Тайна Кристин Фоллс - Бэнвилл Джон. Страница 18

— Это Кристин, —  представила сестра Стефания, — ваша дочь Кристин.

Проводив Стаффордов до парадной двери, сестра Стефания не спеша вернулась в свой кабинет, села за стол и закрыла лицо руками. Она позволит себе маленькую слабость, буквально минуту отдыха. Пристроишь очередного ребенка — накатывает оцепенение, тяжесть. Нет, не грусть и не сожаление: глубоких чувств к этим несчастным созданиям, находившимся под ее опекой считаные дни, монахиня не испытывала, лишь тягостную пустоту, которая потом быстро заполнялась. Именно так: они ее опустошали.

Сестра Ансельм вошла, не удосужившись постучать, добрела до ближайшего к письменному столу окна, вытащила из кармана подрясника пачку «Кэмела» и закурила. Сколько лет пролетело, а из-под облика благочестивой монахини то и дело проступала несчастная Пегги Фаррелл, страх и ужас Самнер-стрит. Ее отец был портовым грузчиком. Микки Фаррелл из ирландского графства Роскоммон пил, избивал жену, а зимней ночью столкнул дочь с лестницы, оставив калекой на всю жизнь. «Надо же, как четко я все это помню! — подумала сестра Стефания. — А ведь зачастую свое имя едва вспоминаю». Она искренне надеялась, что Пегги, то есть сестра Ансельм, явилась не лекции читать, и, решив подстраховаться, сказала:

— Ну вот, сестра, еще одного пристроили!

Сестра Ансельм раздраженно выпустила к потолку сизую струйку дыма.

На родине этой крошки полно таких же.

«Эх, не пронесло!» — с досадой подумала сестра Стефания и демонстративно сосредоточилась на лежащих перед ней документах.

— Значит, хорошо, что праведницы, вроде нас, устраивают их судьбу?

Только от сестры Ансельм так легко не отделаться! Это же Пегги Фаррелл, которая вопреки всем трудностям с отличием закончила медицинскую школу и попала в престижнейшую Массачусетскую больницу, но потом сестра Хаус, тогдашняя настоятельница, вернула ее в приют.

— Мать-настоятельница, я должна заметить… — начала сестра Ансельм, всегда произносившая титул сестры Стефании с преувеличенным пиететом, то есть насмешливо. — Выходит, современные ирландки глубоко аморальны, раз к нам попадает столько… столько плодов их маленьких неприятностей.

Сестра Стефания приказала себе молчать, но напрасно: Пегги Фаррелл умела ее провоцировать еще в пору, когда они, дочь не слишком успешного адвоката и дочь грузчика, вместе играли на парадном крыльце дома на Самнер-стрит.

— Ну, не все они результаты маленьких неприятностей, как вы изволили выразиться, — возразила она, принципиально не отрывая глаз от документов.

— Тогда, черт подери, материнская смертность там столь же велика, сколь низки моральные принципы незамужних женщин! Иначе откуда все эти ничейные дети?

— Сестра, не нужно так говорить! — спокойно попросила сестра Стефания. — Мне очень не хотелось бы накладывать дисциплинарные взыскания!

Повисла тишина, которую нарушила сестра Ансельм. С недовольным ворчанием она отлепилась от подоконника, затушила сигарету и, сильно хромая, вышла в коридор. Оставшись одна, сестра Стефания завороженно наблюдала, как из торопливо раздавленного бычка в стеклянной пепельнице змеится бледно-голубой дым.

Глава 9

Квирку нравилось, что в отделении патолого-анатомии царит вечная ночь. Порой казалось, это единственное, что ему нравится в своей работе. Вообще-то Квирк не особенно любил ночь — «Я не извращеннее других патологоанатомов!» твердил он в пабе, вызывая взрывы хохота. Скорее, его привлекал покой, даже уют отделения, притаившегося почти на два этажа ниже шумной городской улицы. Еще казалось, он посвящен в некое древнее таинство и обладает секретным знанием, которое можно использовать лишь под покровом тьмы.

Вскрытие Долли Моран Квирк поручил Синклеру, сам не зная почему, но уж точно не потому что не мог заставить себя резать тело знакомого. Синклер рассчитывал лишь помогать Квирку, но тот вручил ему скальпель и сказал: «Действуй!» Молодой человек испугался: вдруг это какая-то проверка или ему намеренно приготовили ловушку, чтобы уличить в некомпетентности? Но Квирк ушел в свой кабинет, бормоча, что у него завал с отчетами и прочей канцелярщиной, и Синклер с энтузиазмом взялся за работу. На деле Квирк надменно проигнорировал стопку документов, требовавших его внимания, и целый час просидел, закинув ноги на стол, курил и размышлял. Из секционного зала доносилось насвистывание Синклера, который орудовал пилой и скальпелем.

По причинам, большинство которых анализировать не хотелось, Квирк решил, что убийство Долли Моран с историей Кристин Фоллс не связано. Подозрительно, конечно, что Долли погибла через несколько часов после его второго появления на Краймиа-стрит. Она знала об угрожающей ей опасности? Поэтому не впустила его? Тогда через дверь она выдала Квирку нечто, до сих пор не выходившее у него из головы. Квирк прильнул ухом к почтовому ящику — плевать ему на бездельников-соседей, подсматривающих из-за тюлевых занавесок! — и потребовал правду о ребенке Кристин Фоллс. «Что с ним стало?!» — вопрошал он с непонятной сейчас злостью, хотя, наверное, свою роль сыграл выпитый в «Джаммете» кларет. «Ничего тебе не скажу! — ответила Долли Моран. "Вдруг она сквозь отверстие в гробу шептала?" — подумал Квирк. — Я и так лишнего наговорила». Что же из сказанного в грязном дымном пабе Долли сочла «лишним»? А когда он корячился у почтового ящика, за ним следили?

«Я влез не в свое дело!» — с горечью подумал Квирк. В знакомом ему мире люди не ломают друг Другу пальцы и не прижигают запястья сигаретами. Его приятелей не забивают до смерти на собственных кухнях. Много ли ему известно о Долли Моран? Лишь то, что она любила джин и много лет назад работала у Гриффинов.

Квирк принялся расхаживать у стола, но в кабинете ему было слишком тесно, впрочем, как и везде. Собственное тело представлялось огромным трагикомическим волчком, неугомонным и лишь поэтому сохраняющим равновесие. От малейшего прикосновения такой волчок раскачивается, бьется о мебель, потом останавливается в темном углу. Своего тела Квирк всегда стеснялся. Он с детства был сущим увальнем и невольно раздражал сперва приютских, потом школьных хулиганов, потом качков на танцах и забулдыг в пабах перед закрытием. В серьезных драках он пока не участвовал, а чужую кровь лил только за секционным столом, зато целыми реками.

Увиденное на кухне Долли Моран потрясло Квирка до глубины души. За годы службы он сталкивался с множеством трупов, порой изуродованных еще сильнее, но жуткий, пафосный театр, который устроили у Долли, вызывал злость вперемешку с чем-то вроде жалости. Несчастную привязали к стулу, опрокинутому у кухонного стола; голова Долли оказалась в липкой луже ее собственной крови — если доберется до того, кто это сделал, он… он… Воображение пасовало. Что же он придумает? Он ведь не мститель! «С мертвяками работаешь, — сказала Долли. — С ними проще».

Синклер постучал в стеклянную дверь кабинета и вошел. Квирк ценил его за основательность — «Парень трудится, что твоя пчелка!» — уверял кто-то из уборщиков — и аккуратность — на клеенчатом фартуке и зеленых лабораторных туфлях не было ни пятнышка. Квирк достал из шкафа виски и немного плеснул в стакан. Обычай пить после вскрытия он ввел много лет назад. Сейчас маленькая церемония превратилась в своеобразные поминки.

— Ну что? — спросил Квирк, протягивая Синклеру стакан.

Синклер ждал, что шеф и себе нальет, только Квирку не хотелось поминать Долли, останки которой отлично просматривались сквозь стеклянную дверь: вон они, на столе, еще блестящие от слизи.

— Ничего особенного, — пожал плечами Синклер. — Травма от удара тупым предметом, интрадуральная гематома. Вероятно, убивать ее не собирались — погибшая опрокинула стул и разбила голову о каменный пол. — Синклер посмотрел на виски, которое едва пригубил: его очень смущало воздержание Квирка. — Вы ведь ее знали, да?

Квирк испугался. Разве он говорил Синклеру о встречах с Долли Моран? Что отвечать теперь? Неприятные мысли прервались: у двери кабинета, как раз за спиной Синклера, возникла фигура в непромокаемом пальто и шляпе. Квирк распахнул дверь — инспектор Хакетт, как всегда в отличном настроении, протиснулся бочком, словно зритель, опоздавший к началу спектакля. Он был таким же мощным, как Квирк, но фута на полтора ниже, и, очевидно, ничуть из-за этого не переживал. Квирк давно привык к уловкам, которые люди среднего роста использовали, оказываясь рядом с ним, — они слегка подавались назад, энергично расправляли плечи, вытягивали шею, а Хакетт словно не знал о них. Инспектор испытующе смотрел на Квирка, точно это он, Хакетт, имел превосходство в росте, точно это он был здоровяком, пусть даже неуклюжим и немного смешным. Рот инспектора напоминал кривоватую полоску, нос — мятую, побитую плесенью картофелину, а бархатные карие глаза — объективы камеры, которая ловит и фиксирует все. Под пристальным взглядом Хакетта Синклер поставил на стол стакан с почти не тронутым виски, пробормотал извинение и ушел. Повернувшись к стеклянной двери, Хакетт наблюдал, как молодой человек пересекает секционный зал, на ходу снимает фартук, ловко накидывает простыню на тело Долли Моран и скрывается за зеленой вращающейся дверью.