Так не бывает. Шепот противоречий (СИ) - Рейв Элен. Страница 63

— А Ритка где? — спрыгивая с подоконника, спрашивает у меня друг, когда я в гордом одиночестве подхожу к дверям аудитории.

— Ушла на свою пару. Она у них в другом корпусе.

— А, — протягивает Лёнька, заходит в просторное пыльное помещение. Большинство мест уже занято, в аудитории собралась почти вся группа. Вот-вот начнутся занятия.

— Какое-то там право, — тихо прибавляю я, следуя за парнем. — То ли уголовное, то ли ещё какое. Хрен его разберёт.

— Сегодня вперёд или назад? — Лёнька оборачивается ко мне с заговорщической улыбкой и указывает пальцем на задние ряды.

— Назад, — секунду подумав, киваю я. — Иначе Владимир Анатольевич убьёт меня своим загробным голосом ещё в первые пять минут.

— Хорошо, что он глухой. Можно хоть поболтать спокойно.

— И не говори. Лекции Анатолича — настоящая двухчасовая релаксация.

Друг хмыкает, а затем резко переводит тему, отчего я не сразу соображаю, о чём он:

— Вообще не понимаю, на кой ей сдалась эта юриспруденция?

Слыша это слово, всегда хочется его повторить в перековерканном звучании, переделав часть «пруденция» на «пирденция».

— Второй год заканчивает и один фиг ничего не знает. Да и сомневаюсь я, что из этой девки вообще может выйти толковый юрист. Какой смысл? Ещё и деньги такие бешеные платят…

— Да ладно тебе, — легонько толкаю друга, чтобы тот двигался дальше. — А вдруг случится чудо, и она станет высококвалифицированный юристом. Мы тогда будем ей жутко завидовать, — сажусь рядом, кладу сумку на стол, вытягиваю по бокам от неё руки и упираюсь подбородком в мягкий, но холодный материал, сделанный из кожзаменителя. Спать хочется жутко. Пролетевшие недели беспрерывных занятий вкупе с прошедшей почти бессонной ночью выжили из меня все соки.

— Ага, — скептически фыркает парень, выкладывая из рюкзака учебники, тетради и ручку. — Если! Если случится это самое чудо, а оно не случится. Это точно.

— И почему ты такой бука? — поворачиваю лицо к другу, кладу голову на сумку, как на подушку, и вытягиваю губы в наигранно обиженную трубочку, прибавляю дурашливым голосом:

— Нужно верить в Риточку. Поддерживать. Она ведь наша подруга всё-таки.

Лёнька на секунду замирает, после переводит на меня укоризненно-ехидный взгляд.

— Это я-то бука? — он с деланным удивлением тычет себе в грудь большим пальцем.

— Ну не я же, — продолжаю держать губы трубочкой.

Парень смотрит на меня как на дуру, после вытягивает широкую улыбку и отворачивается, не забыв при этом пихнуть в плечо:

— Да иди ты… Тоже мне, позитивчик ходячий.

На моём лице появляется ответная широкая улыбка, которую я сразу прячу, утыкаясь лицом в сумку.

— О, Анатолич пришёл, — тихо произносит Лёнька.

Слышу голос преподавателя.

— Разбуди меня, когда он закончит своё отпевание усопших, — бормочу невнятно.

— Каких усопших? — не понимает друг. — Эй, ты офигела?! — возмущённый шёпот. — Не вздумай спать! Не успела восстановиться, как уже дрыхнешь на занятиях!

— Я разбита и выжата как лимон. От одной пропущенной лекции ничего страшного не случится.

— Я сказал, не смей спать! — парень тормошит меня за руку. — Экзамены на носу, а она спать вздумала. Совсем офонарела?! Потом не проси у меня конспекты.

— А они мне и не нужны.

— В смысле «не нужны»?

— У меня крутые репетиторы.

— Чего?

И ведь на самом деле все репетиторы, с которыми я занималась за прошедшее время, были нереально крутыми. За такой короткий срок они умудрились растолковать и вложить мне в голову тонну информации. Причём очень понятно и доступно. Понятия не имею, где на самом деле преподаёт тот же Владимир Николаевич и преподаёт ли вообще, но многим преподам из нашего вуза есть чему у него поучиться. Именно по этой причине сейчас у меня уже просто не осталось сил воспринимать какие-либо знания. Мне нужен перерыв.

— Не знаю, откуда они на меня свалились, но за прошедшее время мы успели пройти чуть ли не двухмесячный курс занятий нашего универа и ещё сверху.

Повисает недолгая пауза, на фоне которой до моих ушей доносится еле живое вещание Владимира Анатольевича, а затем:

— Чего-о-о?!

Я резко поднимаю голову, выпрямляюсь, упираю локоть в столешницу и прикрываю тыльной стороной ладони рот, чтоб скрыть улыбку и не заржать. Это его «чего» было очень громким.

Преподаватель осекается.

— Игнатьев, — пусть Анатолич наш и глухой, но всё-таки не настолько. — И чему же вы, позвольте спросить, так возмущённо удивлены?

Лёнька переводит испуганный взгляд на мужчину. Кажется, Владимир Анатольевич секунду назад как раз говорил о грядущих экзаменах. И о том, насколько важно как следует к ним подготовиться, и что в идеале мы должны были начать подготовку ещё с начала семестра.

— А? — тут же находится Лёнька. — Нет-нет. Это я не вам.

— Не мне? — пепельные густые брови Анатолича ползут вверх, он снимает свои большие роговые очки черепахи Тортиллы, на толстом шнурке. Доносится тихое хихиканье сокурсников.

— А кому же тогда, позвольте спросить?

— Э-это я так… — вымученно улыбается друг. — Мыслю вслух. Простите, пожалуйста.

— Об экзаменах, я полагаю? — преподаватель тоже вытягивает лёгкую улыбку, хотя и несколько двусмысленную.

— Да, конечно, — активно кивает парень, принимается вертеть в руках шариковую ручку, делая вид, что всё это время что-то старательно записывал. — Последнее время только о них и думаю.

— Очень хорошо, Леонид. Похвально, — быстро отходит Анатолич. — Не отвлекайтесь, пожалуйста.

— Хорошо, простите.

Затем преподаватель возвращается к своей первоначальной теме монолога.

К Лёнькиному счастью, человек он очень отходчивый и редко акцентирует внимание на бездельниках и болтунах нашей группы более двух минут. А я и мой друг как раз таки являемся активными участниками второй категории — то бишь болтунами.

Когда преподаватель в очередной раз отворачивается к огромной доске, для того чтобы накарябать какую-то безусловно важную для нас оболтусов и разгильдяев информацию, друг хватает меня под руку и наклоняется максимально близко к моему лицу:

— Какой на хрен двухмесячный курс занятий? Мать, ты перегрелась, что ли?

— Сам ты перегрелся! — огрызаюсь максимально тихим шёпотом. — Я же всё рассказала Ритке, а потом и тебе после разговора с Антоном Игнатьевичем. Включи мозги.

Лёнька отстраняется, садится почти ровно, изумлённо вытягивает лицо. Руки моей не отпускает, так и держит под локоть. После говорит вполголоса:

— Врёшь.

Дарю другу чуть хмурый критичный взгляд, краем глаза слежу за преподом. На всякий, как говорится, пожарный.

— Не врёшь? Серьёзно, что ли? — парень снова наклоняется ко мне. Максимально близко. — Этот придурок оплатил тебе репетиторов?!

— Судя по всему, — киваю. — Ибо обучают меня не преподы нашего вуза. А какие-то охреневшие доктора наук, ей-богу…

— Охренеть, — Лёнька округляет глаза, переводит внимание в сторону Владимира Анатольевича.

— Вот именно, что охренеть… Антон Игнатьевич так и сказал тогда, мол, Ян Валерьевич обо всём позаботился. Или что-то типа того…

— Наш куратор? — перебивает друг.

— А ты знаешь ещё какого-то Антона Игнатьевича? — отвечаю чуть раздражённо.

Лёнька качает головой. Если раньше он постоянно ругался и язвил, когда разговор заходил за треклятого Яна Валерьевича, то сейчас мой дорогой друг был, мягко говоря… в шоке. И не удивительно. Я в первые несколько минут диалога с куратором тоже пребывала в откровенном недоумении.

— Этот придурок же наплёл, что я его якобы двоюродная сестра, — ворчу вполголоса, глядя перед собой. — Хрен его знает, что он мог наговорить Антону Игнатьевичу или ещё кому, чтобы организовать мне этих репетиторов. Руководитель ещё просил передать слова благодарности этому… — я осекаюсь, перебирая в голове все возможные бранные слова, но в итоге говорю то же, что и всегда:

— Придурку.

Лёнька молчит.