Баламут 2 (СИ) - Горъ Василий. Страница 29

Были б поблизости деревья, переживал бы значительно слабее. Но на тридцать девятом этаже их ауры не чувствовались вообще, поэтому мне приходилось забивать голову всем, чем можно и нельзя. Скажем, мыслями о том, что наша трудяга проголодалась, или самим процессом кормления Язвы с ложки, вилки и даже ладони.

Судя по тому, что Дарья Ростиславовна принимала активнейшее участие в любой моей задумке, а в промежутках между ними придумывала что-то свое, ей тоже приходилось несладко. Но помощи она не просила, обходясь своими силами. И пару раз, кажется, умудрилась забыться — в тот момент, когда лепила котлеты, и во время демонстрации приобретенного шмотья. Впрочем, почти уверен, что последнее мероприятие было устроено для моего «лечения»: уж очень много души вкладывала в каждое дефиле эта женщина и уж очень игривые наряды подбирала. А в районе шестнадцати часов, наконец, освободилась Язва, заявилась в гостиную, проигнорировала все то, что Долгорукая купила для нее, и почти два часа грузила ценными указаниями, готовя к «веселой» ночке. А после того, как добилась идеального понимания поставленных задач, заявила, что перед таким серьезным делом нам необходимо как следует отдохнуть, и утащила сначала в ванную, а затем в спальню.

Шести часов сна, перехваченных во время перелета, мне определенно не хватило, и глаза закрылись сами собой еще до того, как голова коснулась подушки. Потом я ухнул в черную бездну и какое-то время балансировал на грани срыва в «любимый» кошмар. Но в тот момент, когда китаец-огневик начал формировать плазменный жгут, эта картинка стала плавно блекнуть, а ей на смену пришла другая. С Лизой Перовой в главной и единственной роли.

В этом сне я не помнил о предательстве и настоящих планах этой суки, поэтому целовал до головокружения, терял голову, лаская податливое тело, пьянел от его умопомрачительной красоты и фантастической податливости, медленно избавлял от белья и, расчетливо сводя с ума его хозяйку, сходил с ума сам.

Странностей, изредка царапавших осязание, обоняние, слух, зрение и вкус, не замечал целую вечность. А после того, как Лиза перевернула меня на спину, оседлала, прогнулась в пояснице и уперлась руками в мои бедра, вдруг увидел «второй» комплект упругих полушарий груди и лицо с глазами, закрытыми от наслаждения, не сразу, но сообразил, что это отражение, и удивился. Из-за того, что не помнил, чтобы в спальне у Перовой был зеркальный потолок. Чуть позже, накрыв руками груди, некогда изученные чуть ли не под микроскопом, и легонечко сдавив сосочки, восхитился тому, что первые существенно подросли, а вторые стали чуть короче, но толще. А еще через какое-то время, одурев от невероятно нежного и чувственного поцелуя, заглянул в глаза, затянутые поволокой страсти, понял, что это не сон, и выдохнул первое, что пришло в голову:

— Лар, ты что творишь?!

— Прислушайся… к тому… что я… сейчас… чувствую… и не задавай… глупых… вопросов… — хрипло ответила она и взвинтила темп движений!

Щуп дотянулся до магистральной жилы в ее правом бедре практически мгновенно и шарахнул меня дикой смесью из чистейшего счастья, ярчайшего наслаждения, всепоглощающей страсти, запредельной нежности и искренней радости! Последнее чувство слегка диссонировало со всеми остальными… до тех пор, пока я не догадался, что оно вызвано моим «выздоровлением». Увы, эта догадка не остудила. Скорее, наоборот: мысль о том, что эта женщина ради меня готова на все без каких-либо исключений, почему-то сорвала с нарезки и напрочь отключила разум. Настолько сильно, что он включился только в двенадцать ночи, запоздало среагировав на вибрацию будильника, вынудившего Шахову прервать буйство. Впрочем, даже после этого я смог вымолвить одно-единственное слово:

— Зачем?!

Лариса Яковлевна, лежащая рядом и тщетно пытавшаяся унять никак не унимающееся желание, облизала припухшие губки и хрипло выдохнула:

— Пришла к выводу, что тебе необходима именно такая эмоциональная встряска…

— И «встряхнула» сама?

— А кому еще я, по-твоему, могла это поручить? — спокойно ответила она и перевернулась на бок, из-за чего ее грудь тяжело колыхнулась и чуть было не свела меня с ума по второму разу: — На Базе твоих сверстниц нет, а все бабы постарше при мужиках; к Катьке с Женькой сейчас не подкатить — они под «колпаком»; снимать для тебя абы кого не хочется, да и некогда. А впереди возвращение на Базу, на которой, как я уже говорила, свободных женщин нет.

— Да, но…

— Рат, я тебя люблю. Но не как своего мужчину, а значительно «шире». Поэтому мне было по-настоящему хорошо. И будет ничуть не менее хорошо, если ты еще когда-нибудь порадуешь меня этой гранью счастья быть рядом с тобой. Ну, а если не порадуешь, не обижусь: близость — далеко не самая важная часть моих желаний. Ты ведь чувствуешь это, верно?

Я чувствовал куда больше: с одной стороны «эмоциональная встряска» Ларисы Яковлевны ввергла меня в шоковое состояние, а с другой — собрала воедино и вернула восприятию жизни объем, цвета и вкус! Да, думать о том, к чему может в будущем привести близость с Язвой, было страшновато, но я «храбро» задвинул эту мысль куда подальше и решил сосредоточиться на текущем мгновении — обнял эту… хм… ненормальную, прижался лбом к ее лбу и закрыл глаза:

— Ты у меня чудо…

— Да, я такая! — хихикнула она, шарахнув по щупу облегчением.

Тут я вспомнил о второй «целительнице душ», огляделся чувством леса, обнаружил силуэт Долгорукой прямо за стеной, причем не лежащим в кровати, а стоящим у окна, и невольно посерьезнел:

— Кстати, под каким предлогом ты выставила Дарью Ростиславовну в гостевую спальню?

Язва пожала плечами и убила наповал:

— Сказала правду…

Глава 7

6 августа 2112 г.

…Ухода Ларисы Яковлевны и появления Дарьи Ростиславовны я не заметил — лежал, уткнувшись горящим лицом в подушку, сгорал от стыда и пытался решить, как себя вести с ними обеими. Поэтому прикосновение к плечу заставило вздрогнуть, а успокаивающее воркование — затаить дыхание:

— Рат, ты путаешь нас со своими ровесницами. А мы с Язвой взрослые, циничные бабы, давно избавившиеся от розовых очков и научившиеся ценить не слова, не красивые телодвижения, не антураж, а поступки…

Я вспомнил, во что мы с Шаховой превратили постельное белье, потом унюхал ароматы страсти и вспыхнул еще сильнее, а Долгорукая и не думала ни уходить, ни замолкать:

— …кроме того, мы не считаем близость между мужчиной и женщиной чем-то из ряда вон выходящим. Само собой, если оба свободны от сторонних обязательств, испытывают друг другу как минимум симпатию, вступают в отношения без принуждения и тэдэ. Лариса абсолютно свободна, вросла в тебя душой, искренне хотела сломать лед, которым ты окружил свое сердце, и, как я вижу, преуспела — теперь ты ощущаешься в разы более цельным, чем несколько часов тому назад. Говоря иными словами, мое отношение к тебе изменилось в лучшую сторону — по дороге в ванную эта «целительница душ» заглянула ко мне и заявила, что ты настоящий мужчина еще и в постели. И не врала: я знаю Шахову не один десяток лет и в состоянии понять, когда она по-настоящему счастлива. В общем, я рада, что тебя отпустило, и очень-очень не хочу, чтобы ты начал от нас шарахаться из-за никому не нужного чувства вины, стеснения, страха перед непонятным будущим или из-за чего-либо еще. Поэтому говорю прямо: она довольна и результатами «лечения», и тобой, но… дико боится твоего охлаждения. А я уважаю тебя, страшно не хочу, чтобы ты отталкивал Язву, так как это сделает ей больно, и по-доброму завидую — она весь вечер чувствовала себя любимой женщиной, а я давно забыла, что это такое…

— Я не собираюсь ее отталкивать… — буркнул я. Видимо, недостаточно уверенно, так как Долгорукая перешла на рык:

— Тогда перестань стесняться, прими оказанную помощь, как подобает мужчине, поблагодари свою женщину за все, что сочтешь нужным, и не вздумай прятать взгляд ни от нее, ни от меня!!!