Сумеречный сказ - Локин Кайса. Страница 14

— Посмотри, какие гребни, а кокошники настоящей боярыни достойны, — под локоть крепко схватив, подвела нянька девицу к столу.

Разглядывала старушка диковинные украшения, в руках крутила, любовалась браслетами, венцами сложными да камнями дорогими.

Мимолётно на товары взглянув и губы поджав, хотела уж Варвара отойти, как вдруг замерла, точно судьба остановила. На неё, не отрываясь, глядел мастер украшений. Чёрные волосы обрамляли молодое лицо с тёмными глазами — невольно залюбовалась девица, глядя на высокого удальца. Усмехнулся ей молодец, румянец подметив, и отвёл взор лукавый. Смекнул он сразу, что красотой девицы сам пленён оказался, токмо пред старухой-нянькой не стал слов ладных говорить и вовсе отвернулся, точно общаться с ними не желая. Не выдержала тогда Премудрая и схватила первые попавшиеся бусы, вопрошая:

— Сколько?

На голос резкий обернулся молодец и выдержал пронзительный взгляд, коим его Варвара одарила. Молчали оба, ни слова не обронили, всё взглядом друг другу тотчас рассказали. Одна лишь нянька брошенной казалась — не узрела, как чувства нежные зарождаются. Наклонился поближе молодец и ответил наконец:

— Эти не для тебя, а для крестьянки простой. Тебя другое достойно.

Протянул молодец Варваре ожерелье дивное с крупным рубином, что на солнце ярко сиял. Ахнула нянька, отнекиваться начала от драгоценности такой дорогой, на кошель худой сказывалась, однако молодец слушать её не стал.

— Считай, красавица, что это дар свыше, — проговорил он, в глаза ей прямо глядя.

Послевкусием, манящим, слова его меж ними повисла, и хотела уж Варвара ответ дать, как вдруг другие люди к столу подошли, занимая молодца. Нянька тут же засуетилась и скрыться поспешила, пока ничего худого не приключилось. Обернулась тогда Варвара украдкой и, прижимая к груди ожерелье, прошептала, взгляд молодца поймав:

— Спасибо, — и крепче дар стиснула.

Сердце её запылало — влюбилась она знатно, самой себе не веря. Ни за что бы не подумала Премудрая, что счастье своё так легко заполучит, парой слов всего лишь обмолвившись. Поняла тогда Варвара, отчего такой радостной Елена ходила и улыбки своей не скрывала — душа будто пела.

Седмицу ещё торги гремели, и всякий раз Варвара мимо молодца прогуливалась. Заговорить больше не получалось — нянька точно тень пристала, потому приходилось лишь взглядами обмениваться. В последний день не стерпела Варвара и незаметно для всех передала возлюбленному послание, умоляя найти её однажды и свидеться в родных землях. Кивнул ей на прощание молодец и пообещал самому себе отыскать девицу, коя в душе поселилась крепко.

По возвращению хотела Варвара поделиться с Еленой счастьем своим, но не забыла Прекрасная ссоры их так просто и быстро. Удумала гордой казаться, обиженную строила. Подумала-подумала Варвара и, вины своей не узрев, мириться не стала: решила, что время всё по местам меж ними расставит. О возлюбленном своём никому рассказывать не желала: то ли осуждения боялась, то ли потехи злой. Подарок его возле сердца хранила, по ночам вынимала, на подушку клала да слова милые шептала.

Месяц спустя, тёмной ночью, услыхала Варвара тихий говор, словно над ней навис кто:

— Поутру кот на пороге дома разляжется, за угощенье следом поманит, в лес шустро отведёт, а там уж свидимся с тобой вновь.

Испугалась Варвара, колдовство заподозрила, однако ж голос признала — возлюбленный её чрез ожерелье речь молвил. Оставшуюся ночь очей сомкнуть так и не смогла. Всё мучилась, маялась, рассудить пыталась: зло аль добро судьба готовит. Однако довериться всё же решила — не хотела так просто счастье своё отпускать.

Спозаранку на крыльцо вышла Варвара и ахнула: сбылись слова ночные — кот чёрный на крыльце лежал, изумрудными глазами сверкал. Тут же блюдце с молоком девица принесла да поглаживать шёрстку густую стала. Откушал хвостатый и мигом в лес, что за теремом лежал, умчался. Премудрая за ним бегом кинулась, чрез кочки и ветви, ручьи и опушки мчалась, покуда за ручку молодец крепко не схватил. Объятия жаркие расцепить не в силах были, поцелуями друг друга щедро задаривали и речи сладкие молвили. Понимали друг друга с полуслова, души насквозь видели и налюбоваться всё не могли.

Так и повелось — то ворон прилетал, то кот прибегал, — и Варвара в лесную тишину стремглав неслась к Владимиру, так возлюбленного звали. О свадьбе молодые не думали: догадывалась Премудрая, что не прост молодец и жизнь его не только товары, но и дела тёмные, колдовские. Спрашивать напрямую не желала — обидеть подозрениями боялась.

Шли седмицы плавно, и всё ладно было бы, если бы не заметила Елена перемен в сестре: глаза у той счастьем уж сильно светились. Не вытерпела, не удержалась и украдкой пробралась Прекрасная в лес за сестрой. Как же удивилась, как же испугалась она при виде того, с кем сестра беседы вела. Ни юноша, ни богатырь стоял подле Варвары, а колдун в рясе ужасный — бледный, высоченный, костлявый, точно прозрачный. А как взгляд очей его поймала, так от испуга закричала: дыры одни глядели на мир, да сверкали в них языки пламени буйного. Подхватив подол, побежала Елена прочь, покуда Варвара и Владимир наскоро прощались.

Поймав Лену у крыльца, принялась Премудрая умолять:

— Прошу тебя, милая сестрица, тайну сердца сохрани, не говори ты тятеньке ничего. Я про Финиста слова твои берегу. Сослужи и ты же мне службу.

Совестно стало Елене, права была Варвара, но душа всё ныла и ныла — как можно слепо верить воплощению зла? Не ведала ведь Прекрасная, что в тот день впервые Владимир правду любимой открыл и лик свой истинный показал. Сомнения душили Елену, посоветоваться с Финистом — Ясным соколом желала, но не отвечал тот на зов её, не прилетал — делами да подвигами, видать, занят был.

Муки сердца верх взяли, и решила Елена против сестры на сей раз пойти. Тогда-то рассказала Прекрасная тятеньке, что ходит Варвара на встречи тайные в лес с молодцем страшным, колдуном опасным, чернокнижником настоящим. Испугался отец, за имя доброе переживать стал и тотчас решил, что засиделась Премудрая в девках, оттого и беды все. Жених сыскался тут же: не красавец, не умён, не силён, а стар и вреден. Как услыхала Варвара, так умолять об одном стала: чтобы только на Владимира отец взглянул и счастливой быть позволил. Но купец уж всё решил. Слёзы горькие душили Премудрую, пыталась она с возлюбленным свидеться, так её под замок посадили и ожерелье, силой отняв, припрятали.

В ночь пред свадьбой, о коей в два вечера сказались, ворон в горницу к Варваре влетел и обратился тут же чернокнижником бледным. Ни разу не казался Владимир ей страшным, не боялась она облика тайного — принимала она его всей душой. Присев подле Премудрой, крепко в объятиях Владимир сжал девицу и щёки чуть румяные поцеловал. От судьбы своей не желал бегать, а потому решил действовать метко.

— Любишь ли ты меня? — заглянул Владимир в очи любимой, за подбородок нежно держа.

— Люблю, больше жизни люблю, — шептала Варвара.

— Пойдёшь за мной, куда велю?

— Пойду, месяц ясный, только с тобой быть хочу. Помоги, от брака нежеланного спаси и меня спаси, отсюда уведи.

Выпрямился во весь свой рост исполинский Владимир, вынул из кармана рясы чёрной кинжал серебряный и Варваре протянул.

— Слушай внимательно: как сердце жениху пронзишь, так ладонь себе порежь, сожми ожерелье моё и прокричи во всё горло: «Забери-забери, одну не оставь, силой захвати, от жизни освободи. Клятву даю, себя отдаю». Тогда я и приду, да токмо не струсь, иначе не быть нам вместе, — молвил и исчез. Только поцелуй жаркий на устах гореть оставил.

Испугалась Варвара, но дороги назад не было. Она давно догадывалась, что жизни мирской и тихой им с Владимиром не за что не видать. Знала, что чернокнижника и колдуна полюбила, коего за одни только рясы чёрные, волосы длинные и ладони кровавые без внимания не оставят и покоя не дадут — отовсюду слать будут. Вспомнила Варвара, как однажды Владимир себя Кощеем назвал — слово странное, незнакомое, — оттого и тревоги в сердце ужалили. Однако делать нечего: клятву ему она уж дала и решения своего менять не желала.