Красноармеец - Поселягин Владимир. Страница 6

Покосившись на парней, я незаметно для них достал из хранилища буханку и банку тушёнки, отделил от буханки половину и разрезал на три части. Вскрыв банку, щедро намазал на хлеб тушёнку, после чего слегка свистнул. Парни обернулись, и я махнул им рукой, подзывая.

– Вот, последние запасы.

Каждому по бутерброду и полная фляжка воды на троих. Бутерброд мигом провалился в желудок, но стало легче. Парни, довольные, отправились работать дальше, а я выглянул наружу и тут же прижался к стене: к окну подходил немец. Я тут же зашипел, привлекая внимание парней, и скрестил руки над головой – это у нас знак тревоги. Они мигом спрятались на лестничной площадке, которую как раз расчищали.

Немец был лет сорока, в каком-то звании, не рядовой точно, крепкий такой, явно ветеран, унтер или фельдфебель. Я только начал изучать по книжице их звания, до них пока не дошёл, но знал, что обычно у них при себе автоматы и пистолеты, а у этого как раз такое оружие и было.

Немец присел и опасливо заглянул в подвал. Потом стал светить фонариком по кипам кож, чанам, мешкам с краской. Мазнул по куче кирпичей, по лестничному пролёту, двинул было дальше, но вдруг резко вернулся, осветив аккуратную кучку битых кирпичей. М-да, косяк… Привыкли мы всё аккуратно делать. Понятно, что такую кучу могли собрать только специально и уже после разрушения здания. И немец это понял.

А я понял, что он понял, поэтому, резко показавшись в окне, мощным ударом винтовки насадил его на штык, он даже среагировать не успел. Остриё попало в глаз – случайно, я вообще в горло метил. Содрогнувшись, немец замер, а я, тронув его, убрал в хранилище. Вот ведь засада. Я тревожно ожидал, что вслед за этим немцем появятся другие, но, видимо, никто не отслеживал своего камрада, тревога так и не поднялась. Уф, повезло. Выждав минут пятнадцать, я махнул парням рукой: мол, можно продолжать. Они почти расчистили выход, скоро можно будет протиснуться.

Немцы снаружи иногда мелькали, метрах в трёхстах от нас остановился грузовик, и несколько солдат из кузова ушли в проулок. А потом я увидел, что повели колонну наших пленных. Я снова зашипел, и парни спрятались было, но, увидев, что я подзываю их, подхватили оружие, прислонённое к стене у лестничного пролёта, и подбежали. А увидев пленных, аж охнули.

– Это же наши, – прошептал Славка. – Вон парни из второго и из третьего взвода. О, а вон и наш командир.

Действительно, среди пленных мелькали и командиры, они заметно отличались формой от простых бойцов, так что распознать их было несложно. Я приметил парней из нашей роты, полтора десятка их точно было. Наш взводный брёл раненый: рука была наспех перевязана.

– Суки! – зашипел Олег, наш пулемётчик.

Он у нас за старшего, это мы со Славой зелёные салаги, а Олег второй год уже служит. Из Куйбышева парень.

Я даже остановить его не успел, как он, вскинув пулемёт, дал прицельную очередь и довольно точно срезал троих конвоиров. Вообще, у него всего полдиска и осталось, больше боезапаса не было. Делать нечего, пришлось его поддержать, и я начал прицельно бить по конвоирам и вообще всем немцам, которые были на улице.

А наши, пользуясь возникшей суматохой, разбегались; тот же взводный, что недавно едва брёл, шатаясь, легко перемахнул через двухметровый дощатый забор. Но человек десять наших, явно не желая сбегать, остались на месте, просто сели на брусчатку. Ну, это их решение и судьба.

Славка частил рядом, посылая пулю за пулей. Он, кстати, лучше меня стрелял, промахи были редки. Когда оба напарника замолкли, у меня ещё оставались два патрона. Одним из них я ранил немца, тот сделал два неуверенных шага и упал. Вторую, последнюю пулю я тоже послал ему: целей особо нет, а я старался работать с гарантией, а то раненого вылечат, снова против нас пойдёт воевать. Тело немца дёрнулось – я попал. Надеюсь, наглухо.

– Укрываемся! – крикнул Олег, когда я выпустил последнюю пулю, и мы разбежались.

Кстати, я уже успел обдумать, что делать, если вдруг немцы нас засекут и гранатами решат закидать. Тут ведь кругом кипы кож, можно обрушить их на себя – глядишь, и выживу. Я крикнул об этом парням, но они уже бежали к лестничному пролёту. Ну а я обрушил на себя одну из кип. Тяжело, смрадно, аж голова кружится, зато безопасно.

Тут как раз послышался шум, я едва успел открыть рот, как загрохотало. Чёрт, немцы гранат не жалели! Видать, сильно не понравилось им, как мы их расстреляли, помогая бежать пленным. Штук двадцать гранат уже в подвал закинули и всё бросают и бросают. Шкуры на мне сотрясались, иногда по ним что-то попадало, но до меня, к счастью, не добиралось.

Когда всё стихло, я ещё с полчаса лежал как мышь под веником. Наконец послышался шорох, второй. Я думал, это парни, уже хотел голос подать, как вдруг заговорили по-немецки. Чёрт, немцы в нашем подвале! Кто-то по моей кипе прошёлся – сдавило сверху несколько раз, – но я лежал молча и пережидал.

Минут через десять, когда всё окончательно стихло, я осторожно выглянул и осмотрелся. Снаружи уже темнело, видно было плохо, но постепенно глаза привыкли к темноте и я убедился, что один в подвале.

От взрыва гранат подвал серьёзно пострадал. Думаю, если бы я вылез раньше, увидел бы тут тучи пыли, но на данный момент она уже осела. С трудом сдерживаясь – долго терпел! – я подбежал к небольшому чану с крышкой, который мы как туалет использовали, поставил его, а то он на боку лежал, и с облегчением отлил. Уф, долго терпел, а чем больше думаешь, тем больше хочется – проверено на собственном опыте. Потом сделал жест рука – лицо: на черта чан поднимал?! Можно было так напрудить. Это всё от шока и усталости.

Быстро пробежался, отметив, что проём наружу расчищен. Напарников не было видно, и что-то подсказывало мне, что они в плену, если не погибли. Крови я не нашёл. Достал вторую половинку буханки и снова сделал бутерброды из тушёнки, съел два из трёх, и чёрная дыра в пузе пока угомонилась. Третий бутерброд убрал в хранилище, потом его съем. Налил воды в опустевшую фляжку и утолил жажду.

Снаружи уже стемнело, а я занялся спрятанным в хранилище немцем: надо было избавиться от него. Достал немца и первым делом выключил фонарик, выскользнувший из его руки и неприятно резанувший лучом света по глазам. Подождал – вроде снаружи не заметили света в подвале. Потом продолжил. Ну, форму брать нет смысла: этот бугай в два раза больше меня, на голову выше и на полметра шире в плечах, так что форма его на мне будет висеть как на вешалке.

Однако трофеев на нём было изрядно. Я снял ременную систему с подсумками, на ней фляга полная, потом гляну, что внутри. Тут же на ремне кобура, глянул – это был парабеллум, к нему два запасных магазина. Два подсумка с чехлами для МП, с шестью запасными магазинами. Проверил – все снаряжены, хотя от автомата несло порохом, из него явно хорошо постреляли, а почистить не успели. За голенищами сапог я нашёл две гранаты – те самые, с длинными деревянными ручками.

Прошёлся по карманам, в них оказалось много всякой мелочовки. Нашёл две пачки сигарет, одна из них непочатая, зажигалку, похоже, в серебряном корпусе, коробок спичек. Документы прибрал, деньги вместе с портмоне, часы с руки, перочинный ножик – вещь нужная. Подумав, стянул и сапоги: пусть на два размера больше моего (а у меня сорок второй), но можно будет на что-нибудь обменять – сапоги ношеные, но справные. Жаль, ранца не было. Жетон на шее немца я трогать не стал, оставил тело и скользнул к выходу из подвала. Снаружи окончательно стемнело, так что есть шанс уйти. Однако вот так сразу уходить я не желал: всё, что заберу у немцев, моё.

Честно говоря, меня потряхивало, но я держал эмоции в руках. Для облегчения носимого веса – а колено болело, ещё как! – я убрал винтовку, сидор и каску в хранилище. Пистолет, приведя его к бою, сунул за ремень, после чего, сильно хромая, двинул в обход здания, запинаясь о кирпичные обломки и пару раз едва не упав. На улице было темно, поди знай, кто бродит, немцы патрули тоже гоняли. Но сейчас городе стояла тишина. Последняя перестрелка, резко начавшаяся и так же резко стихшая, была минут двадцать назад.