Мой неотразимый граф - Фоули Гэлен. Страница 40

В глазах Альберта загорелись ликующие огоньки.

— Да что вы!

— Боюсь, ему приходится мириться с массой придирок.

— О Боже! Значит, Дафна такая мегера? — пробормотал Альберт. — Никогда бы не подумал.

— Женщины частенько меняются после свадьбы, — глубокомысленно изрек Джордан. — Самая очаровательная кокетка превращается в змею, как только кольцо окажется у нее на пальце.

Альберт покачал головой, впитывая откровения собеседника.

— Я поражен и, как ни странно, доволен.

— А вы никогда не ухаживали за Дафной, то есть за леди Ротерстоун?

Альберт коротко рассмеялся.

— Это было сто лет назад. Но, к счастью, я потерял к ней интерес. Она не в моем вкусе.

Ха!

— Ну, как я вижу, вам повезло, что вам отказали.

Напоминание о поражении заставило Альберта сменить тему.

Джордан тем временем порадовался, что Макс не слышит, как он отзывается о божественной Дафне, а ведь Джордану еще предстоит написать для него отчет. Сам Макс вчера сообщил, что у Дрейка дело сдвинулось с мертвой точки благодаря странной девушке из прислуги по имени Эмили.

Альберт покуривал сигару, а ночной ветер трепал его тугие светлые локоны. Должно быть, этот хлыщ весь день провел в папильотках. Джордан ухмыльнулся, но следующие слова Альберта заставили его оставить насмешки.

— Я слышал, вы одержали полную победу над леди Пирсон; лорд Фальконридж.

Джордан метнул в него быстрый взгляд.

— Напротив. Это ее светлость покорила меня.

Альберт фыркнул, решив, что Джордан просто скромничает. Но это как раз было кстати. Джордану не следовало становиться в рыцарственную позу по отношению к Маре, но еще меньше он хотел привлекать к ней внимание предполагаемого агента прометеанцев.

— Надо же чем-то развлекать себя в этой жизни, а, Холифилд?

Альберт пожал плечами и одарил Мару своим самым лучшим комплиментом:

— Она хорошо одевается. Но разве вас не задевает, — Альберт повернулся к нему лицом, — что она вечно носится со своим щенком? Черт возьми, эта женщина думает, что ее сын — дар Божий. Меня это просто бесит.

Джордан тихо рассмеялся.

— Это точно. Но знаете, мужчина вовсе не обязан слушать, что говорит женщина.

— Верно! И можно кое-что выиграть, притворившись, будто интересуешься…

— Вот именно. — Джордан поднял стакан с виски, негромко произнес: — Здоровье леди Пирсон! — и одним глотком допил все, что осталось.

Алберт следил за ним с осторожным интересом.

— Вы будете сопровождать леди Пирсон на бал в Карлтон-Хаус на следующий неделе? Знаете, неофициальное празднование помолвки принцессы Шарлотты…

— Да, мне оказана эта честь, — не задумываясь признался Джордан. — А почему вы спрашиваете?

— Вечером там будут играть в карты. Я видел, как здорово у вас получается в паре с Ярмутом. — И он хитро посмотрел на Джордана. — Похоже, мы оба умеем держать карты. Может, объединимся и зададим остальным трепку?

Джордан широко улыбнулся:

— Мне нравится ход вашей мысли, Холифилд.

— Вот и отлично! — Альберт величественно кивнул. — Обчистим их. Я рад, Фальконридж, что вы в нашей компании. Смею сказать, по сравнению с Ротерстоуном вы отличное пополнение. Он никогда по-настоящему не был своим. А у вас может получиться.

— Благодарю вас, ваша светлость, — поклонился Джордан, не смея открыть рот, чтобы не рассмеяться.

Альберт вздернул подбородок, царственно кивнул и удалился, направившись к единственному человеку в столовой, которого он почитал достойным своего общества, — к регенту.

Джордан с иронией наблюдал за ним. Что же, сегодня он поработал на славу.

— Правда она красавица? — воскликнула Мара, наблюдая, как принцесса Шарлотта и принц Леопольд приветствуют бесконечную череду гостей, растянувшуюся по бескрайним просторам Карлтон-Хауса. — Как вы должны гордиться своей девочкой. Вот она и выросла! — с затуманенным взором говорила Мара регенту. — Посмотрите только на эту пару! Они восхитительны!

— Не спорю, — пробормотал регент, и глаза его светились отцовской гордостью.

— Как он над ней хлопочет!

Слегка полноватая и довольно неловкая Шарлотта уронила веер, принц Леопольд тут же его поднял и с поклоном вернул своей нареченной.

Мара вздохнула, ее умиляла их молодость и невинность.

— Сразу видно, что они влюблены друг в друга. Леопольд не сводит с нее глаз, а Шарлотта просто сияет.

Принц искоса посмотрел на собеседницу:

— Вы тоже, дорогая.

— Я? — Мара обернулась к нему с пылающими щеками.

Принц многозначительно приподнял бровь.

— Но будьте с ним осторожны. Больше не скажу ни слова. Вы знаете, как я отношусь к вам и к Томасу. Если он обидит вас или его, я брошу его в Тауэр.

— Уверена, в этом не будет необходимости. Он воплощение благородства! — воскликнула Мара. — Мы очень счастливы. — И она посмотрела в сторону карточной комнаты, где Джордан играл в вист, а его королевское высочество ворчливо вздохнул.

— Боже, кругом полно влюбленных. Как это вынести? — криво усмехнулся принц. В глазах его была грусть.

Мара подумала, что он вспомнил свою первую любовь, тоже вдову, несчастную миссис Фицгерберт. Ему не позволили жениться на ней, потому что она была католичкой.

Принц тряхнул головой и с чувством произнес:

— Радуйтесь жизни, моя дорогая. — Улыбнулся и отправился к другим гостям.

Мара смотрела вслед своему августейшему другу и с грустью думала, что, несмотря на все свое богатство и власть, принц лишен того сокровища, которое доступно даже простому бедняку, — любви.

Мара подняла глаза на картину Герарда Доу, висевшую на самом почетном месте над камином в Синем бархатном зале. Даже эта темная, как принято у голландцев, картина говорила о любви мужчины и женщины. Какой-то пожилой торговец заплатил немалые деньги, чтобы увековечить свою немолодую жену. Картина сияла не юной свежестью, как у принцессы Шарлотты, но более глубокой красотой увядающего женского лица, которое лучилось светом любви, пронесенной через долгие годы совместной жизни.

Ощутив непрошеную влагу на глазах, Мара отогнала сентиментальные мысли и отправилась к дверям огромной гостиной, где стояло множество карточных столов, каждый для четверых человек.

Сюда почти не долетал шум приема. Мужчины сосредоточенно смотрели в карты. Мара улыбнулась, заметив, что Джордану достался в партнеры невыносимый Альби, герцог всех лондонских денди.

Должно быть, ее cher ami умелый игрок, раз высокомерный Холифилд снизошел до того, чтобы играть с ним в паре. Даже будучи вторым сыном, Альби не тратил время на слабаков. Он не удостаивал разговором тех, кто шил ботинки не у того сапожника или — о ужас! — был не вхож в «Уайтс».

Однако граф Фальконридж вполне соответствует стандартам Холифилда, думала Мара, жадным взором рассматривая своего любовника. Его черно-белый вечерний наряд был воплощением мужской элегантности. «Вот такой он, мой Джордан».

Словно ощутив ее взгляд, Джордан поднял голову, не спеша повернулся к двери и увидел Мару.

Он послал ей обжигающую улыбку, от которой ее сердце пропустило удар, а щеки стали пунцовыми. О Боже, его планы на сегодняшнюю ночь ясно читались в пламени горящих синих глаз. Мара сглотнула. Видит Бог, в последнее время она только и делала, что краснела, смеялась по пустякам и тихонько напевала. Дилайле надоели ее восторги.

Мара ответила на улыбку Джордана и не стала сердиться на него за карты. Она подождет, впереди у нее целая ночь.

Обмахиваясь веером, чтобы охладить пылающее лицо, Мара вдруг заметила Коула, одиноко стоящего на балконе над восьмиугольным залом. Проследив за его взглядом, она поняла, что тот наблюдает за веселящейся от души Дилайлой, которая не отходит от какого-то капитана в мундире Королевского полка конной гвардии.

Боже, ну почему Дилайла такая дурочка? Конечно, Мара знала ответ, Коул тоже его знал, но, похоже, начинал терять терпение. Отбросив мысли о своем графе, Мара решила ободрить страдальца.