Мой грешный маркиз - Фоули Гэлен. Страница 30

— Вот и прекрасно. — В его голосе слышатся смех. — Оказывается, это вовсе не трудно.

Наконец, собравшись с мыслями, Дафна немного повернула голову и твердо встретила его дерзкий смеющийся взгляд.

— Вы бы лучше не искушали судьбу, — сказала она мягким и чуть хриплым от желания голосом.

Его улыбка стала шире.

— Я буду считать минуты, cherie. — Макс поклонился и направился к двери.

— Лорд Ротерстоун!

— Зовите меня Макс, дорогая. — Взявшись за дверную ручку, он нахмурился. — Что?

Она не обратила внимания на приглашение к опасной фамильярности и кивнула на коробочку.

— Что в коробке?

Макс прислонился к дверному косяку — воплощение элегантности.

— Почему бы вам не открыть ее и не посмотреть?

— Там кольцо? — прямо спросила она.

— Э... Нет. — Взглянув на ее недоверчивую гримаску, он рассмеялся. — Я не знаю размера. Какой он, кстати?

— Я не скажу! — воскликнула Дафна, отказываясь поддаться искушению и тоже улыбнуться.

Она почувствовала облегчение, услышав, что в коробочке все же не кольцо. Возможно, маркиз понимал, что она пока не готова.

— До завтра, дорогая, — сказал он. — Я заеду ровно в половине пятого. Будьте готовы.

Еще один приказ? Подумав об этом, она нахмурилась, но тут же улыбнулась. Правда, уже после ухода новоявленного жениха.

Дафна пока вовсе не собиралась давать свое согласие, но, обдумав происшедшее, пришла к выводу, что могло быть и хуже.

Глава 7

— Он сошел с ума, несчастный «ублюдок». От него осталась лишь оболочка. — Септимус Гласс кивнул на пленного агента Ордена, сидевшего в инвалидной коляске. — Его тело заживет очень быстро. Он молод и силен. Но он повредился рассудком, Джеймс. Он просто сидит и смотрит в пространство. И ничего не говорит.

— И кто в этом виноват? — сдерживая гнев, спросил Джеймс. Они стояли на крепостной стене древнего замка Гласса, затерянного в Баварских Альпах. — Вы только посмотрите, что с ним сделали ваши палачи! Это их пытки свели его с ума. Единственный человек, который мог бы раскрыть тайны Ордена, теперь не может вспомнить собственное имя.

— Это он так говорит, — с сомнением сказал Талон.

— Считаешь, он притворяется? Вряд ли. Если пытки длятся несколько месяцев подряд, даже самый стойкий ум не устоит. — Джеймс отмахнулся от замечания своего помощника, но потом еще раз внимательно вгляделся в человека, невидящим взглядом смотревшего перед собой. Некогда очень сильный физически, теперь, после месяцев заключения в подвалах замка, он стал собственной бледной тенью.

Джеймс категорически потребовал, чтобы Дрейка перевели из темницы замка. Его осмотрел врач, а потом ему обрили голову, чтобы избавиться от вшей. Но даже в таком плачевном виде пленник не утратил достоинства. Не приходилось сомневаться, что он аристократ по происхождению.

Джеймс понятия не имел, кем в действительности был агент. Однако, несмотря на то что они были смертельными врагами, он почувствовал сострадание к несчастному.

— Хорошо, — покорно сказал Септимус. — Только сомневаюсь, что он может оказаться нам полезным. Этот человек сломлен.

— Я мог бы избавиться от него, — пробормотал Талон.

— Нет! — воскликнул Джеймс. — Никто его и пальцем не тронет, вы меня поняли? Где-то в глубинах его мозга хранятся имена других агентов. Мы их узнаем, нужно только обращаться с ним по-человечески и дать время поправиться.

— А когда снова наберется сил, он убьет всех нас, — вздохнул Талон. — Учитывая все, что нам известно о рыцарях Ордена, я бы предложил убить его сейчас, пока он слаб.

— Талон, ты будешь мне подчиняться! — воскликнул Джеймс. — Не понимаю, почему вы не видите дальше своего носа? Представьте, какую бесценную информацию он сможет нам сообщить. Надо только помочь ему. Я изменю его, научу понимать, что его место с нами.

— Каким образом ты намерен этого добиться? — удивился Септимус. — Судя по всему, ты задумал нечто чертовски рискованное.

— Он сломлен. Я создам его заново. Мне удастся завоевать его доверие. — Джеймс мрачно взглянул на пленника, потом снова на своих коллег. — Не знаю, можно ли компенсировать ущерб, нанесенный его мозгу, но попробовать стоит. Если получится, мы уничтожим Орден святого Михаила раз и навсегда. Пока он существует, мы никогда не одержим верх. Всякий раз, когда мы приближаемся к цели, Орден ускользает от нас.

Сидя в нескольких шагах от них, Дрейк мог разобрать лишь некоторые слова, но не чувствовал никакой опасности и потому не вслушивался в тихую речь. Он слишком устал и морально, и физически. Ему хотелось лишь одного — чтобы его оставили одного и позволили спокойно подышать чистым альпийским воздухом.

Это помогало привести в порядок мысли и не подпускать к себе панику. Забыв обо всем, Дрейк смотрел, как солнце освещает роскошные сады и высокогорные луга, на которых пасутся козы и буйствует разнотравье. А взглянув вдаль, на высокие, покрытые снегом горные пики, он почувствовал, как глаза наполнились слезами.

Его тюремщики находили странным, что он постоянно хотел находиться на крыше — под открытым небом, но они наверняка почувствовали бы то же, если бы провели много месяцев в самой глубокой темнице. Усилием воли он приказал себе не думать о боли, постоянно преследовавшей его.

Он вспомнил о пережитых ужасах, и сердце забилось чаще. Тогда он попытался отогнать непрошеные воспоминания и стать пустым — так легче. Он цеплялся за слова своего нового кредо и успокаивался, раз за разом повторяя их: «Мы выше добра и зла... мы элита...»

Эту литанию вбили ему в голову, его заставляли повторять ее бесчисленное множество раз, так что хотелось никогда больше не слышать ее. Но оказалось, что повторение этой фразы ослабило агонию.

Странно, но именно те слова, которые он когда-то так люто ненавидел, теперь приносили утешение.

Он ощупью двинулся по черной бездне своей памяти, чтобы вспомнить следующую фразу. «Элита... держится на силе воли...»

Разве не железная сила воли помогла ему сохранить жизнь на протяжении всех этих страшных месяцев? Может, они правы? И его место действительно здесь? Возможно, как сказал его спаситель Джеймс, его действительно ожидает новая судьба?

«Вечно возрождающаяся, разгорающаяся, как пламя...»

Дрейк тоже возродился.

Он пережил ежедневные пытки, как бог Прометей выдержал истязание ужасных когтей и страшного клюва орла. Воспоминание о шагах палача, приближающегося к его камере, до сих пор заставляло его просыпаться в холодном поту.

Но самым страшным было то, что жизнь в аду была единственным, что он помнил, — он сидел в клетке, оказавшись в невыносимой роли жертвы.

Его бесконечно допрашивали. Сначала он вроде бы знал ответы на задаваемые вопросы... кажется... но отказывался отвечать по доброй воле. А потом, после особенно сильного избиения, он очнулся и понял, что в голове ответов больше нет.

Они скрылись в потайных уголках его разума, словно кто-то вышиб их особенно сильным ударом. Его знания поглотило нечто вроде морского водоворота, который утаскивает на дно огромные корабли.

Его зовут Дрейк. В этом он не сомневался. Почти. Но о своей прежней жизни он ничего не помнил.

Ее выбили из его тела и разума, и теперь он повис на тонкой нити над пустотой.

Он не знал, кто он, не мог вспомнить, откуда явился и зачем. Простейшие факты его существования рассыпались и исчезли, став для него такой же тайной, как и для его тюремщиков.

Если он размышлял об этом, возникала паника. Он уже почти желал, чтобы его убили. Но тут появился Джеймс.

Добрый старик спас его и заверил, что дикий страх и глубочайшее смятение пройдут. Очень приятные обещания. Джеймс поклялся помочь ему обрести все то, чего он лишился. Ну а Дрейк инстинктивно и слепо полюбил старика, как свою единственную надежду на спасение в этом ужасном месте.

Остальные боялись Джеймса, уважали его. Они делали все, что тот приказывал. Впервые за бесконечно долгое время Дрейк понадеялся, что агония действительно осталась позади, во всяком случае, пока он будет делать то, что говорит Джеймс.