Вестник на Кавказе (СИ) - Беркутов Роман Вадимович "Revan". Страница 22

— Братец, а табаку не найдется? — обратился к нему Николай.

— Конечно, вашблогородие! Ух, как вас осколками посекло, — хорунжий засуетился, хлопая по карманам черкески.

— Симпатичный трофей, дашь посмотреть? — Николай вытер испарину со лба и показал на кинжал.

— Конечно, держите, я пока табак найду, добыл, сам! — хорунжий протянул трофей и светящийся от радости принялся проверять сумке у седла.

Николай обнажил кинжал, рассматривая лезвие.

— Нашел, вашблогородие, — казак повернулся и замер, встретив печальную улыбку.

— Спасибо, братец.

Тонкое лезвие прошло через черкеску прямо в сердце. У хорунжия дрогнули черные усики. Он упал на землю с широко раскрытыми глазами, смотря на проплывающее небо.

Николай проверил кобуру со странным револьверным карабином у седла, но предпочел старый кремневый пистолет из сумки. Его Мартынов спрятал в распахнутом мундире. Беспокойный конь не хотел оставлять казака и пришлось его пришпорить, чтобы поскорее убежать с проклятых гор Кавказа.

Глава 10

5 сентября 1841 года. Кронштадт

На причале Кронштадта под серым дождем ровными шеренгами выстроились моряки российского флота. Несмотря на сильный ветер и бушующее в заливе море, команды балтийского флота принимали смотр Николая Павловича. Они встречали императора в черных шинелях сшитых на талию и с высокими воротниками.

Николай Павлович остановился рядом с адмиралом Горыниным, который в этом году принял командование над новейшим пароходом. На груди у адмирала, как и у всех офицеров флота поверх шинели крепилась кобура из лакированного дерева с выжженным двуглавым орлом.

Император стоял в форме генерал-инженера, которую он очень любил, и даже под дождем не променял бы на непромокаемый плащ. Адъютант с французским зонтиком старался прикрыть государя от непогоды, но тщетно.

— Идемте, адмирал, — Николай Павлович позволил себе улыбку, — Вольно!

— Вольно! — повторил команду Горынин и повел высокое начальство на борт военного парового фрегата. Нового флагмана Балтийского флота, который стоял под парами и ждал гостей.

“Метеор” построили в честь первого военного парохода российского флота, который успел поучаствовать в Русско-Турецкой войне тридцатых годов, брал Анапу и закончил службу в тридцать девятом. Новый Метеор решили построить в англии, со всеми техническими новинками. На корабль англичане поставили четыре собственных котла, гребные колеса и двадцать орудий. На пару фрегат набирал пятнадцать узлов, что позволяло бороться с непогодой. В ветреную же погоду поднимали парусное вооружение.

Чтобы не отставать от англичан, хотя бы на словах, Николай повелел заложить корабли схожего проекта в Новой Адмиралтейской верфи в Петербурге и в Николаеве на юге страны.

— Давайте поднимем бокалы, за новый флагман Балтийского флота! — предложил Горынин, для себя он прежде всего морской офицер, но для большинства собравшихся князь.

Николай Павлович поправил парик и кивнул, давая согласие.

Приемку корабля императором совместили со смотром флота, но из-за плохой погоды парадный строй решили отложить, чтобы народ смог посмотреть на парад и не мокнуть под дождем.

— Мы входим в новую эру! Эру пара! — вещал светлейший князь Александр Иванович Чернышёв, — все мы помним недавний прискорбный случай, когда бандиты ушли от нашего корабля во время бури, с паром же такого больше не повториться, верно, Владлен Иоанович?

Военный министр отправил шпильку в адмирала, за выходку Горынина с приемом пистолетов для офицеров в обход него.

— Конечно, особенно если министерство не будет заниматься ретроградством и уже откроет инженерное направление! — Горынин посмотрел на государя, поддержкой которого так нагло пользовался.

— А у вас уже и кандидатура есть? — ехидно поинтересовался Чернышёв.

— Конечно есть, светлая голова, и если бы не прискорбная ошибка третьего отделения, то он бы не на Кавказе воевал, а дальше на благо родины заводы строил!

Вот теперь, временно исполняющий обязанности начальника жандармерии Месечкин Алексей Игнатьевич понял, зачем его позвали на прием корабля в состав флота.

— Я уже доложил государю, что только из-за гнусных слухов и откровенной клеветы до Николая Павловича вообще дошла эта жалоба.

Все выжидательно посмотрели на государя Всероссийского.

— Бравый офицер уже доказал на Кавказе, что его оклеветали. Я подписал приказ о его повышении и разрешение на возвращение в столицу, для ведения предпринимательской и промышленной деятельности. Мы не разбрасываемся достойными людьми.

Адмирал и военный министр выдохнули одновременно и переглянулись. Все представление со ссорой задумывалось для государя и возвращения из ссылки Беркутова, где тот отлично себя показал.

— А чтобы уважаемые члены министерства не сомневались, мастерская принадлежащая Беркутову подготовила продукции, на пробу, — Горынин подал сигнал мотрусу и в офицерскую столовую внесли коробочки с выжженными орлами на крышках. Для Николая Павловича Горынин сам принес и вручил лично дорогой чехол с серебряным двуглавым орлом. Внутри лежал тяжелый десяти миллиметровый револьвер с верхней скобой для унитарных патронов.

В окружении Николая почти все чиновники прошли жернова армии и носили старшие офицерские звания. Каждый мог оценить качество и новаторство револьверов.

— Тяжесть, тяжесть — это хорошо, это надежно, — взвесил в руке револьвер Чернышёв.

Николай Павлович хмыкнул и достал из коробки патрон с пулей уманского, а потом обратился к военному министру:

— Вы только Петру Александровичу не говорите, а то он мне уже жаловался на студентов.

Месечкин навострил уши и осторожно поинтересовался:

— Что-то политическое?

— Нет, Алексей Игнатьевич, — посмеялся император, — с этим, все спокойно. Жалуется, что разленились, паршивцы, не хотят учиться. Ну ничего, наведем там дисциплину.

Николай Павлович любил воинские порядки и старался продвигать их повсеместно, делая из страны механизм с шестеренками из фабрикантов, пружинами из армии и смазкой из чиновников.

***

5 сентября 1841 года. Владикавказ

У дверей в штаб армии стоял караул из пары солдат и силой ружей вот уже три дня не пускал никого, кроме лавочников с новыми закусками и винами. Высоки господа праздновали успех операции по поимке Шамиля. Сперва несколько недель ушло на подсчет потерь как среди горцев, так и среди императорской армии, потом бумажная работа, письма государю и вот, наконец заслуженный отдых. С пленением Шамиля у горцев схлопнулся весь восточный фланг у берегов Каспийского моря. Только силы черкесов отказались сдаться и бросить оружие, воодушевленные обещаниями из Османской империи.

Даже до такой глухомани, как Владикавказ, дошли слухи о том, что Англичане собирают добровольцев для борьбы с кровожадными Русскими, но это должно быть потом, сейчас же, офицеры и солдаты праздновали. Почти.

Вадим сидел на большом диване с распахнутым мундиром. На коленях у него лежала золотая шашка — награда за смелость и поимку имама. В центре комнаты накрыли большой стол, за которым остались самые крепкие духом и телом люди, которые пили грузинское вино и местную чачу три дня подряд. Но не о начальниках думал Вадим, он смотрел на молчаливого Льва Львовича. Казацкий генерал сидел мрачнее тучи и пил в одиночку водку. На столе у него стоял стакан с черной корочкой хлеба. Уже после боя, какой-то хитрый горец подобрался к сыну Льва Львовича у дороги. Хорунжию просто не повезло, но генерал думал иначе. Вадим долго за ним наблюдал и дождался момента, чтобы подойти.

— Я присяду? — Вадим указал на свободное место за столом.

— Конечно, — Лев Львович откашлялся и протер рукой уставшее лицо. Выглядел он печально: синяки под глазами, слипшиеся волосы, перегар, — хотите поговорить о сделке по карабинам?

— Нет, мне, конечно интересно, как вы смогли обещать земли черкесов в обмен на оружие, чтобы эти самые земли захватить, но я не об этом, — Вадим мысленно послал несколько "ласковых" в сторону Василия, который отвечал за сделку, — Я хотел спросить, вы нашли убийцу?