Миллион миров (СИ) - Карелин Антон. Страница 26
— Да, — с готовностью кивнул Одиссей, он предвкушал аттракцион, который увидишь не каждый год и не на каждой планете.
Детектив встал прямо за низеньким примаром и утвердителем, готовый быть защищённым с ног до головы. Ана держалась последней в «рейдовой тройке», ведь она двигалась быстрее и реагировала быстрее неапгрейженного старины Фокса, значит, ей и замыкать.
— Выходим.
Эрраду возвысился и завис, как в медитации, на уровне человеческой груди. Голова руу’нн с веером расходящихся коротких отростков, напоминавших то ли корону, то ли гребень, была чуть ниже подбородка Фокса, любезно не закрывая обзор. Без видимых усилий кинетик полетел вперёд, и его направляющая сила повеяла Ане с Одиссеем в спину, как призрачный попутный ветер, проходящий сквозь их тела.
Трап опустился и вынес их на пустую приёмную площадку.
Несколько часов назад здесь было гладкое и пустое поле, окружённое весёлой и забавной стеной: трёхметровые фигуры всевозможных игрушечных персонажей разных рас стояли дружным кругом, взявшись за руки, и приветствовали прилетающих на Игрушку, махали руками, улыбались, пританцовывая на местах. Так было ещё совсем недавно. А сейчас повсюду валялись трупы и куски распотрошённых кукол.
Голова Шалунишки Мо, оторванная импульсным ударом, бессмысленно лыбилась, вцепившись зубами в горло ящерна. Глаза телохранителя уже заросли смертной плёнкой, а боевой контур был истерзан так, словно по нему прошёлся невидимый град игл, способных пробить и защитное поле, и физическую броню. Но этот град не убил, и, судя по всему, даже не ранил бойца — лишь разобрался с его защитами. А добил его удар чьей-то ноги, вмявший грудную клетку. Шалунишка Мо вцепился ящерну в горло просто для верности. Контрольный укус.
Изящная Крюкильда, героиня широко известной серии мультов для самых маленьких, танцевала на тонких ножках, похожих на восемь заострённых палочек — и на эти заострённые палочки грациозно нанизала сразу двоих. Её собственное клиновидное тело было изорвано выстрелами, кукла и убитые ей бойцы сплелись в последнем танце, голова Крюкильды беспомощно свесилась вниз, а заострённые палочки-волосы свисали, почти касаясь пола. Она словно вышла на последний поклон.
Следом громоздился Бубель-Вубель, игрушка гобурской расы: такого колошматил в детстве будущий фарейский фанатик, имени которого Фокс так и не узнал. Толстый и жизнерадостный здоровяк Бубель-Вубель любил с разбегу плюхаться на детей, такой огромный и безопасный: мягкий бубух и взрывы смеха. А чёрствые шкурой гобурские дети, визжа от восторга, врезались в его легковминаемое тело. Бубель-Вубель весил всего ничего и не мог никому причинить вреда… Но сейчас он валялся рыхлой кучей, простреленный и разодранный изнутри, а из-под кучи торчали ящериные ноги и хвост. Задохнуться в Бубель-Вубеле… поистине, необычная смерть.
Игрушки, красивые и комичные, милые и не очень (в зависимости от вашей расы и вкуса), валялись то тут, то там. В основном, частями. Их полегло больше полусотни, но они забрали с собой с десяток профессиональных бойцов.
— Куклы не могли пробить защитные контуры, — Ана нарушила тишину. — У них нет таких возможностей. Это сделало что-то ещё.
Она была права: неизвестный град прошёлся по всем ящернам, лишив их привычной технологической защиты.
— Вы поэтому не дали нам индивидуальных полей? Потому что у Игрушки есть способ с ними разобраться?
— Поля мешают мне, — сказал кинетик тихо. — Как и лишние разговоры.
Он плавно подался вперёд, к пустому и ровному кругу, где не лежало ни одной игрушки — они десятками валялись вокруг. Целый вал ошмётков, исковерканные до неузнаваемости, словно перемолотые сквозь крупное сито — похоже, они атаковали одинокую маленькую фигуру, лежащую в центре.
Руу’нн был без защитного поля и без доспехов, и, тем не менее, он в одиночку уничтожил столько же бешеных игрушек, сколько десяток вооружённых до зубов ящернов-телохранителей. Но и сам погиб. На первый взгляд было неясно, что его убило, но, присмотревшись, Одиссей увидел, что все три глаза кинетика залиты кровью изнутри. Какая-то вибрация, может, излучение. Хм.
Эрраду застыл над телом своего… коллеги? Знакомого? Друга? Ни единой эмоции не проявилось в фигуре и лице кинетика, он был как шершавая статуя, и даже мягкие отростки на голове и по бокам едва шевелились, как обычно. Но вдруг застыли.
— Приготовьтесь.
Игрушки начали дёргаться и оживать. Те из них, кто остались целыми, размыкали стенное содружество и медленно двигались к новым гостям планеты, с намерением их горячо поприветствовать. Разодранные и поломанные фигуры, которых в избытке валялось вокруг, поднимались, кто как мог, и тоже тянулись присоединиться к празднику.
Тело Шалунишки Мо, без головы и без половины плеча, неловко прыгало на одной ноге; следом за ней, перебирая множеством пальцев, карабкалась оторванная рука какого-то чудика. Свиваясь кольцами, ползла безымянная пыпурчатая змея; волоча хвост, топал истерзанный динозавр, а с другой стороны подпрыгивал на пружине экзальтированный музыкант, который раз в две секунды пытался ударить в литавры, но одного литавра недоставало, поэтому он просто махал навстречу своей отрезанной руке.
Всё это поначалу происходило в фантасмагорической тишине, пронизанной шорохами и скрипами встающих кукол, но постепенно, следуя какой-то выверенной режиссуре, игрушки начинали издавать звуки и фразы, на которые были способны:
«Привет, дружок!»
«Я Ласти! А как тебя…»
«Тим-бом-бом, тим-бом-бом, тим-бом-бом»
«Добро пожжа… пожжа… пожжа…»
«Дзыньк!»
«Летели на планету игрушек, а угодили в артхаусный хоррор», подумал Одиссей. А вслух громко выкрикнул:
— Привет, друзья! Мы не враги. Мы пришли вас спасти.
Его выкрик потонул в серенаде нарастающего безумия, которая усиливалась с каждым шагом. У робокрыла завыла сирена, а световой импульсомёт Галактотрона затараторил импульсами разных цветов, безвредных, но отвлекающих внимание. Весь этот стенающий вой накрывал пришедших, словно безумящая волна — интос хотел их ошеломить и отвлечь, чтобы атака получилась неожиданной и эффективной.
Но руунн едва заметно повёл ложноножкой, и тройку накрыла непроницаемая тишина.
Игрушки стягивались со всех сторон, смыкались плотным валом, лезли друг на друга, искалеченные, разорванные, жутковатые, путались вывороченными внутренностями, механикой и нодотроникой, старомодными проводами. Они превращались в единое месиво с сотней лиц и морд, которое громоздилось всё выше и теснее, охватывая гостей.
Ана уже стояла к Фоксу спиной, а сейчас прижалась, он почувствовал, как её рука сама собой вложилась в его руку, и легонько успокаивающе сжал её.
Зрелище было необыкновенным, когда ещё такое увидишь? Одиссей любил удивительные истории, неповторимые события и места, он ценил их куда выше собственного комфорта, удобства и безопасности — может, поэтому жизнь и дарила ему всё новые, словно испытывая, когда человек остановится и скажет: «Хватит!»
Явно не сегодня. Он заворожённо наблюдал за фильмом ужасов, который оживал вокруг них в вязкой тишине. Куклы, фигуры, игрушки и лапочки, зверики, монстрики и няшики сгрудились в купол, закрывший большую часть света и готовый в любую секунду обрушиться им на головы. Пугающие и улыбающиеся рожи смотрели на пришельцев сверху. Руу’нн не шевелился, и в полной тишине было слышно, как бьются сердца двоих людей.
— Почему они… — шепнула Ана.
Волна игрушек рухнула вниз. Безумное мельтешение рук, пастей, обломков и обрывков, клешней, наверняка это сопровождалось парализующим взрывом звуковой атаки, да и светили-сверкали-ослепляли куклы как могли — но пространство вокруг пришедших сделалось блёклым и серым, всё внешнее осталось словно за непробиваемым слоем мощного промышленного энергополя. Вот только никакого поля не было, они стояли без защит и преград.
Одна из игрушек, жуткая ленточная тварь, которая в мирной жизни так красиво кружилась в ворохе своих лент, а сейчас напоминала взбесившуюся баньши, всё-таки дотянулась до Одиссея: он почувствовал лёгкое скольжение по плечу, затем по руке, и от этих невесомых прикосновений по спине прошёл озноб.