Перо динозавра - Газан Сиссель-Йо. Страница 34

Сёрен довольно долго смотрел на Тове Бьеррегор, прежде чем спросить:

— А если ни один из этих трех сценариев не соответствует действительности?

Бьеррегор встала.

— Честно говоря, мне не хочется об этом думать, — она взглянула на Сёрена. — Хелланд жил в болевом аду и в конце концов умер в результате инфекции. Это ужасно, даже если знать, что он заразился естественным путем. Представить же, что кто-то заразил его специально, руководствуясь злым умыслом, — ну, это такое преступление, о котором не хочется думать. Мне все же кажется, что это очень маловероятно. Нужна определенная биологическая подготовка, чтобы выудить проглоттиду из зараженных экскрементов, и неспециалисту было бы сложно обработать такой вид органического материала без того, чтобы его разрушить. И даже если бы это ему удалось, я все равно слабо представляю дальнейший ход событий. Ужасно жаль, что Хелланд ушел при таких драматических обстоятельствах. Но мне сложно усмотреть во всем этом преступление. Очень сложно, — по выражению лица Бьеррегор было очевидно, что теперь встреча закончена и это не подлежит обсуждению.

— Как вы храните ваши материалы? — не унимался Сёрен.

Тове Бьеррегор посмотрела на него раздраженно, но в конце концов смягчилась:

— К нашим материалам здесь, в институте, невозможно подойти близко, если это то, на что вы намекаете. Это естественно. У нас есть гораздо более опасные материалы, чем свиной цепень, — ВИЧ, гепатит С, лихорадка эбола, птичий грипп. Естественно, совершенно невозможно, — она посмотрела на Сёрена буравящим взглядом, — проникнуть сюда и взять что-то из этих материалов. И даже если бы вдруг кому-то это удалось, только эксперт знает, как нужно обращаться с материалами, чтобы они не утратили жизнеспособность. Если кто-то посторонний проникнет в наш подвал, где хранятся материалы, и схватит какую-то пробирку, ее содержимое тут же погибнет и перестанет представлять угрозу для окружающих еще до того, как вор дойдет до Исландской набережной.

— Это единственное место, где хранится живой органический материал? — спросил Сёрен.

— Здесь хранится абсолютное большинство. Но, как вы, может быть, знаете, в Копенгагенском университете работает паразитолог Ханне Моритцен. У Моритцен, конечно, есть множество материалов, иначе она не могла бы делать свою работу. Но она главный наш эксперт, и я уверяю вас, что она обращается со своими материалами с максимальной осторожностью. Ханне Моритцен может получить Нобелевскую премию за свою фантастическую работу со странами третьего мира. Ей бы никогдане пришло в голову шутить с техникой безопасности. Никогда.

На этом замечании беседа была окончена, и Сёрен с Хенриком молча вышли из института. Они сели в машину, Хенрик открыл рот что-то сказать, но Сёрен опередил его.

— Подожди, — попросил он. — Подожди немного.

Они ехали по городу в молчании. Сёрен откинулся на спинку сиденья и следил в окно, как мимо проскальзывают деревья и дома. Он чувствовал, что они идут по очень тонкому льду.

Вернувшись в участок, он засел в своем кабинете и выпил подряд три чашки чая. Ларс Хелланд умер от двух тысяч шестисот паразитов в нервных и мышечных тканях, кроме того, у него было множество переломов и других повреждений с головы до ног. Что, черт побери, это значит? Прежде чем он успел хорошенько это обдумать, он позвонил Биргит Хелланд, спросил, дома ли она, и десять минут спустя уже ехал в машине в Херлев. Если Ларс Хелланд был убит — а такую возможность Сёрен больше не мог отрицать, — с девяностовосьмипроцентной вероятностью в его смерти был виноват кто-то из близких родственников или ближайшего окружения. Поэтому Биргит Хелланд в мгновение ока возглавила список людей, с которыми Сёрену хотелось поговорить подробнее.

Биргит Хелланд предложила ему сесть в большой светлой гостиной и позвала дочь. Девочка тут же спустилась со второго этажа, она выглядела заплаканной, как и мать. Не разглашая подробностей, Сёрен объяснил, что у Ларса Хелланда, судя по всему, была тропическая инфекция и что полиция приступила к поиску возможных взаимосвязей между инфекцией и его смертью. На это сообщение Биргит отреагировала смесью недоверия и шока. Тропическая инфекция? Этого не может быть, повторила она несколько раз. Ее муж никогда не был в тропиках. Он панически боялся летать. Его самого это безгранично раздражало, потому что абсолютное большинство орнитологических симпозиумов и конференций, посвященных тематике, над которой он работал, проводились за границей, и каждый раз он вынужден был посылать туда своего младшего коллегу Эрика Тюбьерга. Сам он приезжал только туда, куда можно было добраться поездом или машиной. Нанна сидела рядом с матерью и плакала. Биргит, конечно, немедленно захотела узнать побольше о тропической инфекции, и Сёрен сказал, что на данном этапе следствия он не может разглашать деталей. Следствия? Биргит посмотрела на него ошарашенно, и Сёрен объяснил, что смерть от сердечного приступа является естественной, но теперь полиция обнаружила новые обстоятельства дела, и в свете этого квалифицирует случай иначе. Теперь смерть Ларса Хелланда рассматривается как подозрительная, поэтому он вынужден не раскрывать подробности в интересах дальнейшего следствия. Биргит пришла в ярость:

— Вы меня подозреваете, что ли, или в чем дело? Говорите прямо!

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы узнать, почему умер Ларс Хелланд, — сказал Сёрен, уклоняясь от ответа. — А до тех пор прошу мне доверять. Хорошо?

Биргит смотрела на него скептически, но Нанна кивнула, и Биргит в конце концов тоже пришлось согласиться.

Нанна поднялась и вышла в туалет, и Сёрен спросил о состоянии здоровья Ларса Хелланда перед смертью.

— Ларс был в отличной форме, — в который раз повторила Биргит.

— То есть вы считаете, что он был здоров?

— Да, я же уже сказала. Ларсу удалили опухоль мозга почти девять лет назад. Ее очень рано обнаружили, сразу вырезали, и с тех пор его ничего не беспокоило. Он регулярно ходил на проверки. Он был в отличной форме, — повторила она.

— То есть вообще никаких признаков болезни?

— Нет.

Сёрен поблагодарил вдову, поднялся и выехал из Херлева, будучи не в состоянии решить, действительно ли Биргит ничего не знала ни о паразитах, ни о сломанных костях или же ей просто чертовски хорошо удавалось это скрывать.

Вернувшись в участок, Сёрен позвонил в Зоологический музей и попросил соединить его с Эриком Тюбьергом. Телефон звонил целую вечность, после чего секретарша сказала, что Тюбьерга нет в кабинете, но она может написать ему письмо по электронной почте и попросить перезвонить. Сёрен вздохнул.

В дверь постучали, и Стен, не дожидаясь ответа, просунул голову в кабинет. Стен был штатным компьютерным аналитиком криминальной полиции, который со вчерашнего дня занимался поиском релевантной информации в компьютере Хелланда. Сёрен был настолько уверен, что ему не придется потратить много времени на расследование этого дела, что ни разу за день и не вспомнил о компьютере, поэтому теперь он немного виновато пригласил Стена зайти для отчета.

— Почтовый ящик Ларса Хелланда был создан в феврале 2001 года, — начал Стен. — На сервере сохранено больше полутора тысяч писем. Я прочел их все, — на мгновение Стен показался усталым. — Абсолютное большинство писем посвящено профессиональным вопросам, кроме тех, которые адресованы его жене, Биргит Хелланд — она, кстати, работает на гуманитарном факультете Копенгагенского университета, — и их дочери Нанне. Единственное интересное из всего, что я нашел, это что Хелланд за последние четыре года обменялся двадцатью двумя письмами с профессором орнитологии из университета в Ванкувере, парнем по имени Клайв Фриман. Тебе это о чем-то говорит?

Сёрен кивнул.

— Они в чем-то не согласны, — продолжил Стен, — и в своей переписке бессчетное количество раз делают отсылки к статьям друг друга в разных естественно-научных журналах, например «Scientific Today», о котором я знаю понаслышке, а также целом ряде других, о которых я никогда раньше не слышал. В начале этой переписки они держатся более-менее на равных, но в конце весны происходит какое-то изменение. Тон их писем по-прежнему поддерживает иллюзию, что почтенные ученые спорят на равных, но много раз становится понятно, что Фримана загоняют в угол и что Хелланд этим наслаждается. В двух местах поверженный Фриман откровенно угрожает Хелланду, — Стен протянул Сёрену листок бумаги с выделенной маркером фразой. — В конце июня вдруг наступает тишина. Ничто в переписке не указывает на причины этого, и хотя я поискал немного в Интернете, я так и не нашел конкретного объяснения этому внезапному перемирию. Зато спустя какое-то время, а именно девятого июля, Хелланд начинает получать анонимные письма, — Стен вытащил новую папку и достал оттуда небольшую стопку бумаг. — И здесь тон уже жесткий и прямой. Хелланду угрожают.