Красноармеец - Поселягин Владимир. Страница 10

Под конец пробежался по двору – вроде все. Ещё раз пробежался, и нашёл-таки одного по храпу, доносившемуся из туалета. И ведь заперся изнутри, гад. Ножом подцепив крючок, я вошёл и дважды ударил – в грудь и горло. После этого у колодца вылил на себя ведро воды. Я ведь нагишом был: ещё не хватало кровью испачкать форму. Ополоснувшись, вытерся полотенцем, взятым в доме, потом оделся и надел немецкие сапожки. К слову, в доме обуви своего размера не нашёл, а снимать с бандитов… Да ну, найду ещё.

Вот так полностью собрался, каска на голове, подсумки, винтовка и сидор за спиной. Когда я подошёл и открыл створки сарая, на меня испуганно глядели три пары девичьих глаз.

– Свои.

– Мы знаем, – ответила одна, в форме командира-медика, старшего военфельдшера. Форма чуть порвана, на скуле синяк, но взгляд боевой. – Видели, как ты голым убивал этих нелюдей.

– А что голос не подали? А, боялись?

Судя по тому, как они смутились, так и есть. Фразу насчёт обнажёнки я пропустил, чай не дуры, должны понять, для чего это, поэтому перешёл сразу к делу:

– Ладно, тянуть не будем. Ваши подружки здорово мне помогли, отвлекли бандитов, так что я смог поработать. Вы, девушка, врач, так займитесь пострадавшими, они без сознания, но живы. А мне нужен тот, кто умеет запрягать коней. Я городской мальчик и этому не обучен.

Врач занялась пострадавшими девушками, ещё одна вызвалась ей помогать, а третья согласилась помочь мне с лошадьми. Мы запрягли двуконную пролётку, та была подрессоренная, с колёсами-дутиками – куда мягче повозки, да и скоростнее. Дивчина ловко управлялась, а я больше мешался, так что побежал в дом. Нашёл и выдал медикам простыни, осмотрел одежду хозяйки, отобрав платья для пострадавших.

Потом заглянул в погреб, на ледник, а там три крынки с простоквашей да две со сметаной. Прибрал их, нашёл место. Как? Да просто. Два ящика с гранатами у меня были, и эти ящики место занимают. Я все гранаты снарядил и вернул в хранилище, а ящики бросил. Хватило места ещё на одну глубокую тарелку квашеной капусты из бочки, она тут ох неплоха. Потом в два мешка я собрал припасы со стола, такие, что быстро не испортятся, прежде всего хлеб. Заодно и девчат накормил, хотя их мутило от увиденного.

Девчата также вооружились тем, что сняли с тел бандитов. У старшего военфельдшера уже ремень появился, кобура, ремешок через плечо, другие девчата с карабинами Мосина. Дом я заминировал, усилив гранату канистрой с керосином – надеюсь, её хватит для детонации. Ну а потом мы покинули подворье и покатили прочь. Я на козлах, помогавшая мне девушка – её звали Людой – рядом, остальные на двух мягких диванчиках. Изнасилованные девчата всё ещё были без сознания, мы занесли их в пролётку на руках.

Вот с выездом из города возникли проблемы, два патруля пришлось положить из «Вала». Документы их я собрал, после чего покинул городок и выехал на львовскую дорогу. А тут всё забито немцами, наши не так уж далеко отступили: пока я день пережидал в ячейке, канонаду слышал с утра до вечера. Впрочем, я об этом уже говорил.

Мы проехали километров двадцать, не раз видели немцев, но они на нас даже внимания не обращали. Видимо, дорожные полицаи только днём работают. Кони запалились, я часто ускорял их, и за остаток ночи мы смогли уйти подальше от города. Когда начало светать, свернули с дороги в глубокую балку. Люда принялась распрягать лошадей. Одна из изнасилованных очнулась, вторая пока нет. Я сказал девчатам, что посплю, мол, больше суток на ногах, пусть постерегут. Еда в мешках, оружие есть, а дальше – бочаг с водой, пить можно и лошадей поить.

Вот так и уснул. По факту, вырубило меня. Это было утро двадцать пятого июня.

Проснулся я от разговора; говорили негромко, но мне хватило. Сонная хмарь ещё держала меня, но сна уже ни в одном глазу – похоже, выспался. Спал я на траве, используя вместо подушки ладонь. Солнца не боялся, загорел уже до черноты, хотя тень неплохо было бы найти.

Судя по положению солнца, время перевалило далеко за полдень. Пошевелившись, я осторожно сел. А сев, обнаружил, что у нас прибавление. Восьмерых насчитал: капитан-пограничник, чей разговор со старшим военфельдшером меня и разбудил, четыре пограничника и три стрелка. Девчата кормили их едой из мешков и, судя по всему, те уже насытились, доедали последнее из того, что им дали. Обе пострадавшие девушки были в сознании, сидели на траве в тени пролётки.

Я тут же намотал портянки и натянул немецкие сапожки, застегнул ремень, пуговицу на воротнике гимнастёрки, согнал назад складки, натянул на голову пилотку и, встав, козырнул командиру.

– Боец, подойдите, – приказал тот.

Когда я, хромая, подбежал, он мельком глянул на мои сапоги (явно опознал) и велел:

– Представьтесь.

– Красноармеец Одинцов, первый взвод комендантской роты города Владимир-Волынский. Отстал от своих… третий раз. В городе харчей искал, увидел гулянку бандитов. Что там было… Дождался, когда перепьются, и уничтожил всех.

– Всех? И женщин тоже?

– Не видел разницы. Бандиты любого пола для меня бандиты.

– Документы.

Делая вид, что достаю из нагрудного кармана, я достал из хранилища свою красноармейскую книжку и протянул её капитану. Тот как бы между прочим спросил, как звать командира роты, по взводным прошёлся. По его вопросам я понял, что он знал их лично. Я ответил на все его вопросы, лишь с двумя затруднился, но это объяснимо: я ведь майского призыва, не всё знаю. Потом командир уточнил, как это я трижды терялся. Вот я и рассказал, как меня сначала забыли у казармы, потом под завалами в городе, а затем и в ячейке, пока я спал. Он подивился, конечно, но документы вернул.

Примерно через час командир отдал приказ выдвигаться, он брал нас с собой. У девчат забрали оружие и патроны: пограничники сами на боезапас бедны были, даже я выдал две обоймы по приказу капитана. В пролётку посадили раненого из пограничников, меня, чтобы не задерживал их со своим коленом, и обеих пострадавших. Остальные шли рядом.

Я предупредил, что идти днём опасно, но меня не стали слушать. Впрочем, шли мы по полям, в обход дорог и, на удивление, пройдя к вечеру километров десять, немцам на глаза практически не попались. Вот только один «мессер» нас по полю погонял. В итоге двое убитых и один ранен. Зато к нам вышли порядка сорока бойцов и командиров, тоже нагонявших своих. Меня с пролётки согнали: раненых много, а я хоть и медленно, но сам могу идти.

Ночью мы наконец вышли к своим. Передовая. Линия стрелковых ячеек сорок пятой стрелковой дивизии – полнопрофильных окопов за эти два дня я так ни разу и не увидел.

Меня сразу отправили к особистам: капитану я чем-то не понравился. А, понял, сапоги мои ему не понравились. Ну да, трофейные, я и не отрицал. Вот и начали работу со мной, параллельно проверяя и остальных.

У особистов я провёл около часа, а потом спасённые мной девчата налетели и меня отбили: бабий бунт, он такой – беспощадный и кровавый. Одного потрепали, но он вырвался и на яблоне сидел, её трясли, под смех штабных, стряхнуть особиста хотели. Да уж, ему теперь только переводиться, здесь шутками замучают. Остальные особисты, забаррикадировавшись, прятались в избе, через дверь уговаривая девчат успокоиться.

Впрочем, ничего у них против меня не было, так что мне вернули документы, в штабе полка выдали бумаги, чтобы мог добраться до своей дивизии, и отпустили. Других варягов, впрочем, тоже. Пока не было такой практики, чтоб ловить всех левых стрелков и приписывать их к своим частям, чтобы восполнить потери. До этого ещё не дошло. Мне пока повезло. Мне и винтовку вернули, моя, по номеру проверил.

Было утро двадцать шестого июня. Старшего военфельдшера отправляли к месту службы, пролётку – в медсанбат дивизии, а девчат, включая пострадавших, которых медики уже осмотрели и лечили, отправляли дальше в тыл, машина уже ждала. Я попрощался с девчатами и двинул было прочь. Где сейчас моя дивизия, мне сообщили, я знал, куда идти.