Совершенные (СИ) - Суржевская Марина "Эфф Ир". Страница 56
– О да. Убийственное. Особенно в отношении тех, кто пытается причинить мне вред, – с прежней улыбкой, словно присутствовала на великосветском приеме, промурлыкала я.
– И еще у нее есть портняжные ножницы, – серьезно оповестил Рэй.
– И нож с вилкой, – продемонстрировала я приборы.
Нэйл посмотрел на Рэя, потом на меня. Потом снова на Рэя. Издал какой-то невнятный звук.
– Да вы издеваетесь надо мной!
Рэй насмешливо кивнул, я пожала плечами. И заинтересовалась:
– Разве разрыв дает побочные эффекты? Никогда о таком не слышала.
– О деструктах не говорят, – вздохнул Нэйл. – Тех, кому не повезло, забирают инквизиторы, и больше никто их не видит. И даже страшилки о разорванных линиях люди предпочитают пересказывать шепотом. Но я знаю деструктов, знаю лучше, чем кто-либо.
Я вспомнила чудовище в клетке и ощутила, как холодеют пальцы.
– Разрыв линий может давать разные эффекты. Большую часть жизни я наблюдал за деструктами и пытался вывести определенную закономерность. Но, похоже, все дело в личных способностях человека и… банальной случайности. В этом-то и опасность, юная госпожа. Этого так боятся инквизиторы. Способности миротворцев похожи на математическую формулу – четкую и идеально выверенную. Они все укладываются в общую систему, без каких-либо отклонений. Но вот деструкты – совсем другая история. Их Дух – это разрыв и скверна. Ученые считают, что скверна – не что иное, как антиматерия, пожирающая человека на уровне души. Черная дыра, полное ничто. Но она же может формироваться и преобразовываться. Во что угодно. Во что-то неизведанное. И страшное, увы. Способности даже проявляются по-разному, а иногда и вовсе спят годами. Первый раз повлиять на чужую память мне удалось лишь спустя шесть лет после ямы скверны. А спусковым крючком стала наша школьная фотография. О, я покажу вам.
Неловко порывшись в кармане, Нэйл вытащил замусоленный кусочек картона. На ней двое мальчишек стояли плечом к плечу и широко улыбались в камеру.
– Это мой спусковой крючок. – Мужчина погладил фото, аккуратно сложил и снова убрал в карман.
– Спусковой крючок? – Я отложила вилку, ощутив, что еда больше не лезет в горло. – Что вы имеете в виду?
– Он есть почти у всех деструктов. Элемент, запускающий изменение и побочные эффекты. Чтобы воздействовать на чужую память, юная госпожа, мне нужно держать в одной руке фото с моим братом. Иначе ничего не получится. У моей знакомой фрау Хельги из Лазго спусковым крючком являлся запах краски, верно, потому что когда-то она работала на лакокрасочном производстве. Запах впечатался в ее память. Но крючком стал лишь один. Горная лазурь 512 фирмы «Бенджамин Свит и сыновья». Краска продавалась в огромных баллонах и быстро засыхала, теряя запах. Но лишь она позволяла Хельге видеть на многие километры. Ее зрение становилось таким удивительным, что позволяло рассматривать западную столицу империи, сидя у окна в восточной. Представляете? Она дышала горной лазурью, открывала створки и отправлялась в путешествие, не сходя со своего места.
Нэйл вздохнул, намазывая на сухой тост толстый слой сливочного масла и малинового варенья. Похоже, двоедушник и ел за двоих.
– Инквизиторы называют это иначе – смысл. Но спусковой крючок кажется мне более верным определением. Моим смыслом стала школьная фотография…
«Август», – прозвучало в моей голове.
Я вздрогнула и обернулась, но тени за спиной не было. Как давно я ее не вижу?
От волнения пальцы стали холодными и внутри забилась тревожная мысль: сколько времени я в этом доме? И когда последний раз пила свое зелье? Я ведь совсем забыла о нем…
– Как вы сказали? – Я вскинула голову, поняв, что Нейл продолжает говорить.
– Что? Ах, вы про инквизиторов… Я вычитал в старом архиве. Конечно, сейчас их почти не найти…Но я был учителем, юная госпожа. До того, как…
– Почему вы остались на свободе? Святая Инквизиция не нашла вас?
– Святая Инквизиция… – Нэйл издал каркающий смешок. – Кровавые тени Империи. Вежливые убийцы в сумрачных масках, тихие и неотвратимые, словно сама смерть. Нашла, еще как нашла, госпожа Ванда. Да, мне довелось говорить с одним с них. И вот что я могу поведать, господа… Не пытайтесь разговаривать с инквизитором. Это бесполезно. И не спрашивайте, что ему от вас надо. Раз явился – то можете быть уверены – ничего хорошего.
– Вас забрали в Пески?
Нэйл кивнул.
– Я сбежал, когда меня везли. Спрыгнул с отходящего поезда и успел затеряться в толпе. Мне повезло. Будь там опытные инквизиторы, меня бы ждал провал. Но мой брат погиб, а я был серьезно ранен, никто не думал, что я способен прийти в себя и дать деру… Сейчас я думаю, что это тоже заслуга разрыва. Но деструкты меняются. И иногда становятся сильнее обычных людей. В Пески меня отправили с лекарем и обычным полицейскими, мне необычайно повезло. Потому что сбежать из Песков невозможно. Никому еще это не удавалось.
Я глянула на Рэя и застыла. Он смотрел в пустоту, и я никогда не видела у живого человека такого мертвого взгляда.
Дверь кухни распахнулась и влетел Вулкан:
– Профессор очнулся! – завопил он.
– Идем, – сказал Рэй, отодвигая недоеденный тост.
В мою тарелку с остатками омлета плюхнулся еще один кусок штукатурки, но я отмахнулась – не до приведения сейчас!
Профессора Хакал восседал в кресле среди подушек и потягивал кофе с молоком. Нас он встретил хмурым, но ясным взглядом, а увидев меня, удивленно поднял брови.
– Я вас помню! Вы говорили со мной в театре. Вы…
Я сделала торопливый шаг и схватила профессора за руку, обрывая фразу.
– Да-да, мы с вами говорили. Я студентка Аннонквирхе, меня зовут Ванда. Как вы себя чувствуете, профессор.
Он поднял кустистые брови, рассматривая меня. Но к счастью, Альберт Хакал оказался сообразительным и не выдал моего настоящего имени.
– Сносно, юная госпожа. Если можно назвать таковым состояние пленника.
– Вы не… – начал было Рэй, но Совершенный поднял руку и досадливо хмыкнул.
– Полноте. У меня было время подумать над своим положением. Пожалуй, меня даже не слишком удивляет похищение. Разве что метод, м-да. Очень жаль, что не удалось дослушать Гликерию, удивительная ария, скажу я вам. Итак.
Профессор сложил руки на груди и обвел меня и Рэя тяжелым взглядом.
– Что вам угодно, господа?
– Исцеление разорванных линий, профессор.
Хакал некоторое время молчал. Я подалась ближе.
– Профессор, разве это не то, чего вы хотели, когда публиковали вашу статью? Реальной помощи реальным людям, а не теоретические дискуссии в Ассамблее ученых? Да, вас похитили. Но вы ведь понимаете, что у этих людей нет другого выбора? В этом доме два десятка деструктов, милорд. На разной стадии разрыва линий. От начальной до финариума. Эти люди обречены. Вы – их единственная надежда.
– Мой метод не прошел необходимые испытания…
– Ваш метод – их единственный шанс, профессор Хакал.
– Но это незаконно! Преступно!
– Преступно не помочь человеку и пройти мимо его беды, – жестко сказал Рэй, и я удивленно обернулась на него. Я словно видела другого Рэя, не того, кто делал мне чай на темной кухне. Этот был властным и несгибаемым, умеющим добиваться своих целей. Этот был опасен. Я видела острые грани в темноте его глаз.
Не замечая моего удивления, Рэя приоткрыл дверь.
– Юниш, зайди.
Смущаясь и нервничая, боком, в комнату втиснулся смуглый черноволосый мальчик, которого я видела на кухне. Испуганно глянул на меня и профессора и дернулся к Рэю, словно желая спрятаться за него. Но все же остановился и застыл, опустив темные миндалевидные глаза.
– Посмотрите на этого мальчика, профессор. Юниш родился в Хаджу, недалеко от восточной столицы Империи. Жил с мамой, папой и тремя младшими сестрами, ходил в школу. Мечтал стать правоведом. Хорошая жизнь. Пока он не очнулся на ритуальном столе отрезателей. Вы слышали о них?
Я содрогнулась, вспоминая жуткие слухи о культе отрезателей. Профессор отшатнулся, но Рэй не желал его щадить.