Ночная Сторона Длинного Солнца - Вулф Джин Родман. Страница 28

— Я вижу тебя, — без особой уверенности сказал он.

«Дюжине женщин я клялся мечом» с безрассудным весельем пели скрипки. Безбородые лейтенанты в блестящих зеленых мундирах крутили улыбающихся красоток с перьями в волосах — но, Шелк был уверен, их здесь не было, как и загадочной юной женщины, к которой он сам пытался обратиться.

Он подошел к темной массе в углу и пошевелил ее носком ботинка, потом присел на корточки, отложил в сторону топорик и обследовал ее обеими руками — рваное одеяло и плохо пахнущий матрац. Опять взяв топорик, он встал и повернулся лицом к пустой комнате.

— Я бы хотел увидеть тебя, — повторил он. — Но если ты не позволишь мне — если ты даже больше не хочешь говорить со мной — я уйду. — Договорив, он подумал, что, скорее всего, сказал в точности то, что она хотела услышать.

Он подошел к окну.

— Если тебе нужна моя помощь, скажи сейчас. — Он подождал, молча повторяя формулу благословения, потом сделал знак сложения в темноту перед собой. — Прощай.

И прежде чем он повернулся, чтобы уйти, она предстала перед ним, как дым, обнаженная и тоньше любого несчастного нищего. Хотя она была на голову ниже, он бы отшатнулся от нее, если бы смог; его правая пятка ударилась в стену под окном.

— Я здесь. Теперь ты можешь видеть меня? — В скудном небосвете, льющемся из окна, ее бескровное, изможденное голодом лицо казалось почти черепом. — Меня зовут Мукор.

Шелк кивнул и сглотнул, наполовину боясь назвать ей свое, но не собираясь врать.

— Меня Шелк. — Схватят его или нет, Кровь все равно узнает его имя. — Патера Шелк. Я авгур, как ты понимаешь. — Он умрет, вполне возможно; но тогда это точно не будет иметь значения.

— Ты действительно хочешь поговорить со мной, Шелк? Так ты сказал.

Он кивнул:

— Мне нужно спросить тебя, как открыть дверь. Похоже, она не закрыта, но не хочет открываться.

Она не ответила, и он добавил:

— Я должен войти в дом. В остальную его часть, я имею в виду.

— Кто такой авгур? Я думала, что ты мальчик.

— Тот, кто пытается узнать волю богов через жертвоприношение, для того, чтобы он мог…

— Теперь я знаю! С ножом и черной сутаной. Море крови. Могу ли я пойти с тобой, Шелк? Я могу послать вперед свой дух. Я полечу за тобой, куда бы ты ни пошел.

— Пожалуйста, называй меня патера. Это надлежащий способ. Если захочешь, ты можешь послать вперед и твое тело, Мукор.

— Я храню себя для человека, за которого выйду замуж. — Это было сказано с совершенной (слишком совершенной) серьезностью.

— Нет никаких сомнений, что ты поступаешь правильно, Мукор. Но я имел в виду, что ты не должна оставаться здесь, если этого не хочешь. Ты очень легко можешь выбраться из этого окна прямо на крышу. Когда я закончу свое дело с Кровью, мы оба сможем уйти из виллы, и я смогу забрать тебя в город к тому, кто сумеет накормить тебя и… и позаботиться о тебе.

Череп печально оскалился:

— Шелк, они узнают, что мое окно открыто. И я больше не смогу посылать куда-нибудь свой дух.

— Тебя здесь не будет. Ты будешь где-нибудь в городе, в безопасном месте. Там ты сможешь посылать свой дух куда угодно, и целитель…

— Нет, если мое окно опять запрут. Когда окно заперто, я не могу этого делать, патера. Сейчас они думают, что оно заперто. — Она хихикнула, высокий невеселый смешок, который как будто погладил позвоночник Шелка ледяным пальцем.

— Понимаю, — сказал он. — Я как раз собирался сказать, что кто-нибудь в городе, возможно, сумеет помочь тебе. Тебя это не волнует, зато волнует меня. Можешь ли ты, по меньшей мере, вывести меня из комнаты? Открыть для меня дверь?

— Не с этой стороны. Я не могу.

Он вздохнул:

— На самом деле я не думал, что ты можешь. Полагаю, что ты не знаешь, где спит Кровь?

— На другой стороне. Дома.

— В другом флигеле?

— Раньше его комната была прямо под моей, но ему не хотелось слышать меня. Иногда я бываю плохой. Северная кровь. А в целом я с юга.

— Спасибо тебе, — Шелк потер щеку. — Это, безусловно, стоит знать. Я полагаю, что он занимает большую комнату на нижнем этаже.

— Он мой отец.

— Кровь? — Шелк вовремя замолчал, едва не сказав, что она не похожа на него. — Ну, ну. Это тоже стоит знать. Я не собираюсь сделать ему ничего плохого, Мукор, хотя сейчас я скорее сожалею об этом. У него очень симпатичная дочь; мне кажется, что он должен почаще навещать ее. Я постараюсь убедить его в этом, если сумею поговорить с ним.

Шелк повернулся, чтобы уйти, потом оглянулся:

— Ты действительно не должна оставаться здесь, Мукор.

— Я знаю. И не останусь.

— Ты не хочешь пойти со мной, когда я буду уходить? Или уйти сейчас, самой?

— Не тем способом, который ты имеешь в виду, не ногами, как ты.

— Тогда я ничего не могу сделать для тебя, только благословить, но это я уже сделал. Я думаю, что ты — одна из детей Молпы. Быть может, она позаботится о тебе и окажет тебе милость, этой ночью и любой другой.

— Спасибо тебе, Шелк, — сказала она голосом маленькой девочки, которой когда-то была. Возможно, пять лет назад, решил он; или, возможно, три или даже меньше. Он перенес правую ногу через подоконник.

— Остерегайся моих рысей.

Шелк выругал себя, что не расспросил ее более тщательно.

— Кто это?

— Мои дети. Хочешь посмотреть на одного?

— Да, — сказал он. — Да, если ты хочешь показать его мне.

— Смотри.

Мукор выглянула из окна, и Шелк посмотрел в том же направлении. Полминуты он ждал рядом с ней, слушая слабые звуки ночи; оркестр Крови наконец замолчал. Похожий на призрак поплавок скользнул под арку, его воздуходувки были едва слышны; талос плавно опустил за ним ворота, и Шелк даже услышал далекий треск цепи.

Секция купола пошла вверх, и из-под нее появилась рогатая голова с топазовыми глазами, за ней последовала большая, мягкая на вид лапа.

— Это Лев, — сказала Мукор. — Мой старший сын. Разве он не симпатяжка?

Шелк сумел улыбнуться:

— Да, конечно. Но я не знал, что ты имеешь в виду рогатых котов.

— Это их уши. Но они прыгают через окна, и у них длинные зубы и острые когти, которые могут ранить похуже, чем бычьи рога.

— Представляю себе. — Шелк заставил себя расслабиться. — Рыси? Значит, их так зовут, по-твоему? Никогда не слышал такого названия, а ведь мне положено кое-что знать о животных.

Лев полностью вышел из-под купола, не спеша подошел к окну и остановился, насмешливо глядя на них. Если бы Шелк наклонился, он мог бы коснуться большой усатой головы; вместо этого он отступил на шаг.

— Пожалуйста, не разрешай ему прыгать сюда.

— Ты сказал, что хочешь увидеть его, Шелк.

— Так достаточно близко.

Самец рыси отвернулся от них, как если бы понял. Один прыжок перенес его на верх зубчатой стены, окружавшей крышу оранжереи, с которой он сиганул, словно в пруд, вниз.

— Разве он не красив?

Шелк неохотно кивнул:

— Мне он показался скорее ужасающим, но ты права. Я никогда не видел более красивого животного, хотя все коты Саблезубой Сфингс великолепны. Она, наверно, очень гордится им.

— И я. Я приказала ему не трогать тебя. — Мукор присела на корточки, сложившись как складной метр плотника.

— В то время, как стояла рядом со мной и разговаривала со мной, ты имеешь в виду? — Шелк благодарно сел на подоконник. — Я знаю, что собаки очень умны. Но… рыси? Они какие-то особенные? Странное слово.

— Оно означает, что они рыскают, охотятся днем, — объяснила Мукор. — И они бы так и делали, если бы папа разрешил. Их глаза острее, чем почти у любого животного. Но у них и уши очень хорошие. И они могут видеть в темноте, как обыкновенные коты.

Шелк содрогнулся.

— Папа купил их. В большом ящике, хотя и маленьком изнутри, они были ледяными зародышами. Зародыши — это как маленькие семена животных. Ты знаешь об этом, Шелк?

— Что-то такое слышал, — сказал он. На мгновение ему показалось, что горячие желтые глаза рыси глядят на него; он быстро обернулся, но крыша была пуста. — Мне кажется, что это противозаконно, хотя не думаю, что этот закон строго соблюдается. Можно поместить их внутрь самки правильного рода, большой кошки, как мне представляется, и в таком случае…