Так не бывает. Шепот противоречий (СИ) - Рейв Элен. Страница 18

Ну да, должна была, но я настолько сильно хочу спать, что буквально засыпаю на ходу. Так как я не нахожу, что ответить в своё оправдание, Ян нервно цокает языком и прибавляет:

— Вали уже отсюда. И так с самого утра глаза мне мозолишь.

Ах, вот оно, оказывается, как было на самом деле? Ну простите. Вижу, как на лице Оксаны появляется наипаскуднейшая довольная усмешка. Девушка складывает руки на груди.

— Чего встала? Проваливай, — поддакивает она затем.

Да и слава яйцам! Катитесь вы… куда подальше! Сдерживая рвущиеся маты и скрипя зубами, быстро покидаю холл. Слышу, как Ян ещё что-то говорит, а Оксана начинает смеяться. Громко так, демонстративно. Бесит! Капец, как это бесит, но ещё сильнее я чувствую внезапную обиду. Она обжигает щёки красным румянцем. Дура, блин. И на что только надеялась? Я ведь с самого начала знала, что Ян — говнюк ещё тот, и Оксана — отличная партия для него. Они стоят друг друга. Но, чёрт возьми, почему мне так обидно снова слышать от Яна нечто подобное во вполне привычном для него тоне? Быть может, из-за того, что ещё утром парень был в отличном настроении, а сейчас… всё снова вернулось на свои места. С самого утра глаза мозолю? Конечно, к такому куску говна, как я, просто нельзя относиться как-то по-другому. Да и зачем?

Иногда у меня действительно крепнет уверенность в том, что в этом доме живут два Яна. Два брата-близнеца. Причём хорошего Яна мне удаётся видеть гораздо реже, чем этого высокомерного ублюдка.

* * * *

Когда приезжаю домой смертельно уставшая и разбитая, застаю Лёньку спешно собирающимся куда-то.

— О, я как раз собирался тебе звонить, — друг стоит у большого зеркала в коридоре, рассматривает своё отражение.

— Зачем? — без интереса роняю я, снимаю пальто, сапоги, беру сумку и сразу иду в комнату.

— Ритка днём звонила. Сказала, что договорилась с парнями встретиться сегодня.

— А, — честно, мне глубоко наплевать. Если сейчас позовёт идти с ними — откажусь. Нет у меня настроения для прогулок. Да и спать жутко хочется.

— Ты, кстати, в курсе, что она с Лёхой, кажись, замутила?

— Правда?

— Ага. Они вчера гулять ходили вдвоём. А до этого, когда сидели у них на студии, Лёха попросил у неё номер мобильного.

Бросаю сумку на диван, иду в кухню. Лёнька хвостиком за мной.

— Ну, этого следовало ожидать, — небрежно пожимаю плечами, проверяю, есть ли вода в чайнике и горячая ли она. Горячая. Хотя, по правде, ни пить, ни есть не хочется. — Это ж Ритка. Она всегда была скорой на отношения с первым встречным.

Лёнька резко замолкает, заглядывает с подозрением мне в лицо.

— Алён…

Не реагирую. Не смотрю на него, без интереса оглядывая содержимое холодильника. О, шоколадная паста. Может, бутерброды сделать?

— У тебя всё хорошо?

— Да. Нормально всё. А что? — нет, на фиг эти бутерброды и пасту туда же. Просто попью пустой чай и пойду спать. Распрямляюсь, возвращаюсь к обеденному столу.

— Не знаю. Вид у тебя какой-то… — Лёнька присматривается. — Тёмные круги вон под глазами. — Затем внезапно хмурится. — Этот козёл опять, что ли, что-то тебе наговорил или сделал?

— Какой козёл? — не понимаю я.

— Какой-какой… Твой чёртов работодатель!

— А. Да нет, — зачем-то вру я. Хотя дело на самом деле не в нём. — Я не спала всю ночь. Устала очень.

— Правда? — не верит, походу.

— Правда, — киваю и выдавливаю из себя самую искреннюю улыбку, на какую я только сейчас способна.

— Значит, с нами не пойдёшь? — Лёнька расстраивается.

— Нет, Лёнь. Сегодня без меня. Я реально вымоталась за целый день. И спать жутко хочется.

— Ну ладно, — кивает друг и возвращается в коридор. — Сашке от тебя привет передать? — спрашивает уже оттуда.

— Да, передай. И всем остальным тоже, — а то будет слишком подозрительно выглядеть, если привет «принесут» только для Сашки.

Наконец определившись с выбором рубашки (я даже прифигела слегка, не часто мне доводилось видеть Лёньку в рубашках), парень быстро собирается, зачем-то чмокает меня в лоб, пока я сижу на кухне — пью свой чай безо всего — и, сказав, чтобы я отдыхала, убегает на встречу с парнями.

Некоторое время тру лоб кончиками пальцев.

— Чудеса.

Допив чай, возвращаюсь в комнату. Переодеваюсь в домашнюю одежду, беру пульт от телевизора, перетаскиваю одну подушку на неудобный диван, ложусь и закутываюсь в старенький плед, как в кокон. По телику идёт какая-то молодёжная комедия. Даже не пытаюсь вникнуть в суть фильма. Некоторое время просто лежу, пока, в конце концов, не проваливаюсь в сон, навеянный усталостью.

22 февраля

* * * *

На следующее утро в доме Яна меня ждал очень неприятный сюрприз. С одной стороны, это было вполне ожидаемо, но с другой…

Как я ни старалась заставить себя поспать ещё часок, ни хрена у меня не вышло. Только ворочалась туда-сюда, с одного бока на другой, под конец даже разнервничалась. Закон подлости. В кои-то веки появилась возможность как следует выспаться, но, видимо, из-за того, что легла вчера слишком рано, сегодня опять проснулась ни свет ни заря. Хотя позавчера я вообще не ложилась, но суть не в этом. Я снова вызвала себе такси, снова удивила охранников своим ранним появлением, снова на цыпочках прокралась к себе в комнату. Настроение с самого утра было паршивым, а потому я решила не начинать уборку до тех пор, пока не стукнет семь утра и пока все не проснутся. Хватит с меня добродетельной самодеятельности. Всё равно никто не оценит.

Чертовски хочется есть. Я бреду в кухню и замираю, увидев там Оксану. Пять минут назад проходила через запасной ход — её не было, и тут на тебе — нарисовалась. В белой, сильно мятой рубашке, скорее всего Яна, и нижнем белье. Девушка сидит, развалившись, на стуле, закинув обнажённые ноги на обеденный стол. Перед ней стоят тарелки с закусками и фруктами, бутылка вина. И где только воспитывали этих деток «голубых» кровей?

Она поднимает на меня чуть мутные глаза:

— Снова ты.

Ага, представь себе. Я тут работаю вообще-то. Не отвечаю, просто подхожу к холодильнику, открываю его и пытаюсь выбрать хоть что-нибудь. Хотя присутствие Оксаны аппетит портит однозначно.

— А я смотрю, ты тут уже освоилась, — со странной усмешкой замечает девушка, наливает себе ещё вина, делает глоток.

Какого хрена её сюда принесло? Разве она не должна быть с Яном?

— Прям как у себя дома. Приходишь, когда вздумается, делаешь, что захочется. Любую другую прислугу уже десять раз бы отчитали, а быть может, и уволили бы, — она делает паузу, снова отпивает вина, отрывает одну ягодку от грозди винограда, закидывает её в рот.

Это и называется пьяным бредом? Что она несёт вообще? Делаю, что хочу? Видимо, в идеале я должна по воздуху летать и не попадаться никому на глаза. А лучше всего и не дышать ещё. Хотя я бы с радостью не дышала, одно присутствие этой курицы портит кислород в радиусе километров трёх, не меньше.

— Что, понравилась красивая жизнь? Эй, ты! Я с тобой разговариваю, — она не выдерживает, скидывает ноги со стола, шлёпая о кафель босыми стопами, чуть склоняясь ко мне.

— Какая, нахрен, красивая жизнь? У тебя с головой, что ли, проблемы? — устало вздыхаю я. Может, пирожные взять, или… а тут у нас что? Заглядываю в небольшую кастрюльку. О, салат какой-то.

— За языком следи, — фыркает Оксана, снова откидывается на спинку стула.

— Как вам будет угодно, — бормочу с кислой миной холодильнику, но уже тише. Достаю кастрюльку, беру тарелку, накладываю себе салат. И, кажется, она не слышит мои слова, потому что продолжает:

— Не пойму только, чего он так с тобой носится? — Оксана задумчиво говорит бокалу у себя в руке. — Эти придурки вечно развлекаются с какими-нибудь уличными шалавами, но Ян… — она вдруг поднимается, подходит ко мне, упирается бёдрами в тумбу гарнитура, прижимает одну руку к груди, в другой вертит бокал со спиртным, и с подозрительным видом спрашивает: