Тайна Кристин Фоллс - Бэнвилл Джон. Страница 27
Ближе к полночи Энди свернул на Фултон-стрит и остановился у дома. На втором этаже было темно, зато в спальне Коры Беннетт из-под жалюзи пробивался лучик света. Энди подозревал, что одинокая Кора спит при свете. Когда он выбрался из кабины, в ноющем от боли теле еще не стих жар и трепет драки. Ночной воздух обжигал холодом, но Энди домой не спешил, даром что был в тонюсенькой ветровке. Волоча левую ногу — в баре кто-то больно пнул его по лодыжке, — он поднялся на крыльцо и сел на качели, стараясь не скрипеть цепями. Не хотелось, чтобы Клэр выходила из дома в одной ночной рубашке и хлопотала над ним, по крайней мере, пока не хотелось. Болели голова, левое колено, левая лодыжка, рассеченную губу саднило, зуб шатался, но Энди считал, что отделался «легким испугом». Сам он тоже не сплоховал — двинул Маккою по яйцам и чуть не оторвал кому-то нос, пока один из тех идиотов не подкрался сзади и не ударил по затылку, вероятно, ножкой стула. Энди откинулся на спинку сиденья и тяжело вздохнул, прижав ладони к ноющей груди. Порывистый ветер гнал по небу тучи, блестящие, как от свежих чернил, ореховое дерево шелестело сухими листьями. Из-за туч то и дело проглядывала полная луна, напоминающая жирное лицо Маккоя. «У вас случилось чудо», — сказал он. Да уж, всем чудам чудо!
Энди обдумывал ситуацию, точнее, думал о том, что теперь нужно взвешивать каждый шаг — все ведь знают, что ребенок не его, вот досада! — когда дверь за его спиной распахнулась. Энди даже не шевельнулся, он так и сидел, глядя на бегущие тучи, и на миг увидел сцену точно со стороны — осеннюю улицу, выглядывающую из-за туч луну, залитое сумраком крыльцо, мрачного себя и Кору Беннетт, застывшую на пороге в старом пальто поверх ночной рубашки. Кора легонько коснулась его плеча. Сцена получилась не хуже, чем в кино: зрители догадываются, что будет дальше, но даже вздохнуть не решаются, так велико напряжение. Энди не шевельнулся, даже когда пальцы Коры нащупали шишку на затылке — именно туда попала ножка стула. Почему-то Кора не села рядом с ним на качели, а встала на колени, да так, что между их лицами осталось не больше дюйма. От нее пахло несмытой косметикой. Распущенные волосы напоминали штору с брешью посредине. Энди бросил окурок, который начертил во мраке красную спираль.
— Тебе больно, — проговорила Кора, — у тебя лицо горит. — Осторожно, самыми кончиками пальцев, она провела по синякам на его челюсти и рассеченной губе. Кора придвинулась чуть ближе, и ее обрамленное волосами лицо утонуло во мраке. Ее губы оказались сухими, холодными и целовали совсем иначе, чем губы Клэр — ни жара тебе, ни трепета. Энди даже подумал, что они не целуются, а скрепляют официальное соглашение. — М-м-м, — отстранившись, промычала Кора, — у тебя кровь на губах.
Энди легонько сжал ее плечи. Он ошибся: под пальто у Коры не было ничего.
«Странно!» — думал Энди. Кора старше его лет на десять и, судя по шрамам на животе, рожала. Если так, где ребенок и его отец? Разумеется, Энди не спросил. На тумбочке стояла фотография в красивой серебряной рамке, но лишь одна, и не ребенка, а собачки: йоркширский терьер с бантом на шее «улыбался», показывая зубы и язык. «Это Фунтик, — проговорила Кора и бережно взяла фотографию с тумбочки. — Боже, как я любила этого пса!» Обнаженная, она сидела у изголовья кровати, прижав к коленям подушку, а Энди в одних боксерках устроился у изножья и пил пиво. На груди и лодыжках уже проступили синяки, и Энди живо представлял, во что превратилось его лицо. Единственным источником света был ночник на тумбочке. Вероятно, из-за его абажура все в спальне казалось обвислым, задушенным паровым обогревателем, который гудел и фырчал под окном. Целый час Энди разговаривал только шепотом, памятуя: совсем рядом спит жена. Кору Беннетт его нервозность явно забавляла. Она наблюдала за ним сквозь сизый дымок своей сигареты и скептически улыбалась. Ее небольшая, обвислая, как все в этой спальне, грудь в свете ночника сияла темным янтарем. Кора прижала к себе пылающее лицо Энди, капелька ее пота скатилась на его разбитые губы, и их засаднило. Никогда прежде он не спал со зрелой женщиной. В этом же есть нечто… возбуждающе постыдное, примерно как переспать с матерью лучшего друга (если бы такой друг у Энди был). Когда страсти улеглись, Кора баюкала измученного болью Энди на своей груди. Так Клэр баюкала малышку, а вот от родной матери Энди подобных нежностей не помнил.
Неожиданно для себя Энди поведал Коре о своем грандиозном плане, которым не делился ни с кем, даже с Клэр. Он прислонился спиной к холодной стене, и, придерживая бутылку коленями — пиво согрелось, а он даже не замечал, — выложил почти все. Он купит дорогущую машину, «линкольн» или «кадиллак», и откроет элитную службу проката. Деньги можно занять у старика Кроуфорда, он же любит корчить из себя Джона Рокфеллера, доброго гения рабочего класса. Энди не сомневался: через год первая машина окупится, он выплатит долг Кроуфорду, а на остаток купит вторую машину и наймет водителя. Лет через пять у него будет целый парк. Энди написал в воздухе его название: «Элитные авто Стаффорда — мечта напрокат». Себя он видел за рулем малинового «спайдера-550», летящего по шоссе на запад… Кора Беннетт слушала с надменной улыбкой, которая при других обстоятельствах дико бы его разозлила. Вероятно, тайком она посмеивалась над радужными мечтами дальнобойщика, но ведь Энди кое о чем умолчал. Например, об обещании матери-настоятельницы поговорить с Джошем Кроуфордом о переводе его, Энди, на работу получше. Вообще-то речь шла о такси, но просто таксистом он в жизни не станет. Вдруг монахиня устроит ему встречу с Кроуфордом? Энди не сомневался, что убедит старика дать ему взаймы. Ведь ни Джош Кроуфорд, ни сестра с мудреным именем, ни кто другой не подозревали, насколько Энди осведомлен о приютских делах. Энди представлял себя в Норт-Скайтуэйт — там ведь живут Кроуфорды? — на встрече со стариком. Он будет пить вкусный чай в просторной гостиной с пальмами и окном во всю стену и спокойно объяснит мертвенно-бледному, дрожащему старику, что знает о торговле детишками. Джош Кроуфорд прикован к инвалидной коляске — спорить он не станет и легко согласится купить его молчание тысяч за десять…
Кора Беннетт отлепилась от спинки кровати, положила стопу на бедро Энди и едва не засунула ее под боксерки. Энди встал, быстро надел рубашку и брюки. Он уже обувался, когда Кора всем телом прижалась к его спине и обняла за плечи. Энди чувствовал тепло ее груди, выпуклость живота. Клэр тоже так делала… «Уже поздно», — буркнул он, надеясь скрыть нарастающее раздражение. Кора хрипло засмеялась. Да, в мастерстве этой женщине не откажешь — ее тонкие губы творили настоящие чудеса. Разве от Клэр такого дождешься?! Энди в жизни не испытывал ничего подобного! Кора спросила, когда они встретятся, но Энди молча поцеловал ее в губы, встал и решительно застегнул ремень. «Тогда пока, ковбой!» — Кора снова надменно улыбнулась. Обнаженная, она стояла на коленях среди простыней и одеял, в свете ночника грудь казалась особенно плоской и обвисшей, а соски напоминали синяки. Энди не понравилось, что Кора назвала его ковбоем: прозвучало это как-то по-издевательски.
Энди вышел на улицу, обогнул дом — среди ветвей орехового дерева кто-то прыгал — поднялся по дубовым ступенькам и скользнул за стеклянную дверь. На втором этаже, как он с удовлетворением отметил, царили мрак и тишина. Энди смертельно устал, левое колено и рассеченная губа сильно болели. Как ни хромал, в спальню он пробрался почти беззвучно, только Клэр, конечно же, проснулась и, приподнявшись на локте, взглянула на светящиеся стрелки часов.
— Так поздно, — пролепетала она, — где ты был?
— Нигде.
Клэр сказала, что у него странный голос. Энди отмолчался, тогда она зажгла лампу на тумбочке, увидела рассеченную губу, распухшую щеку, и пошло-поехало… Что случилось? Кто это сделал? Неужели снова драка? Энди застыл посреди спальни, бессильно опустил руки и, потупившись, ждал, когда Клэр угомонится. У женщин, правда, невероятная интуиция, или они верещат и суетятся, чтобы скорее оправиться от шока и включить мозги? Клэр быстро успокоилась, принесла из ванной вату и теплую воду в эмалированной чаше. Усадив Энди на краешек кровати, она обработала раны дезинфицирующим средством, которое сильно жгло и щипало. Энди вспомнилась Кора Беннетт, озаренная тускложелтым светом ночника. Энди чувствовал себя слабым, точно позволил ей забрать то, что никому даже показывать не следовало. Больше всего злило не произошедшее в спальне Коры, а то, что он поделился с ней заветной мечтой.