Ненаписанное письмо (СИ) - Толич Игорь. Страница 17

— Джей!

Пенни ворвалась в комнату, запыхавшаяся, прямо в грязных от дождя сандалиях и тут же принялась оправдываться, что сейчас все уберет.

Честно говоря, я ее не ждал. Не ждал до такой степени, что погрузился в работу с головой и не слышал, как она поднималась по ступеням ко мне на второй этаж.

Смеркалось, и дул влажный бриз со стороны моря. Я дышал им в полные легкие будто бы в первый раз. Я сегодня не выходил из дому, ничего не ел. Весь день просидел за компьютером лицом к окну, которое снова было целиковым, и больше ничто не напоминало о той злополучной ночи, когда я едва не прикончил себя.

Пенни готовила еду из продуктов, принесенных с собой: какую-то похлебку из рыбьих голов и лемонграсса, рисовую лапшу и зеленые стручки. Благодаря ей моя плита вновь выглядела сносно. Кажется, даже лучше, чем когда я сюда только въехал.

Комната быстро наполнилась ароматами приготовляемых блюд. Это немного помогло мне вернуться в реальность — настолько сильные запахи не были свойственны нашему дому, Марта, куда я мысленно отправлялся каждый раз, приступая к своим заметкам. Твоя еда всегда была простой и по-домашнему вкусной. А экзотические пряности отрезвляли мою душу и обжигали желудок.

Впрочем, я почти освоился даже с самой острой местной пищей, а уж к стряпне Пенни привык подавно — она учитывала мои географические корни, потому щадила перец и меня заодно.

— Пенни, — спросил я, взглянув на часы и поняв, что ее смена закончилась всего двадцать минут назад, — а где ты взяла продукты?

Она улыбнулась мелкими как рисовые зернышки зубами:

— У Сэма.

— У Сэма? А Сэм не был против?

Пенни призадумалась и ответила:

— Нет.

— А Сэм знает, что ты взяла продукты?

Она снова улыбнулась на тот же манер:

— Нет.

— Пенни, тебя уволят.

— Нет, — сказала она легко и добавила: — Не беспокойся. Ешь.

Мы просидели до позднего вечера. Пенни делала мне массаж — тщательно разминала плечи, шею, лопатки — и напевала что-то заунывное. У меня начали слипаться глаза. Она поняла это и вскоре оставила меня одного.

Сытый, расслабленный и убаюканный народной песней, я решил покурить напоследок, грезя о будущем спокойном сне, похожем на теплое домашнее одеяло. В теле и в сердце благоухала томная легкость, сравнимая разве что лёгкостью после яркого оргазма.

Я скрутил сигарету и неторопливо обстукивал ее о подоконник, трамбуя крошево листьев канабиса, затем поджег кончик и сладостно затянулся. Самокрутка зашипела, унося плененный разум в далекий космос.

Внезапно в прорехе пальмовых крон напротив моего окна вспыхнул яркий прямоугольник света. Я знал, что на соседнем участке, буквально в пяти метрах от моего находится другой дом. Там давно никто не жил, но комната на втором этаже сдавалась, как и моя, — я заглядывал туда, когда искал себе жилище. Меня не устроил ценник, по видимо, как и многих, кто смотрел эту комнату. Там не было плиты и холодильника. Только грубый матрац на полу и гамак, подвешенный на столбах. Такое жилье подошло бы одинокому парню-серферу, который не умел или не хотел заниматься готовкой дома, исключительно для ночлега. Но, вопреки ожиданиям, в световом окне появился совсем не мужской силуэт.

Я стоял как гвоздями прибитый, не мог оторвать взгляд. Понимал, что поступаю как последний засранец, но я об этом не думал. Я вообще прекратил думать на несколько минут. Сигарета тлела в пальцах, веки замерли без движения.

Девушка в окне ходила по комнате голой. Совсем без ничего. Только желтые трусики из хлопка целомудренно обтягивали бедра.

Марта, ты бы точно покрутила у виска.

— Ты что, сисек не видел?

— Что? — я повернулся к тебе.

Мы стояли в торговой галерее, где шел показ летних бикини. Я ненароком засмотрелся на одну модель в полупрозрачном купальнике, а ты дернула меня за рукав.

— Джей, хватит пялиться!

— Я вовсе не пялюсь, с чего ты взяла?

— А то я не вижу, — огрызнулась ты. — Вот скажи, чего вам, мужикам, не хватает? Понимаю, если б я была страшной, толстой, с отвисшим пузом…

— Марта, прекрати. Я всегда говорил и говорю, что для меня ты самая красивая в мире.

— Тогда чего же ты жрешь глазами эту девку?!

— Неправда.

— Правда!

— Хорошо, — сдался я, наконец. — Да, я действительно смотрел на нее. Точнее на купальник. Представлял, как бы он сидел на тебе.

Ты улыбнулась и покачала головой.

— Что ты врешь, Джей? Ты изучал ее сиськи. И не говори, что это не так.

Я покраснел и отвернулся и от тебя, и от сцены.

Как я мог объяснить тебе, чем обусловлена моя такая реакция на женскую наготу? Как я мог вдолбить тебе, что и с отвисшими сиськами любил бы только тебя? И одно другого никак не исключает.

— Джей?..

— Что?

— Она тебе нравится? — спокойно, но будто бы со сдавленным горлом спросила ты.

Я снова повернулся к вышагивающим по подиуму длинноногим моделям.

— Да.

Я сделал вдох и смог впервые моргнуть. Глаза защипало от попавшего в них дыма, даже проступили слезы. Я вытер их локтем и стал дальше смотреть.

Девушка в окне беспечно прогуливалась нагишом. В ее движениях не было той безупречности, что у девушек на сцене, но это притягивало куда больше.

Она то потягивалась во весь рост, то чесала поясницу или шею. Потом достала крем после загара и стала натираться им. Совсем не так, как это обычно показывают в эротических фильмах. Все, что она делала, было лишено привычной сексуальности, но возбуждало неотвратимое, бешеное желание.

Мне стало стыдно за себя, но и тогда я не поступил благоразумно. Забыв о воспитании и чувстве такта, я продолжал подглядывать, пока в конце концов девушка не погасила свет.

Еще час я промучился в кровати, пока враз не утихомирил естество известным подручным средством, и только тогда уснул.

О ком я думал, изливаясь похотью, — о тебе, дорогая Марта, или о незнакомке в окне? Я не могу ответить точно. В любом случае, я не фантазировал о тихой нежности, долгих прелюдиях и о тающем вкусе солоноватой кожи на губах во время поцелуев.

Я должен признать, что некоторые процессы в теле срабатывают механически. Это совсем не то, что приводит к восторгу и влюбляет нас в жизнь. Иногда желание плоти подобно ядовитому воспаленному фурункулу, который нужно срочно вскрыть и прижечь спиртом. Других красок в таком желании почти нет.

Так что выплеснув из себя назойливое вожделение, я забылся долгожданным сном и крепко проспал до самого полудня.

3 сентября

Днем меня ждали несколько рабочих писем. Анализируя почту и отвечая на вопросы клиентов, я то и дело бросал взгляды в окно, но пейзаж там ничем не отличался от давно привычного мне — безлюдного и зеленого.

В обед я сходил на пляж, искупался, зашел к Сэму, поел и поехал в город. Нужно было купить еще один жесткий диск, а такие вещи продавались только в крупных торговых центрах. Вечер у меня был совершенно свободен, и я думал, как им распорядиться. Зашел в палатку с DVD-дисками и приобрел несколько фильмов.

Местный выбор синематографа был настолько широк, что находились почти любые фильмы — старые и новинки, с почти любым переводом — английским, немецким, французским, испанским, русским, с дубляжем или с субтитрами.

Я пристрастился к итальянскому кино. В сравнении с ним современный Голливуд выглядел жалким и напыщенным. Мне казалось, даже в индийских фильмах намного больше искренности, чем в точеных американских блокбастерах.

Ты, Марта, помнится, тоже любила не самые популярные картины. Часто водила меня на маленькие, полузакрытые показы. Вначале я только нос ворочал, но терпел в угоду тебе. Однако вскоре проникся неподражаемым шармом ретро и артхауса, тончайшей филигранью искусства «не для всех». Нам было что обсудить, из-за чего поспорить и в чем согласиться. Признаю, я так и не стал безупречным ценителем и знатоком шедевров мировой киноиндустрии, оставшись, по сути, всеядным, но ты привила мне тягу к искусной простоте и невидимым подтекстам. И сейчас я находил утешение в таком досуге и, наверное, даже где-то считал это более достойной альтернативой скитанию по барам и массажным салонам.