Самый лучший комсомолец. Том второй (СИ) - Смолин Павел. Страница 4

— Запомню! — улыбнулся я в ответ. — А теперь я обязан озвучить вопрос, который сейчас возник в головах львиной доли Советской молодежи — разве человек вашего возраста, при всем уважении к вашим профессиональным качествам, может что-то понимать в современной моде и ее атрибутах?

— Вопрос уместен, — важно кивнула она. — И я отвечу — в современной моде я совершенно ничего не понимаю. Однако я всю жизнь проработала на текстильном производстве, а штаны — это всегда штаны, будь они хоть трижды американские и синие.

— Спорить с этим утверждением будет только сумасшедший, — удовлетворил меня ее ответ. — В таком случае давайте перейдем к экспериментам.

И мы перешли — при помощи многочисленных фотографий, на которых показана ткань, фокус группы из пяти человек, которые с завязанными глазами пытались на ощупь найти отличия (не вышло, причем без всякой «мошны», мы тут за честность) и ряда химикатов, которыми обрабатывали ткань для демонстрации идентичной реакции, доказывали карго-культистам, что «совковая» джинса от джинсы белых людей совершенно не отличается. В конце я продемонстрировал почерпнутый у Фила способ проверки, потерев по изнанке шва белой бумагой и c гордой улыбкой продемонстрировав — пачкается!

— Меня всю жизнь учили, что если краска слезает с ткани — значит краска и ткань плохи, — с грустной улыбкой развела руками технолог. — Я уже совсем не понимаю молодежь, которой пачкающиеся штаны нравятся.

И на этом откровенно грязном приеме, подчеркивающем качество отечественных джинсов в разы эффективнее опытов (пожилая тетка не врубается, чуваки, значит ништяк!), мы попрощались со зрителями.

* * *

Под ревущий из бобинной магнитолы «новый звук» добрались до мелкого, расположенного в двадцати километрах к Востоку от Москвы дачного поселка на полтора десятка выглядящих заброшенными (и это в СССР 69 года!) домов, и подкатили к ничем непримечательному, окруженному покосившимся забором пятистенку. Выбравшись, хрустнул льдинкой на луже под ногой, полюбовался на укутанные в «Тверь» ножки открывающей калитку Виталины, и мы вошли в лишенный мебели и других атрибутов активно использующегося жилища дом.

— А пол-то чистый! — проявил я наблюдательность.

— Хорошо, что ты не из ЦРУ — иначе мне пришлось бы нежно удавить тебя прямо здесь, — подмигнула Вилка и отстучала сложный ритм по крышке погреба.

Спустя пару десятков секунд раздался приглушенный досками неприветливый мужской голос:

— Пароль?

— Сережа, заткни, пожалуйста, уши, — попросила меня девушка.

Послушно и добросовестно заткнул, и, чтобы ненароком не прочитать по губам, полюбовался играющими в спадающих через окно солнечных лучах пылинками. Кто скажет, что это некрасиво, тот лишенный чувства прекрасного чурбан!

Виталина поощрила за гражданскую сознательность поцелуем в щеку, подняла крышку, и мы спустились по совершенно неожиданной бетонной лестнице где-то двухметровой ширины, освещенную крепящейся к доскам пола лампочкой.

— Дом строили в последнюю очередь, да? — запросил я подтверждения.

— Вместе с поселком, — кивнула она. — Под другими домами тоже кое-что есть, но нам туда не нужно.

— Генетически усовершенствованных коммунистов поди лабораторным методом выводят, — хрюкнул я от этакой секретности.

Лестница уперлась в бронедверь.

— То есть местный привратник услышал твой стук, вышел на лестницу, спросил пароль, услышал ответ и вернулся сюда? — кивнул я на поблескивающий нержавейкой вентиль на двери.

— Именно так все и было, — подтвердила она.

— А как он услышал-то?

Виталина иронично на меня посмотрела и отстучала более сложный ритм.

Вентиль провернулся, и дверь открылась.

— О*уеть, — прокомментировал я ее толщину в добрый десяток сантиметров.

— Бомбоубежище, — пояснил открывший нам дородный мужик со «Стечкиным» в кобуре поверх камуфляжа.

За его спиной бетонный коридор упирался в стену с проделанной в ней амбразурой, из которой на нас смотрело вороненое дуло.

— Это ДШК у вас там? — спросил я, когда мы пожимали руки.

— Он! — раздался голос из-за амбразуры.

— Я тоже терпеть не могу, когда дилетанты лезут не в свое дело, но разве мощность ДШК для данного места не является избыточной? — не отстал любопытный мальчик и пояснил. — Самим же потом фарш убирать.

КГБшники загоготали, привратник запер за нами дверь и повел за бетонную перегородку, где мне дали потрогать пулемет. Прикольно! Отметив лишенный спертости и затхлости, идеально влажный воздух — вентиляция! — прошли по длинному, освещенному лампами дневного света коридору, в который выходили закрытые сейчас двери помещений и добрались до следующей бронедвери. Дяденька служивый повернул вентиль и смущенно попросил у Виталины разрешения не заходить, потому что «женат уже пятнадцать лет и не хочет так рисковать». Хрюкнув, она сказала, что прекрасно его понимает и не осуждает. Дяденька убежал, и мы открыли дверь сами, после чего на меня обрушился черно-белый мягкий и сногсшибательно пахнущий ураган, совершенно парализовавший восприятие и мешающий рассмотреть место, в которое мы попали.

— Какой хорошенький! — обняла мою левую руку зашкаливающе красивая (при всем уважении к Вилочке) кареглазая брюнетка, прижавшись к ней грудью третьего размера.

— Может отдашь его нам? — обняв руку правую, спросила Виталину чуть менее пышная, но столь же красивая голубоглазая блондинка.

На обеих — советские спортивные костюмы.

Спасите!

— Аня, смотри, он покраснел! — заметила брюнетка.

— Какой милый! — умиленно протянула блондинка-Аня.

— Ну-ка цыц! — цыкнула на них Виталина.

Девушки, изобразив на лицах расстройство, отпустили робкого юношу.

— Спасибо, любовь моя, — сипло поблагодарил я родную ловушку.

— Любовь! — пискнула брюнетка, положив ладони на щеки.

— И за что такой милый мальчик нашей Вилке? Ты же бракованная! — фыркнула блондинка.

— Спокойствие и равновесие! — пропел я любимую мантру.

— Браку брак не предлагают! — показала чужим ловушкам язык Виталина.

— Тю, нашла чем гордиться! — фыркнула брюнетка. — Пионера заарканила. Отдай мне его на денек — спорим он на тебя и смотреть после этого не будет?

— Ну-ка на*уй! — рявкнул я.

Девушки от неожиданности подпрыгнули.

— Какой грозный мужчина! — опомнившись, с совершенно влюбленной (буржуев обманывай, ловушка гребаная!) рожицей посмотрела на меня блондинка.

— Любишь командовать? — мурлыкнула брюнетка, наклонилась к уху и прошептала. — К тебе на х*й я не против!

Вздохнув, попросил:

— Товарищи младшие лейтенанты, очень вас прошу — давайте вести себя профессионально.

Девушек как подменили — улыбки из «журнальных» стали нейтрально-приветливыми, поток феромонов перекрыли, искрящие всяким многообещающим глазки пришли в норму — смотрят весело! — и даже, кажется, аромат духов стал не настолько зомбирующим. И все это — буквально за пару наносекунд, причем девушки, казалось, совсем ничего для этого не сделали.

— Жесть, — оценил я метаморфозу и спросил Виталину. — А ты тоже так можешь?

— Как? — с хитрой мордахой спросила она.

— Бить по голове гормональной кувалдой вот на таком уровне, — пояснил я, кивнув на девушек.

— Крепок, — вздохнула блондинка. — Сложно с ним было, Вилка?

Сидим, терпим — на прочность проверяют, очевидно.

— В жопе твоей Вилка, — показала сослуживице язык Виталина и ответила на мой вопрос. — Могу, конечно. Аня и Света — номера два и три в списке лучших, сразу подо мной.

— По списку трехгодичной давности! — надулась оказавшаяся Светланой брюнетка.

— И с тех пор ничего глобально не изменилось, — фыркнула девушка.

— Покажи, — попросил я.

И вроде бы ничего не изменилось, однако ширинка затрещала, а больше всего на свете мне захотелось утащить Виталину в уголок поукромнее, чтобы остаться там с ней навсегда. Да если бы она сразу показала себя вот такой, закомплексованный пионер бы и в самом деле ментально мутировал в Блока в известном смысле!