещё, — староста понизил голос, — мужики потом рассказали, что умник тот непростой. Они на обратном пути стреляли в мутов, да только муты при попадании исчезали и появлялись в другом месте. То умник всё, глаза отводил. Вот потому я и отписал в Крепость, мол, сами не справляемся, пришлите специалиста, заплатим, как полагается, только избавьте от напасти.

— Что же, думаю, мы вам поможем, — ответил за всех Башкин. — Только завтра с утра отправьте с нами человека, чтобы до места сопроводил.

— Вот и добро, — староста расцвёл. — Отправлю, конечно, вот, сын-то мой и пойдёт, он места хорошо знает, да и с крепостными поговорить завсегда рад.

— А он в Крепость собрался? — спросил Башкин с видом знатока.

— А как же, я специально его к работам не приставляю, года через два, может, три, отправится в Крепость, там принимают на службу молодых. Только экзамены трудные, но он у меня головастый, учебники я все купил, с утра до ночи читает, да в тетрадях пишет. Химия, физика, география, — всё, что знать положено. И спортом занимается, и стрелять учим, больше сотни патронов извели. В Крепости-то оружие другое, но меткость — она везде меткость. Думаю, возьмут его, а он, как устроится, тоже своих не забудет. Это большое подспорье, свой человек в Крепости.

— Знаете, что, — снова сказал Башкин, который умудрялся есть и одновременно вести вдумчивую беседу. — Мы вот сейчас поедим, дело к вечеру, потом баня, потом спать пойдём. А перед сном пришлите сына вашего, как его зовут?