Огонь и ветер (СИ) - Джелли Элли. Страница 41

Катя.»

«Дорогой дневник!

Наверно, нужно что-нибудь написать, но, признаюсь честно, делать этого мне не хочется.

Что мне тебе рассказать? Что он не обращает на меня внимания, что больше не подходит, чтобы обнять и поцеловать меня, а когда я тянусь к нему, отстраняется или нехотя дает себя поцеловать и не отвечает взаимностью? По ночам я засыпаю в одиночестве, Алекса практически никогда нет.

Я умираю от тоски. Меня рвет на части от обиды и непонимания. Его словно подменили, он стал таким холодным со мной, что мне не верится, что еще так недавно у нас все было хорошо. Если бы ты только знал, как мне тяжело и больно осознавать, что наши отношения висят на волоске моего терпения. Мне кажется, если бы я ушла, он не заметил.»

«Дорогой дневник…

Все совсем плохо. Я реву второй вечер подряд. Я чую нутром, что все уже закончилось, а я закрываю глаза, молча терплю и делаю вид, что ничего не происходит.

Как же мне страшно его потерять!

От моего горячего, огненного мальчика с дурным характером и чувством юмора не осталось и следа. Единственное, что остается неизменным- его черные глаза, заставляющие мою душу вывернуться наизнанку. Мы больше не разговариваем. Мы не ссоримся, не спорим, не выясняем отношения, мы живем разными жизнями. Алекс просыпается в обед, гладит Герду, идет в душ, оставляет мне деньги и уходит до поздней ночи. Как только входная дверь захлопывается, Герда идет в коридор, утыкается носом в плинтус и скулит, так жалобно, что у меня разрывается сердце.

Я не в состоянии что-то делать, куда-то ходить, мои мысли убивают меня, я не могу заснуть, пока не услышу, что он вернулся, я просто лежу, смотрю в темноту, тихо плачу и жду, когда в двери послышится звук поворачивающегося ключа. Каждый день я собираюсь поговорить с ним, но в последний момент сдаю назад… Мне страшно, что он скажет, что больше ничего ко мне не чувствует. Хотя сомнений, что это не так, у меня нет. Пока он не произнесет это вслух, у меня все еще остается надежда, что мы сможем все исправить.»

«Вчера Алекс не ночевал дома и даже не попытался как-то это объяснить. Когда я спросила, где он был, он ответил, что слишком плотно поужинал у родителей и уснул на диване. Он даже не удосужился придумать что-то правдоподобное.

Мое сердце разбито вдребезги.

Дни совсем потеряли цвет.

Думаю, я больше не буду сюда писать, от этого мне становится только хуже.»

Сегодня Алекс проснулся только ближе к вечеру. Он снова вернулся под утро. Он был мертвецки пьян и не стоял на ногах. Пытаясь добраться до кровати, Огнарев перевернул книжную полку и разбил кашпо с сухостоями. Когда утром я собирала осколки, я поняла, что они очень похожи на мое сердце- пожухшая трава и рваные куски стекла.

Огнарев гремел посудой на кухне, готовя себе завтрак, а я прятала нос под одеяло, глотая слезы. Я не помнила, когда в последний раз мы с Алексом вместе обедали или ужинали.

Я много раз думала, почему он отстранился от меня и перестал замечать, и пришла к выводу, что он просто наигрался. Пока я держала оборону и играла в его опасные игры, я была ему интересна, Огнареву нравилось меня ломать и заставлять подчиняться. Алекс хотел укротить строптивую, и как только ему это удалось, я стала ему не нужна. Я больше не была влюбленной кошкой, я была сломленным, обманутым зверьком, пойманным в капкан своей же доверчивости. Но самым отвратительным было то, что несмотря на осознание, что мои чувства не взаимны, они не становились слабей. Я жутко скучала по Алексу и по тому теплу, которое он дарил мне, пока я не утратила перед ним свой шарм, каждый раз, когда он равнодушно проходил мимо, в моем сердце гнила дыра, отравляя меня изнутри. Мое тело не хотело меня слушаться, как бы я не уговаривала себя не унижаться и не выпрашивать внимание, я то и дело, случайно его касалась, по ночам ложилась под бок, в надежде, что он меня обнимет, но все было тщетно. Видимо, Огнарев охладел ко мне так сильно, что даже не хотел со мной просто переспать.

Я вышла из комнаты, обнимая себя за плечи, и пошла на кухню поставить чайник. Алекс сидел за столом и жевал бутерброды, Герда, сидящая у его ног виляла хвостом и тявкала, желая получить кусочек чего-нибудь вкусного. Я не хотела пить, я просто хотела увидеть Алекса при свете дня, пока он не в стельку пьяный.

Я налила себе чашку кофе, поставила ее на стол и села напротив, Огнарев тут-же достал свой телефон и принялся листать ленту, создавая видимость безумной занятости. Я вспомнила, как еще месяц назад нам было классно и весело вместе и в груди заныло от тоски и обреченности.

— Ты разлюбил меня? — полушепотом спросила я и не узнала свой голос, он слишком сильно дрожал.

— Разве я когда-нибудь говорил, что люблю тебя? — холодно ответил Алекс, не отводя глаз от телефона.

Похоже точка невозврата уже пройдена и наступило время перейти к разговору, которого я так сильно боялась и так долго откладывала.

— Ты хочешь, чтобы я ушла?

— Да нет, живи, — Огнарев равнодушно пожал плечами.

Это ужасно унизительное чувство, только что он всем своим видом дал понять, что ему абсолютно все равно буду ли я здесь находиться или нет, но от того, что он не сказал, что я должна уйти, мне стало легче.

— Я скучаю по тебе, Алекс…

— Кать, — он поднял на меня ледяные глаза, — давай откровенно… Между нами была искра, сейчас она потухла…

— У меня не потухла, — я его перебила.

— Не важно. Это жизнь, такое бывает…Если хочешь, можешь оставаться здесь, тем более у нас с тобой собака, а еще у тебя нет работы и жилья. Но хочу тебе сказать, что больше ты мне ничего не должна. Я про деньги за тачку.

Каждое его слово больно отдавалось в моем сердце и резало его наживую.

— И про все остальное тоже, — хладнокровно добавил Алекс, — выбери себе в интернете какой-нибудь нормальный диван, чтобы раскладывался, а я оплачу.

К горлу подступали слезы, но плакать мне никак нельзя. Я уже видела Огнарева злым, жестоким, раскаивающимся, флиртующим, пытающимся очаровать, и смирилась со всеми его сторонами, но таким, какой он был сейчас, я не хотела его принимать.

— Ты же специально сделал это? — я стиснула зубы, чтобы не разрыдаться.

— Что?

— Дождался, пока я влюблюсь в тебя… — у меня дрогнули губы, — и решил бросить.

— Нет, ты правда мне нравилась, Катя.

— Что изменилось?

— Я просто перегорел, — спокойно и безэмоционально ответил Алекс.

Он поднялся из-за стола, поставил посуду в раковину и вышел из комнаты. Я закрыла глаза и по щекам побежали жгучие слезы. Мне казалось, что когда я услышу, что он больше ничего ко мне не чувствует, я умру от боли, но я все еще была жива. По крайней мере, мое сердце все еще билось, кровь бежала по венам, легкие снабжали организм кислородом и внешне я казалась вполне здоровой, но внутри я разбилась, как паутинка тонкого стекла.

Герда коротко лизнула мою ногу и побежала вслед за Алексом. Я слышала, как он собирается, чтобы в очередной раз уйти. Удивительно, но он принес мне самую большую горечь, ни когда унижал меня, выкручивал руки, кричал, угрожал, топтал самолюбие и сжигал мои детские воспоминания, а когда нормально, по-взрослому сказал, что не любит и не хочет держать рядом с собой. Я была раздавлена.

Когда он ушел, я надела его светлое поло, которое было на нем, когда мы в последний раз ездили в парк, оно все еще пахло его духами и ароматом кожи. Я легла в постель, на его сторону кровати, и крепко обняла его подушку. Она тоже хранила его запах. Слез почти не было, я чувствовала только выгорание и дикую меланхолию. Алекс опустошил меня, как сосуд, выпив из меня все жизненные силы, эмоции и душевный огонь. Он потушил меня, как спичку, превратив в мое сердце в обугленное пепелище.

Как же тебя угораздило так сильно вляпаться, Катя?

Мне было намного проще ненавидеть Огнарева и желать ему смерти, чем так откровенно и безрассудно его любить. Правильно говорят, что самая сильная любовь- не взаимная.