Вечность без Веры - Таммен Анастасия. Страница 12
Что ж, стоит попробовать вернуться тем путем, которым пришла. Кажется, вот за тем покосившимся домом нужно свернуть направо, а потом дойти до конца улицы.
Предположение оказалось неверным. В блужданиях по однотипным кварталам прошло не меньше часа. Обезболивающее переставало действовать, обожженную кожу вновь защипало. Вера остановилась. Сколько времени у нее осталось до начала комендантского часа? Слезы навернулись на глаза. Хотелось домой, спрятаться под одеялом и забыть этот день. Кто-то толкнул ее в спину, и она покачнулась.
– Эй! – крикнула она какому-то костлявому мужику вслед, но тот уже скрылся в толпе.
Вера поклялась, что больше никогда не вернется в зону.
Еще три квартала, и впереди наконец показался пропускной пункт. Металлическая решетка ворот выглядела черной. Из груди вырвался громкий вздох облегчения. Протискиваясь между прохожими, Вера надеялась, что гвардейцы пропустят ее без лишних вопросов. Однако, оказавшись в паре метров от них, она поняла, что ее надеждам не суждено сбыться. Военные смотрели на нее как на остальных жителей зоны – с отвращением.
Вера окинула себя взглядом. В бегах по злосчастной зоне она позабыла про заляпанную бурыми пятнами юбку, про медицинскую сорочку, про перепачканные в крови пальцы. Святая Вечность, она выглядит не лучше той женщины, которая осталась лежать в палате на полу! Паника сковала ноги. Теперь понятно, почему гвардейцы так на нее посмотрели. Нужно дать им как можно больше точной информации, чтобы развеять их подозрения.
Вера затараторила:
– Добрый вечер. Я воспитанница Первого экспериментального центра. Ездила в первый роддом по поручению заместителя директора Сати. Вот тут документы, которые мне нужно ей доставить. Случилась неприятность. Коммуникатор разбился. Но чип работает, пропустите меня к сканеру. Пожалуйста.
Вера протянула вперед папку, стараясь прикрыть пальцами пятна крови. Один из военных с переломанным в нескольких местах носом уставился куда-то поверх плеча Веры. Второй безразличным тоном заявил:
– Не загораживай проход.
– Что значит «не загораживай проход»? У меня есть разрешение! Допуск! Вот, смотрите, – сказала Вера и по инерции протянула запястье, под кожей которого слабо мигал красный огонек. От этого движения ее пронзила вспышка боли. Вера охнула и скривилась, обхватив себя за бок. – Я же говорю, я выросла в ПЭЦ. Пропустите меня!
– Не загораживай проход, – сказал второй гвардеец. – Думаешь, ты первая, кто пытается так проникнуть в первый округ?
– Так – это как? – опешила Вера.
Он смерил ее надменным взглядом. Ледяные глаза задержались на папке с документами.
– Можешь выкинуть свою папку. Я здесь сто лет служу. Меня таким не обманешь.
– Но я никого не обманываю! Посмотрите!
Вера распахнула папку, вытащила наугад одну страницу и сунула ее под нос охраннику.
Но тот не удостоил ее даже взгляда.
– Я тоже могу все что угодно написать и наклейки наклеить.
В знак того, что разговор окончен, оба гвардейца как по команде скрестили руки на груди, загораживая проем в стене для пешеходов. Находящиеся рядом ворота для автомобилей оставались закрытыми, так что бежать к ним под убийственными взглядами гвардейцев не имело смысла.
Вера беспомощно оглянулась. Как же так? Только из-за того, что она выглядит как оборванка, они думают, будто она второсортная? Это несправедливо! Но их двое, и у них бластеры. Память услужливо подбросила ей картинку из роддома, а в ушах раздался отголосок тошнотворного «ззззззынь». В этот раз Вера вряд ли отделается ожогом. Нужно кому-то пожаловаться, но кому? В зоне, кроме Радия, она никого не знала, однако к нему и его липким взглядам возвращаться не хотелось, да и дорогу она бы вряд ли нашла. Связаться с Сати или Максом не представлялось возможным.
Это что же, получается, она останется ночевать в зоне? Прямо тут, на земле? Даже если температура в июле ночью опускается не ниже пятнадцати градусов, в юбке и тончайшей больничной сорочке Вера околеет. А Кира? Она ведь обещала зайти к ней. А как же комендантский час? Если директор прознает про ее отсутствие ночью, ей несдобровать. Воспитанникам полагается спать ночью в ПЭЦ, а не шастать неизвестно где. С Веры снимут жизненно важные баллы, и тогда поминай как звали хорошее распределение и безоблачное будущее.
А если ее вообще не допустят до последнего экзамена? Если она в принципе не попадет на него? В животе замутило. Без экзамена по микробиологии ее учебная программа не будет считаться завершенной, а значит, она не получит разрешения на инициацию!
Восемнадцать лет она готовилась к бессмертной жизни. Восемнадцать лет планировала, как с высоко поднятой головой пойдет на инициацию на глазах у всего первого округа. Восемнадцать лет с волнением и восторгом смотрела в будущее, где у нее за облаками будут апартаменты, а на крыше – ждать личный винтокрыл. А теперь из-за какой-то нелепой случайности и гвардейского произвола она должна этого лишиться?
Ужас, какого она еще ни разу в жизни не испытывала, сковал ее душу и тело. Ладони вспотели. Превозмогая себя, Вера попросила:
– Позвольте мне доказать, что у меня есть доступ. Вам же ничего не стоит. Дайте мне пройти к сканеру.
Она надеялась, что им будет лень с ней спорить и они пустят ее к светящейся рамке, но вместо этого гвардеец с кривым носом резким движением выхватил бластер из кобуры и навел его на Верину грудь. Бластер тихо зажужжал.
Вера вскрикнула, отскочила в сторону ворот и поскользнулась на неровном булыжнике. Взмахнув руками, она сохранила равновесие, но второй раз за день чертова папка выпала у нее из пальцев и шлепнулась на землю.
Пространство разорвал пронзительный визг тормозов. Вера обернулась, но было уже поздно. Удар пришелся на левое бедро. Вера отлетела и приземлилась на ягодицы, вовремя успев отвести руки, чтобы не повредить спину или голову. Острая боль пронзила поясницу. Рядом с Верой остановилась серебряная машина, и незнакомый парень, не захлопнув за собой откинутую вверх дверь со стороны водительского сиденья, бросился к ней.
– Господи, как ты? – спросил незнакомец, присаживаясь рядом. Его голос был мягким и успокаивающим.
Вера окинула незнакомца взглядом. На черной ткани его элегантного костюма были нашиты декоративные молнии. Они расходились серебряными змейками по его плечам, манжетам и лацканам пиджака. На груди в районе сердца была усыпанная изумрудами и бриллиантами брошка в форме лежащей на боку восьмерки, которая символизировала вечность. Пышные ресницы, такие темные и длинные, что они казались искусственными, обрамляли ярко-зеленые глаза. Такого цвета глаз Вера еще ни разу не видела. Словно кто-то подсветил изнутри изумруд. У нее перехватило дыхание. На пару мгновений она даже перестала чувствовать боль.
– Для человека, которого только что сбила машина, кажется, вполне неплохо, – наконец сказала она, напоминая себе, где находится и почему.
Незнакомец с заметным облегчением шумно выдохнул. Вера непроизвольно перевела взгляд на его четко очерченные губы, смутилась и тут же вновь подняла глаза. Вьющиеся каштановые волосы незнакомца отсвечивали медными бликами в лучах солнца. Локоны были уложены назад, но одна прядка спадала на высокий лоб. Идеальные пропорции, высокие скулы – такие лица высекали скульпторы эпохи Возрождения, стремясь создать совершенные произведения искусства. Вера с особенным трепетом изучала этот период истории, когда человек, наделенный разумом и бессмертной душой, стоял в центр мироздания. Незнакомец, склонившийся над ней, казался воплощением идеального человека эпохи Возрождения. Вера не могла оторвать взгляд, хотя для нее было совершенно несвойственно любоваться чьей-то внешностью.
– Может, я повредилась головой? – спросила она, вдруг засомневавшись в себе из-за странной реакции.
– Ты приземлилась на попу.
– У многих людей там находятся мозги.
Вера бросила взгляд на гвардейцев. Те даже не шелохнулись. То, как они отреагировали – или точнее, как не отреагировали – на происходящее, говорило о многом. Похоже, они правда могли выстрелить в нее. Интересно, скольких людей из зоны постигла такая участь? Как сильно нужно было задурить этим людям мозги, чтобы они вели себя по-звериному?