Лето наших надежд (СИ) - Орлова Настя. Страница 32

Я застываю. Ощущение, словно меня с силой ударили под ребра и теперь мне сложно вздохнуть. Поразительно, сколько всего нас связывает. Даже такие печальные события в нашей жизни перекликаются и словно делают нас ближе.

— Мне жаль. В прошлом году я тоже потерял отца.

— Я знаю, — говорит она с искренним сожалением. — Матвей говорил мне.

— Правда? И что же ещё говорил тебе Матвей? — спрашиваю я, не в силах сдержать рвущиеся наружу ноты ревности.

Лера пожимает плечами.

— Он просто старался подбодрить меня после того, как мы с тобой в очередной раз поссорились. Говорил, что у тебя был сложный год, и чтобы я не принимала все на свой счет, — она усмехается. — Но я-то лучше знала, что именно на мой счет мне и стоит все принимать.

— Я уже извинился за это, — напоминаю я. — Не пойму, когда Матвей успел в проповедники записаться.

— Он просто хороший товарищ.

— Для тебя?

— Для тебя, конечно, — удивленно отвечает Лера. — Я тут причем? Мы с ним две недели как знакомы.

— И все же о тебе он знает куда больше, чем я, — замечаю ревностно.

— Ну, во-первых, уже нет, — говорит Лера смущенно. — А во-вторых, у тебя есть еще целая смена, чтобы узнать меня лучше.

— Ты не останешься до конца лета? — уточняю хмуро, испытывая дискомфорт от этой новости.

— До конца не останусь, — подтверждает она. — Я изначально приезжала на эту смену и следующую.

— Почему?

— Потому что у меня есть другие обязательства.

— Это связано с тем парнем? — поганое предчувствие заставляет меня задать этот вопрос.

— В том числе.

Ее односложные ответы начинают меня нервировать. При мысли, что лето с Лерой закончится быстрее, чем я себе нафантазировал, на меня накатывает нечто похожее на панику. Что будет потом, когда она уедет? Хватит ли мне сил ее отпустить? Никто не говорил, что летние романы заканчиваются чем-то серьезным. Мне ли не знать — у меня перед глазами есть пример Матвея, который каждое лето встречается с новой девушкой, а потом они расходятся, как в море корабли.

— А что дальше? — все же спрашиваю я.

— Что именно? — на красивом лице написано растерянность.

— Ты и я.

— У нас есть, как минимум, пять недель, — отвечает она с улыбкой, которой я не позволяю провести себя. Ей тоже грустно.

Я протягиваю ей ладонь и, когда она ее принимает, тяну на себя, вынуждая Леру подняться со своего места.

— Что ты задумал?

— Иди сюда, — говорю я, усаживая девушку на свои колени.

Уткнувшись лбом в ее грудь, прикрытую моей рубашкой, я закрываю глаза, жадно вдыхая одной ей присущий запах, к которому на этот раз примешивается аромат моего одеколона. Она запускает пальцы в мои волосы, неспешно поглаживая меня по голове.

Я не могу ей этого объяснить, и, наверное, это все ужасно глупо, но уже сейчас я ощущаю боль от того, что через пять недель она уедет, а я буду вынужден ее отпустить. Пять недель, черт возьми! Чуть больше месяца. Тридцать пять дней. Это ничто. Мне нужно больше. Я хочу больше.

Пальцами я раздвигаю воротник рубашки и целую открывшуюся мне кожу. Покрываю мелкими поцелуями шею, верхнюю часть груди, выступающие ключицы, касаюсь языком ямки, в которой быстро-быстро бьется пульс.

— Я не хочу отпускать тебя, — в этой простой фразе соединяются все желания, физические, эмоциональные, которые я испытываю к Александровой.

— Не отпускай, — шепчет в ответ она, находя мои губы.

33

Что такое дом? Раньше моим домом был Екатеринбург, но с тех пор, как отца не стало, воспринимать нашу квартиру на Урале как родную я не могу. Москва тоже так и не стала моим домом — два последних года я снимаю небольшую студию на Университете, а до этого жил в общаге. Назвать что-то из этих мест домом у меня никогда не возникало никакого желания. Существует мнение, что дом — это не место, а люди, создающие в нем атмосферу. Если представить, что это так, у меня сегодня появилось ощущение, что Лера — это и есть мой дом. Необъяснимая фигня, но сейчас, когда мы лежим с ней на палубе катера, она сладко сопит у меня под мышкой, а я смотрю, как угасают последние звезды и светлеет небо на горизонте, я испытываю абсолютную гармонию чувств, мыслей и ощущений. И мне хорошо. Это состояние — не страсть, не радость обладания, не эгоистичная гордость от того, что я оказался у Леры первым мужчиной. Это тепло, спокойствие, ставший родным аромат мяты и мандаринов и близость, физическая и эмоциональная, которая словно дополняет меня. Ставит на нужное место кирпичик, которого не доставало в стене, и теперь, на этом самом месте, можно начинать строить дом, которого у меня так давно не было.

Лера что-то бормочет во сне и теснее прижимается к моей груди. Я обнимаю ее крепче, тычась носом в ее макушку, отчаянно сопротивляясь естественному утреннему возбуждению и одновременно желанию дать ей поспать еще немного.

На самом деле нам уже давно пора. И я, и Лера должны успеть в лагерь до горна и отмеренное нам время неумолимо утекает, но мне так не хочется нарушать совершенство этого момента, так не хочется уезжать — кто знает, когда нам в следующий раз удастся побыть вместе.

— Лера, — шепчу я ласково, выждав драгоценные минуты. — Пора просыпаться.

Она вздыхает и умилительно трется щекой о мою грудь, но глаза не открывает.

— Лера, уже утро, — повторяю я, касаясь свободной рукой ее щеки.

Она что-то неразборчиво мычит и забавно морщит нос, на котором собираются точки-веснушки. В следующий миг длинные ресницы вздрагивают и девушка, наконец, открывает глаза.

— Ох, — бормочет она удивленно, вскакивая так быстро, что я не успеваю ее удержать. — Я уснула.

— И? — с улыбкой спрашиваю я, наслаждаясь ее трогательным замешательством и сонным выражением на прекрасном лице.

— Извини, я не хотела, — она одновременно пытается пригладить взъерошенные волосы и поправить рубашку, мою рубашку, которая сползла с одного плеча.

— Чего ты не хотела? — уточняю я, откровенно забавляясь ее смущением.

— Засыпать.

— Что в этом плохого?

— Нам пора возвращаться? — отвечает она вопросом на вопрос.

— Пора, — подтверждаю я, не скрывая сожаления. — Но мы еще вернемся, если захочешь.

Протянув руки, я заключаю Леру в объятия и, не взирая на слабый протест с ее стороны, притягиваю к себе.

— Мне надо почистить зубы, — шепчет она застенчиво, едва приоткрывая рот.

— Угу, — бормочу я, целуя ее в бровь, в висок, в скулу и уголок сжатых губ.

— Кирилл, ну, пожалуйста.

— Расслабься, — советую я.

Не дав девушке возможность увернуться, я прижимаюсь своими губами к ее губам, раздвигаю их языком, легонько прикусываю зубами. Мои руки медленно ползут по всем изгибам ее тела, поднимая вверх льняную рубашку, наслаждаясь гладкостью и теплотой обнаженной кожи.

С приглушенным горловым стоном оборона Леры падает. Тонкие руки обвивают меня за шею, губы раскрываются, а язык включается в чувственную игру. Но эта игра совсем не та, что была ночью. Эти поцелуи другие — не жгучие, а почти ленивые. В них нет бешеной страсти, а лишь нежность и теплота, которые не приближают, а, наоборот, отдаляют момент кульминации.

— Ты, блин, просто чудо, — бормочу я, посасывая мочку ее уха.

— Еще, — выдыхает Лера, подставляя свою шею моим губам.

Не в силах отказать себе и ей в удовольствии, я послушно касаюсь языком ее кожи, прочерчивая влажную дорожку от уха до ямочки у основания шеи. Лера покрывается мурашками, ее дыхание становится рваным и бурным, а градус возбуждения между нами подскакивает сразу на несколько пунктов.

— Ещё, — стонет она, характерно двигая бёдрами, сводя меня с ума.

— Эй, потише. Тебе, скорее всего, сегодня нельзя, — шепчу я, стараясь сохранить рассудок. — Может быть дискомфорт.

— Неважно, — бормочет Лера, запуская тонкие пальцы мне в волосы. — Я тебя хочу.

— Нас могут увидеть.

Лера резко замирает, а потом так же торопливо отстраняется от меня, начиная поправлять рубашку. Ее выразительные глаза в это время бегают по сторонам, осматривая абсолютно пустую набережную, которая лентой вьётся в пятидесяти метрах от пришвартованной яхты.