Мурчание котят (СИ) - Агатова Анна. Страница 8

Весь день азарт, предчувствие охоты и возможности отвязаться по-крупному горячили кровь, заставляли плясать на месте от нетерпения и делать дневные дела с забывшейся энергией и жаждой действия.

К вечеру прилетели один за другим Джолли и Андр. Андр, из-за своего голоса предпочитавший больше слушать, как всегда, помалкивал, но балагурящий Джолли вполне справлялся за двоих, не прекращая сыпать вопросами и шутками. Хотя порадовать рот соком, а голову хмелем оба спешили одинаково и не стали отставать от хозяина, выпив махом по две кружки. И когда совсем перед закатом явился на своем ярко-зеленом драконе Тимон, пустые ёмкости от хмельных соков впечатляли количеством.

Не жалко, зато весело!

Джолли, не заметив Тимона, рассказывал:

— Братья-человеки! Как-то пошёл я на Лесную тропу, да встретил по пути другого охотника. Я у него спрашиваю: «Какие дикие звери тут водятся?», а тот надувается, словно здоровенная жаба!..

И Джолл раздул щеки, изображая важного толстого охотника. На его узком лице это смотрелось нелепо. Андр с каменным выражением потягивал из чаши, не так желая пить, как спрятать лицо, а вот Эрвин таки не сдержался и хмыкнул.

Заметив это, рассказчик сам не выдержал и засмеялся, сверкая белоснежными зубами — они ярко сияли на фоне его загорелой кожи. Потом качнул головой, будто сам себе не веря, и продолжил:

— Говорит так важно, глаза на меня пучит: «Само собой. Я в поселении первый Охотник, все тропы окрестного Леса знаю, как своё колено! Я тебя выведу…», ну я и пошел за ним. Тихо так, чтобы не спугнуть здорового зверя. А этот идёт впереди и всё на меня оборачивается удивлённо. Наверное, удивлённо. Кроме него, верно, никто по Лесу тихо ходить-то раньше не умел. Я иду, посмеиваюсь. А он раз — присел, как упал, рукой машет: тихо, вниз! Я не понял сначала, тоже присел. Сидим. Молчим.

Джолли хлебнул хмельного сока, сверкнув из-за края чаши тёмными глазами. Андр всё же не смог сдержаться — стал посмеиваться потихоньку. Он знал, что что-то будет и предусмотрительно поставил чашу на стол.

А Эрвин отвлёкся на Тимона — тот выглянул из-за входной перегородки, но движением кисти попросил молчать, чтобы не прерывать байку. И улыбался, застыв в ожидании — тоже знал, что ждёт впереди.

Джолли хмыкнул, сдерживая смех, отставил чашу и продолжил:

— Я его спрашиваю еле слышно — чего, мол, сидим? А он шепчет: «Тш! Тихо! Я тут в прошлом году видел здоровенного плотоядного червя чхло». Я так удивился и тоже шепчу: «Что? Привязанного?!»

Мы покатились от хохота, Джолли — первый. Тимон, посмеиваясь, наконец вошел в мою маленькую кухню, обнял каждого, поприветсвуя, похлопал по спине своей здоровой лапищей. А Джолли, самого младшего из нашего большого когда-то отряда, ткнул кулачищем в плечо.

— Ты всё болтаешь, Потные Зубы, — не скрывая удовольствия, припомнил самое дурацкое прозвище из всех, что давались нашему весельчаку.

Тот вскочил, как ужаленный лесной крапивой.

— Что?! — гнев исказил его черты, и он стал наступать, явно напрашиваясь на драку. Его движения мгновенно приобрели грацию хищники, став осторожными, крадущимися. Мы с Андром переглянулись, прижались к стенам и замерли. — Кого ты так назвал?!

— Так не солгал ведь. Вечно ты скалишь зубы! — также разъяряясь, набычился Тимон и боком, не сводя насторожённого взгляда с противника, мягкими, плавными шагами пошел вдоль изгибающейся кухонной стены, отступая от Джолли. Льдистые глаза сверкали задором, а рот подёргивался в усмешке.

Ещё несколько мягких движений обоих, рывок навстречу, и они сцепились, рухнули, покатились по полу, врезаясь в мебель и рыча.

Ещё пара мгновений, и Тимон, мощный и крупный, крепко приложил узкокостного и жилистого Джолли к полу. Широкий локоть пережал горло, и наш весельчак прохрипел, багровея лицом: «Твоя победа!».

Захват ослабел, поверженный хрипло передохнул и подал руку встающему победителю. Оба поднялись с пола, сцепив руки в единый кулак.

— Старый ты гибрид червя и рыбы, Тимон, я же так и не смог тебя победить. Ни разу за столько лет нашего знакомства!

Гигантская рука Тимона приобняла хрупкого на его фоне Джолли за плечо, а светловолосая голова доверительно наклонилась к уху неудачливого противника:

— Тренируйся, может, ещё и поборешь, сушёный зародыш обезьяны.

— Иди ты! Всегда так говоришь, с самой первой стычки!

Эрвин откровенно наслаждался происходящим — это до боли напоминало те времена, когда они все были воинами, уважаемыми мужчинами и служили правому делу. И нытью Джолли Эрвин даже поверил, если бы эта сцена не повторялась каждый раз с тех самых пор как много-много лет назад эти двое впервые столкнулись в драке.

— Не расстраивайся, дружище! — И Тимон повернулся к столу, ища взглядом, чего бы выпить. Эрвин налил новую чашу хмельного сока и протянул с вопросом:

— Ну что? Когда выступаем к острову?

Тимон неопределённо двинул плечом, скроив задумчивое лицо. Джолли и Андр похожим движением развели руки в стороны.

— А давайте поутру? Встанем пораньше и рванём, а? — предложил Эрвин на правах хозяина.

Все оживлённо закивали, дружно поддерживая, со смехом подняли свои чаши.

Друзья… Как же Эрвин был рад их видеть: вечно насмешничающего Джолли, и здоровяка Тимона, и Андра — молчаливого, но надёжного, как скалы Срединных Альп! Радость эта имела заметную горечь, что тяжелой тёмной массой лежала где-то на дне души. И чтобы не замечать её, придавить к этому дну и не пускать выше, чтобы от встречи с друзьями не растрогаться, словно древняя старуха и не пустить слезу, Эрвин предложил всем хмельного сока, и все опрокинули по чаше. Потом ещё по одной и ещё…

Когда ранним утром, ещё до рассвета, прибыл Матвей, никто никуда уже не спешил и об охоте не думал. И, конечно, никто даже не услышал шума крыльев дракона — разморенные весёлым вечером, затянувшимся до поздней ночи, изрядно охмелевшие, все спали вповалку прямо на моховом полу кухни.

Просыпаться от пинков под рёбра радость небольшая, но и польза в этом тоже есть — искры из глаз хорошо прогоняют хмельной сон.

— Цуккановы дети! — ругался Матвей, расталкивая спящих товарищей. — Разве будет охота успешной, если так набираться?! Как ещё Лес-Прародитель не наслал на вас ливень, чтобы протрезвить! Пьянчуги малолетние!

Эрвин привстал на локте и с большим трудом продрал ставшие почему-то узкими глаза, но сил ответить хватило:

— Всё нормально, Матвей, старый ты п-пень. Мы п-просто отдыхали.

— Отдыхали они! Накачивались хмельным соком, цуккановы дети! Ну-ка быстро в Лес, в холодную воду!

И кого пинками, а кого затрещинами погнал к ручью. Джолли, как самый щуплый, удостоился особой чести — его Матвей тащил за шиворот.

Потом — кому подножка, кому пинок под колени, кому просто подзатыльник, и все гулёны — в ручье. Кто-то резко вынырнул, кто-то забил руками, создавая огромные столбы брызг, а Эрвин поперхнулся: ледяная вода во рту, ушах, за пазухой — отличное пробуждение! И хмель, и сон куда только подевались! Зато появилась злость на того, кто так жестоко вырвал из сладкого забытья…

Мужчины, промокшие, злые, стали выбираться из воды под гневные речи старшего товарища, так и стоявшего на берегу. Джолли умудрялся ещё и переругивался с ним, на ходу отжимая воду с одежды. Но когда Матвей отворачивался, подмигивал таким товарищам и быстро жестикулировал. Свежесть раннего утра и холодная вода сделали своё дело: в головах у всех прояснилось настолько, что эти сигналы все расшифровал верно.

И пока Матвей возмущался попранием древних традиций Леса и охоты, которыми некоторые так варварски пренебрегают, эти некоторые провели нехитрое контрнаступление. И в мгновенье Матвей тоже оказался в ручье. Притопив его получше со словами: «Купание перед охотой очищает помыслы, а тебе ещё и рот промыть нужно!» — товарищи со смехом бросились врассыпную, в Лес.

Матвей медленно поднялся и вышел из воды злой, как сто цукканов. Седые волосы облепили голову и плечи, мокрая одежда — торс и ноги. Он разъярённо пророкотал своим низким голосом: