Страж (СИ) - Соболянская Елизавета. Страница 39

Теперь он знал, что в назначенное время браслет будет сжиматься, подсказывая ему, что девушке что-то грозит. Но пока все было спокойно, и он позволял себе наблюдать издалека. Любоваться.

Пролетел еще год. Сосед в общежитии съехал, и комната целиком осталась за Егором. Теперь можно было делать упражнения прямо в комнате, прикупив коврик для йоги и тщательно вымыв крашеный пол.

Курсы английского помогли – теперь Егор не морщился, услышав иностранную речь на улицах Питера, напротив, прислушивался, стараясь понять, о чем идет речь. Художника из него не вышло, зато «Курсы для начинающих» позволили ему иначе смотреть на работу художников в музеях. Архитектуру он изучал по справочнику «Самые знаменитые здания Невского проспекта», не брезговал туристическими брошюрами и короткими заметками в соцсетях. Потом он нашел для себя еще одно развлечение – пешие экскурсии со свободной записью. Не всегда они были удачны – то собиралось слишком много народа, и экскурсовода было плохо слышно, то, наоборот, желающих было так мало, что прогулку отменяли. Но в целом эти мероприятия позволили ему лучше узнать город и увлечься его историей.

А потом он сумел купить билеты на балет и в оперу. Не все понял, зато насладился музыкой, с удивлением осознавая, что ему нравится пение и сложное звучание большого оркестра. После этого его коллекция музыки пополнилась знаменитыми ариями в исполнении популярных певцов, а привычный «час английского» иногда звучал, как мюзикл.

Глава 33

Снова пришла весна. Егор смутно улыбался, ловя потеплевший ветер, и даже начал подумывать о том, чтобы съездить в мае к своим. Отпуск летом ему пока не давали, но и поздней весной в их городке красиво. Повидать отца, маму, подросшую сестру…

Внезапно браслет на руке тихонько сжался, и Егор закрутил головой, пытаясь понять – что же делать? Он в метро. Сенная площадь. Собирается делать пересадку, чтобы доехать до музея-усадьбы Державина. Как здесь могла очутиться его Роза? Она ведь закончила университет и теперь работает в школе в одном из спальных районов города… Но браслет не унимался, продолжаясь сжиматься.

Стиснув зубы, Егор прижался спиной к стене газетного киоска и замер, оглядываясь.

На платформу высыпала толпа подростков, а с ними девушка лет двадцати в строгом светлом костюме и белой блузке:

– Дети! – ее хорошо поставленный голос разнесся над головами. – Садимся в поезд, выходим на следующей, не забываем, станция «Технологический институт»!

Егор дрогнул: она! Откуда? Почему? Как? Что ей может угрожать?

А браслет все сжимался и сжимался, намекая на то, что медлить нельзя.

Тут из туннеля показался поезд. Толпа качнулась, и несколько сцепившихся мальчишек влетели в нежно-розовый костюм, отбрасывая его прямо на рельсы… Вернее, отбросили бы. Но парень в толстовке оказался быстрее – перехватил тонкую талию, дернул, и светлые волосы, подхваченные потоком воздуха, коснулись его лица.

– Спасибо! – девушка дрожала, как натянутая струна.

Их обходили люди, что-то возбужденно кричали подростки, а они застыли, разглядывая друг друга. Он помнил все – и ту малышку у корзины с бельем, и еще семь воплощений потом. И в каждом из них он ее терял. Костер. Позорный столб. Чума. Безумие. Пытки. Война. Бомба. Снова война…

Каждый раз он тщился успеть – найти, оградить, спасти! И проигрывал. Порой умирал рядом – быстро, хоть и болезненно. Но случалось, проживал долгую жизнь, полную событий, однако пустую без нее.

Она же слабо помнила его и прошлые их встречи. Будучи молодым, первые два-три воплощения Страж возмущался такой несправедливости. Потом подрос и понял – мироздание жалеет его Розу. Зачем хрупкому цветку помнить пережитую боль, разочарование и предательство? Достаточно того, что помнит он.

– Вам нужно выпить кофе, – сказал он хриплым голосом.

Она беспомощно оглянулась – поезд ушел, подростки топтались рядом, бросая на мужчину в капюшоне странные взгляды.

– Ваши дети могут уехать сами, – сказал он мягко, стараясь поймать взгляд ее потрясающих голубых глаз.

– Нет, я должна проводить их до школы!

В прошлый раз ее глаза были серыми, а еще раньше – карими. Это не имело для него значения, важно было лишь то, что эти глаза выражали. Сейчас в расширенных зрачках плескался страх, и он отступил:

– Вам нельзя оставаться одной. Шок еще не прошел. Если позволите, я вас провожу.

Она неуверенно кивнула, не замечая, что двумя руками вцепилась в рукава его толстовки, когда приехал следующий поезд. Подростки, гомоня, ввалились в вагон, Дилан помог войти Розе и вдруг вспомнил, что не представился! И не знает, как ее зовут здесь и сейчас! Для него она всегда была Розой. Хрупким цветком его души.

– Меня зовут Егор, – сказал он негромко, сдерживая хрип.

– Снежана, – отозвалась она.

Они так и стояли, держась за руки. На них обращали внимание только ее школьники, но Егору было плевать на мальчишек. Она нашлась! Она жива! Может быть, на этот раз у него получилось уберечь ее? Но клятый браслет нагрелся, давая понять, что это еще не конец. Парень быстро огляделся. Третий час дня, пассажиров довольно много. Сидят, стоят. Дети почти все сели в другой вагон и развлекаются, корча приятелям рожи через стекло двери…

Мужчину в яркой куртке он выделил сразу. Браслет уже горел и дергался, поэтому он успел только повернуться и закрыть Снежану спиной. А потом услышал ее звонкий крик и странный хрип. Лишь через полминуты до Егора дошло – это хрипит он сам, не в силах втянуть в себя тяжелый, пахнущий гарью воздух. Зато браслет перестал гореть и сжимать его руку.

Страж не хотел закрывать глаза, чтобы не потерять девушку. Она плакала и, кажется, кричала, но он не слышал. У него получилось защитить ее! Роза жива! Он закрыл глаза и потерял сознание, поэтому не видел, как пассажиры разбили окна, выбираясь из покореженного вагона. Не слышал, как девушка кричала, собирая детей, а ее укладывали на носилки медики, потому что из ноги текла кровь.

Через несколько часов Егор очнулся и удивился, увидев кафельный пол. Хотел было шевельнуться и застонал.

– Лежите! – сказал за спиной незнакомый голос. – Сейчас закончу перевязку и помогу вам повернуться.

Что-то щелкнуло, звякнул металл, и четыре пары рук повернули молодого мужчину на застеленной простыней кушетке.

– Как вас зовут? – спросил мужчина в маске и забавном чепчике.

– Егор. Егор Ломов, – ответил он, удивляясь тому, как трудно ворочается во рту язык.

– Сколько лет?

– Двадцать пять.

– Что последнее вы помните?

– Метро… Девушка! Снежана! Она жива?

– Жива, жива, – отозвался врач, – и даже почти цела. Пара дробин в бедре, крупные сосуды не задеты. А вот вы поймали спиной около двадцати штук. Благо хороший мышечный каркас и плотная одежда… В общем, вы у нас везунчик! Выздоравливайте!

Кушетка дрогнула и покатилась. Егор пытался оглядеться, но глаза сами собой закрывались.

Следующие дни он провел в больнице. Снежана приходила к нему и плакала, сидя рядом. Она прихрамывала – дробинки, которыми была заряжена самодельная бомба, застряли в мышцах довольно глубоко, так что извлечь их сразу врачи не смогли. Но примерно через неделю, когда стало понятно, что уцелевшие выживут, ее пригласили на операцию под местным наркозом, и уже Егор нервничал и ждал известий.

После операции, прихрамывая еще сильнее, она вошла в его палату, взяла за руку, смахнула слезы и сказала:

– Спасибо вам, Егор! Врачи сказали, что если бы не вы…

– Ерунда, – выдавил он, любуясь девушкой, – главное, вы целы.

Поговорить открыто тут не получилось бы – в палате лежали другие раненые, так что Страж просто сжимал руку своей Розы и разговаривал с ней взглядом.

– Когда вас обещают выписать?

– Хирург грозится снять швы послезавтра, – чуть улыбнулся парень, – но перевязки еще понадобятся. Он уверяет, что давно не видел такого разнообразия цвета на спине.