Цветы и тени (СИ) - Трапная Марта. Страница 26

— Увидел, — усмехнулся Зольдич и сел, поставив свечу обратно на стол.

— Что это было? — спросил я.

— Тень, — ответил Зольдич.

— Вы… оборотень?

Он улыбнулся.

— Нет. Не больше чем те, кто разоряет наши северные города.

— Но тени? — Не понимал я. — Он настоящий, этот медведь, которого я видел?

— А твоя тень — настоящая? — вопросом на вопрос ответил Старейшина.

Я посмотрел на свою тень, прилипшую к ногам.

— Думаю, что да.

— Так ты никогда не слышал о тенях?

Я покачал головой.

— Ничего такого, что объяснило мне происходящее.

— И ты не знаешь, из кого состоит Совет Старейшин?

Я вдруг заметил, что он отбросил церемонии и говорит со мной, скорее как учитель с учеником, но возражать я не стал.

— Какое отношение это имеет к теням?

— Тогда слушайте, ваша честь, — сказал он.

Я думал, Зольдич сейчас снова вернется к своему ядовитому тону, но нет, он говорил тихо и серьезно.

— Есть люди, — сказал он, — которые рождаются с тенью зверя. Так было всегда. Мы не оборотни, мы люди. Можно ничего не делать и просто жить. Единственное, что такого человека отличает от остальных, — он видит тени такими, как они есть. У всех разные тени. Но иногда человек может переместиться в свою тень. Это дает… больше возможностей, если научиться управлять этим. Как ты ездишь на лошади, например.

Я молчал и пока не понимал, какое отношение это все имеет к моему вопросу.

— Тень может быть полезной. Например, найти дорогу в лесу, или отогнать врагов. Но если тень начнет убивать, она станет сильнее. Если тень начнет не просто убивать, а… съедать свою жертву, человек может потерять контроль над ней.

— Все-таки оборотни, — во всяком случае, я представлял себе это так.

— Не совсем. Потому что… быть тенью можно недолго. Нет света — нет тени. Слишком яркий свет — нет тени. Но желание перейти в тень будет слишком сильным, чтобы его держать под контролем. Все эти превращения в доли секунды говорят о том, что эти люди потеряли власть над своими тенями. — Зольдич потер щеку, словно ее щипал мороз. — Поэтому они не едят людей. Поэтому они их убивают.

Он тяжело вздохнул.

— Есть еще кое-что, что вы должны знать, ваша честь. Все Старейшины — люди с тенью. Это тот признак, по которому собирается Совет. Мы умеем управлять своей тенью, мы даем клятву никогда… не кормить тень. Потому что не всегда возможно не убивать. И поэтому мы не вмешиваемся в дела страны и в решения правителя.

— Звучит разумно, — согласился я. — А есть ли способ…

Я замолчал. Нет, спрашивать, как их убить — неправильно. Правильно понять, что с ними делать.

— И много таких людей? — спросил я.

Зольдич пожал плечами.

— Обычно нет. Это редкость. Сейчас в Эстерельме помимо меня и примара Ульрика — больше никого. Раньше была еще молодая волчица, но я несколько лет ее не видел. Видимо, на севере теперь дела обстоят иначе. Может быть, появился целый род, где тень наследуется. Я думаю, мне тоже имеет смысл отправиться на север и своими глазами посмотреть, что там происходит.

— Мне кажется, это необязательно, — мягко возразил я. — Если вы правы, генерал, то лучше бы нам до зимы придумать, как защитить наших жителей от того рода, где все рождаются с тенями зверей.

Зольдич кивнул.

— По слухам, они приходят с севера, — продолжил я. — Я думаю, что они живут где-то в Ингвении. И я собираюсь нанести визит королеве Керате и обсудить с ней ситуацию с оборотнями.

— Напрасно, — уронил Зольдич.

— Почему? — удивился я.

— Я думаю, она такая же, как мы. И я думаю, что она могла поощрять их набеги… — Он вздохнул. — Когда вы собираетесь в Ингвению? Впрочем, все равно. Я отправлюсь с вами.

Он поднялся, давая понять, что разговаривать нам больше не о чем.

— Мы отправимся, — ответил я, поднимаясь вслед за ним, — как только я найду благовидную причину для визита. Если вы не советуете обсуждать напрямую… оборотней, мне нужен другой предлог.

— Скажите ей, — ухмыльнулся Зольдич, — что раз ее люди провели в наших землях столько времени и не собираются возвращаться, то мы отныне будем считать их гражданами Моровии, со всеми вытекающими последствиями: они обязаны платить нам налоги, выполнять наши законы и все остальное. Я думаю, она быстро найдет способ вернуть их обратно.

Я замер.

— Но я же ни слова не сказал о беженцах.

— Разве? — хмыкнул Зольдич. — Тогда скажу я. Их никак не меньше сотен. Мне кажется, весомая причина для переговоров.

На этом мы и расстались.

И я должен признать, что Кейталин дал мне отличный совет. Разговор со Старейшиной оказался не просто полезным, а сверхполезным. И я думаю, он здорово мне поможет во время визита в Ингвению. И откладывать его больше не имело смысла.

Глава 19. Ровена: Самое тяжелое — просто быть

Лето заканчивалось. Оно всегда заканчивалось намного раньше, чем мне хотелось бы, даже когда я жила в Эстерельме. Даже тогда я завидовала тем, кто живет в Констанце — у них никогда не бывает снега, даже зимой! И можно купаться почти весь год. Странно, что в итоге я оказалась здесь, на севере, где нельзя купаться вообще никогда, а снег идет чаще, чем дождь. Может быть, это все шутки черного и белого света, никогда не угадаешь. Я вздохнула.

Мы сидели с Тодором на террасе моего дома, теперь уже полностью моего дома. Помилование по случаю королевской помолвки случилось очень вовремя. Больше не нужно было строить отдельную оранжерею, а можно переделать под нее освободившуюся часть дома. Это намного, намного лучше и удобнее. И что уж там говорить, выгоднее. И теперь оранжерея была почти закончена. В нее можно было высаживать саженцы и высевать семена хоть завтра. Одна беда — мне не хотелось этого делать.

С тех пор, как я узнала о помолвке Лусиана, я, кажется, даже не улыбнулась ни разу. Странно, почему тяжесть упала на сердце сейчас, а не тогда, когда мы ехали на север? Ведь тогда я понимала, что едва ли снова увижу мужчину, которого любила больше, чем свою семью. Но мне было важно, что он жив. А сейчас, когда я получила возможность видеть его хоть каждый день, я отказалась от него. Хотя еще полгода назад сердце выпрыгивало от счастья, когда я вспоминала о нашей встрече на ярмарке.

— Смотрите, леди Ровена, дубонос, — сказал Тодор, показывая на куст боярышника у забора. На ветке сидела странная ярко-зеленая птица с толстым клювом, как у попугаев. — Значит, скоро начнутся холода, — с сожалением добавил Тодор. — Это примета. Заметил дубоноса — лето кончилось.

— Странно, что я никогда их не видела.

— Так ведь они не живут у нас, а летят мимо нас с севера. Смотрите, какие у них толстые клювы, чтобы раскалывать шишки и косточки, — он покачал головой, хотя дубонос всего-навсего клевал ягоду боярышника. — Я видел, как они раскалывают косточки от вишен.

— Ты где-то в это время видел косточки от вишен? — Вот уж вечер удивлений выдался.

Тодор рассмеялся.

— Ну, конечно! Мы обычно грелки в это время пересушиваем и перетягиваем, перед зимой. Я вытряхнул их все, помыл и выложил сушиться на крышу.

— Грелки? Какие еще грелки? — спросила я и тут же все поняла. — Так они набиваются косточками?

Эти чудесные вязаные толстые колбаски, которые надо было положить на печку, чтобы они нагрелись, а после можно был взять в постель, например. Они очень долго хранили тепло. Я думала, что грелки набиты какими-нибудь особенными камешками или глиняными шариками. А это оказались вишневые косточки. И их надо было каждый год промывать и сушить, надо же. Как мало я знала о жизни на севере!

— Да, и вот они сушились на крыше, я полез за ними, и вижу, как дубоносы расхаживают по крыше, а потом как закричат… — Тодор издал странный звук, от которого дубонос, сидевший перед нами, подпрыгнул на ветке и неуклюже взмахнул крыльями, выравнивая равновесие. — И на крышу прилетела целая стая. Штук, может, тридцать. И они принялись клевать вишневые косточки. Я сначала просто смотрел, потому что подумал — не будут же они их глотать в самом деле! А они их щелкали, как мы орехи, и сплевывали скорлупу. Когда я понял и начал их прогонять, они уже неплохо так поели. Вся крыша в скорлупе была. И в помете. Пришлось заново перемывать и сушить. И покупать новые, взамен тех, что они съели.