Солнечный луч. Чего хотят боги - Григорьева Юлия. Страница 6

И вот мы стояли посреди курзыма, и иртэгенцы жадно ловили каждое произнесенное слово.

– Торговые ряды необходимы, уважаемый Керчун, – говорила я, обводя рукой базарный хаос. – Мясной, бочарный, кожевенный, скобяной и всё в этом духе. Нужны прилавки и разделение товаров по их названию и назначению. Еда отдельно, одежда отдельно, и непременно мясо к мясу, траву к траве, сапоги к сапогам, никакой мешанины. Так людям будет удобней разбираться в том, где находится необходимый им товар.

За моей спиной стоял невозмутимый Юглус и обводил равнодушным взглядом земляков. Он стал моим почти бессменным спутником. Почти – потому что был еще и Берик. Они меняли друг друга через день. Эти два ягира как-то сами собой стали моей личной охраной с молчаливого согласия моего супруга. Каан доверял им всецело, как, впрочем, и всем остальным своим воинам, но эти двое сошлись со мной ближе других, даже подружились, потому вопроса «Кому охранять кааншу?» не возникло. А еще они были в некотором роде моими советниками. Могли подсказать или помочь разобраться в вопросе, в котором я была еще несведуща.

Впрочем, советчиков всегда находилось великое множество, если разговор шел на людях. Любопытные иртэгенцы в своей простоте и прямодушии останавливались, если замечали нашу беседу или спор, слушали, а после щедро делились собственным мнением. Обычно я всех выслушивала с улыбкой и благодарностью, а после делала по-своему. Хотя случалось, что люди наталкивали меня на дельную мысль, так что от этого вмешательства я раздражения не испытывала.

Вот и сейчас, когда я давала наставления Керчуну, люди слушали и ждали момента, когда смогут высказаться, а то, что молчать не станут, я понимала.

– Уважаемая Ашити, вот всё ты хорошо говоришь, – произнес торговец корзинами, стоявший к нам ближе всех, – только как же плату брать? Если я поставлю на свои корзины две кэсы, а мой сосед одну, то ведь мне и корзины не продать, пока он от товара не избавится. А так кому лень или нет времени долго бродить, то он у меня купит.

– И потому каждый товар должен иметь единую цену, – ответила я и подняла вверх руку, не дав корзинщику заговорить: – Разницу даст материал, из которого сделана корзина, наличие сложного плетения, размер и насколько хорошо она сделана. А дальше торг.

– Ох и хорошо, – шумно выдохнула еще незнакомая мне женщина. – А то как же без торга-то?

– Не-е, – протянула другая женщина, стоявшая за спиной первой. – Без торга нельзя. Так ведь и без единой кэсы домой вернешься.

– Без торга никак нельзя, – важно кивнул мужчина, кажется ее муж. – Это ж пока торгуешься, так обо всем переговоришь, подружишься. А как подружишься, так и еще сторгуешься.

– Да и зачем эти ряды? – встрял еще один иртэгенец.

– Да-да, – покивала ветхая старушка с клюкой в узловатой ладони. – Это ж как на курзым-то ходить тогда? Бывает, встанешь утром, маетно на душе, всё злит. Ни радости нет, ни веселья. Вот и пойдешь на курзым. А тут с одним поругаешься, с другим потолкаешься, третьего послушаешь, а всё пока товар нужный ищешь. Может, и не купишь, а душа отойдет. А если всё по порядку-то будет, со скуки помрешь.

– Верно, – поддержали ее. – Ноги стопчешь, душа вон, а наговоришься с людьми-то, и на сердце легко. И с соседями есть о чем поговорить после, и для себя чего нового узнаешь.

– И чем же всему этому ряды мешают? – улыбнулась я. – Курзым большой, товар разный, люди те же. Ходи, толкайся, разговаривай, а кто по делу придет, так хоть попусту время тратить не станет.

– А мы не по делу, что ль? – изумились иртэгенцы. – Все с делами, а у курзыма свой закон.

– Торговые ряды и порядок на рынке этот закон не изменят, можете мне поверить, – заверила я. – Всё останется, как было, только искать нужный товар будет намного легче. А пройдет немного времени, и когда кто-то из вас окажется на курзыме в чужом тагане, тогда и поймет, насколько у нас хорошо.

– Ашити права, – из-за спин иртэгенцев вышел Танияр, и люди склонили головы, приветствуя каана, а я ответила ему улыбкой: – Кто был в Курменае, тот знает, как их курзым устроен. Людей там великое множество. И потолкаться могут, и поругаться, и повеселиться всем миром. Но если идешь к кузнецу, то не придется прежде с ног сбиться, пока из платьев женских выберешься да на серьги наглядишься. А чтобы мяса купить, не надо через ножи и сапоги продираться, пока свежее мясо на солнце тухнет.

– Стало быть, одобряешь? – полюбопытствовали иртэгенцы.

– То, что на пользу, всегда одобрю. Быть нашему курзыму таким, чтобы о нем молва добрая шла и другие таганы у нас перенимали.

Последнее людям понравилось особенно, потому они закивали, соглашаясь с кааном. Позадирать носы дети Белого Духа любили, но без злобы, только для важности. Я с улыбкой наблюдала за ними, после перевела взгляд на смотрителя курзыма:

– Ты всё услышал, уважаемый Керчун?

– Всё, уважаемая Ашити, – кивнул он. – Сегодня же вечером скажу, как решил ряды поставить. И помощников толковых подберу, одному тут не справиться.

– Буду ждать, – ответила я и направилась к Танияру.

– Едем? – спросила я супруга.

– Да, – ответил он и, приобняв меня за плечи, повел прочь с курзыма.

Мы ехали к кийрамам. Танияр сам предложил мне сопровождать его, когда вернулся вчера в Иртэген после первого разговора с главой племени, носившим имя Улбах. Кстати сказать, вопреки моим переживаниям каан вернулся живым и здоровым, что бесконечно меня порадовало, и с добрыми вестями.

– Улбах согласился поговорить. Завтра к нему с дарами поеду, – сказал мой муж, прочитав вопрос во взгляде.

– Он может заманить тебя? – с тревогой спросила я. – Может обмануть?

– Кийрамы коварны, могут быть жестоки, как их Покровитель, но они также и честны, – ответил супруг. – Если дали слово, сдержат. Теперь ты можешь поехать со мной, если захочешь.

Покровителем кийрамов был Хайнудар. Хитрый, порой злой, непримиримый и жестокий, он взял под свое покровительство хищных зверей и птиц. Его брату-близнецу Тагудару, добродушному и веселому, достались остальные животные, как лесные, так и жившие с людьми. Эти духи часто ссорились, даже дрались, когда Тагудар просил брата умерить кровожадность его подопечных. Уговаривал, увещевал, а потом защищался, потому что Хайнудар высмеивал его доброту и, выходя из себя, лез с кулаками.

Устав наблюдать за ссорой племянников, Белый Дух создал племя кийрамов, которых, конечно же, выносила и родила Илсым. А после велел Хайнудару оберегать племя с той же любовью, что и зверье.

– Не сбережешь, я уничтожу всех, кого ты любил прежде, – предупредил Отец.

Опасаясь за жизнь обожаемых животных, Хайнудар начал присматривать и за новыми подопечными. Сначала ворчал и наблюдал со стороны, не спеша вмешаться в их существование. Но когда один из кийрамов, залюбовавшись на блеск солнечных лучей на поверхности речных вод, едва не утонул, дух вышел к людям и начал их учить.

Он стал много времени проводить с кийрамами – дети требуют постоянного внимания. Звери оказались предоставлены сами себе. В жажде крови они бросались друг на друга, на подопечных Тагудара и на других детей Белого Духа. Но Хайнудар их любил по-прежнему, потому к жалобам братьев и сестер – духов оставался глух. Но однажды стая йартанов напала на поселение кийрамов. Они вырезали почти всех. Не ради добычи, лишь из лютой злобы, владевшей ими.

Хайнудар появился, когда в поселении осталось всего десять человек. Он в ужасе смотрел на растерзанные тела людей и на окровавленные морды йартанов. И обуял тогда духа великий гнев. Ярость его оказалась столь велика, что он бросился на хищников, желая уничтожить каждого за смерть беззащитных кийрамов, и только Белый Дух остановил племянника от кровавой расправы.

– Ты прозрел, Хайнудар, – сказал ему Отец. – Ты познал утрату и боль, от которой разрываются души тех, кого ты не желал слушать в своей слепоте и гордыне. Но убив йартанов, ты не уймешь пожар своего горя, лишь увеличишь его силу новой утратой. Ты умеешь заботиться о сильных, научился заботиться и о слабых, а теперь ты должен научиться быть справедливым.