Катерина или испанская роза для демона (СИ) - Чайка Анна. Страница 11

— Это вообще -то не моя идея, устроить вечеринку у черта на куличках. Словно ты не дух академии, а последняя домовиха!

Ну вот в самом деле, до первого этажа идти было еще более-менее. А вот в подвале настоящий лабиринт!

— Слушай, а ты права! — остановилась Прасковья. — Пошли!

И мы развернулись в обратную сторону.

— Девочки! Муся! Дуся! — крикнула она на ходу.

Тут прямо из стены показались головы двух молодых домових.

— Чагось? — одновременно спросили они.

— Праздник переноситься! — ответила им дух.

— Ну вот, так всегда! — тоже в лад начали они.

— Мы будем отмечать в парадной трапезной. — перебила их Прасковья.

— Э! — я вот прям видела как домовихи на глазах начали спадать лицом. — Может не надо в парадной! Хозяин в гневе будет! Ей, Богу!

— Слушайте, что я парадной залы не достойна! — гордо вскинула подбородок Прасковья.

— Достойна, конечно, Прошенька. Но дело же не вэтом. — снова пошли на попятную домовихи. — Демон нам же всем головы пооткручивает! — все же решила озвучить Муся, или Дуся.

— А на демона у нас вот вон она есть. — указала дух на меня. — Рядом с ней он нам ничего не сделает.

— Нет, это он ей ничего не сделает! — все же не согласились ее оппонентки. — А нам запросто!

— Кать, ты же нас в обиду не дашь? — спросила меня Прасковья. — Мы же подруги.

— Не дам. — согласилась я.

А что еще я могла сказать! Сама же думая при этом, что меня демон через секунду снесет и не заметит. Сегодня я уже убедилась в этом. Поэтому просто молилась, чтобы никакой демон нас сегодня не увидел

— Ну, вот видите! — обратилась Проша к домовихам.

— Ну ладно, пошли в парадную. — согласились те.

Парадной трапезной оказался зал длинной метров двести и шириной метров пятьдесят.  Но большую часть зала занимал  П-образный стол, протянувшийся вдоль трех сторон. Причем центральная его часть, находилась на отдельном возвышении. С одной стороны располагались большие арочные окна, увешенные ламбрекенами небесно-голубого цвета. Да и сама трапезная была выполнена в бело-сине-голубых тонах.

На одной стороне покрытого белой скатертью стола сидело штук пятьдесят существ. Да, да именно существ. Людей среди них не было. Это были духи и домовые. И когда только успели тут собраться? Ведь планы поменялись минут пять назад.

Стоило только нам войти. Прасковья обратилась к   присутствующим.

— Вот, мои дорогие, рада представить вам ведьму, что сумела снять с меня двухсотлетнее проклятье!

Господи! Ну зачем же столько пафоса?

— Прошу любить и жаловать, ведьма  Катерина Морозова. Моя, не побоюсь этого слова, подруга. — продолжила Проша. — Кто обидит, будет иметь дело со мной! — тут же предостерегла она присутствующих.

— Ну все Прошенька, хватит девушек в дверях то держать. — встала из-за стола габаритная домовиха. Чем-то напоминающая нашу Глашу. — Давайте за стол. А девочка, действительно, очень хорошая. Из благочестивой ведьминской семьи. У них моя средненькая, Глашенька, вот уж почитай, сотню лет служит. Она за девочку очень ручалась. Так что ты, девонька, не подведи! — все это она проговаривала, пока усаживала нас на почетных местах. То есть посередине. Расталкивая при этом своими телесами зазевавшихся соклановцев.

— Баба Марфа, ну ты поосторожней, что ли! — единственным кто возмутился, был молоденький домовой с рыжими усиками.

— А ты Кузенька, помолчи! — тут же накинулась на него баба Марфа. — И смотри у меня, еще раз увижу у девчачьих купален, самолично розгами высеку, даже отцу твоему говорить не буду.

— Чего не будешь говорить? — вклинился в беседу солидный рыжий домовой, точная возмужавшая копия Кузеньки.

— Что сынок твой, охальник такой, в стену девичьих купален подглядывает. — не моргнув и глазом, сдала Кузеньку  домовиха.

— Баба Марфа! Я же всего разок! Мы с Митькой на спор!

— Ах, тут еще и Митька замешан. — встал из-за стола отец Кузьмы — Ну-ка стали оба и шагом марш домой. И зады свои готовьте, приду, каждому двадцатку выпишу.

Из-за стола встали двое: Кузьма и точная его копия. Штампуют их что ли.

— Матвей, может не надо двадцатки то? — вскинулась сидящая рядом, домовиха. — Может десяточки хватит?

— Молчи, мать! Разбаловала ты балбесов этих, вот они и вытворяют невесть что! Давешни на полигоне котлован вырыли. А кто в прошлом году ночной душ спящим студентам боевикам устроил?

— Хорошо, Матвеюшка! Ты кушай, кушай. Вот грибочков отведай тети Лукерьи. А мы дома потом поговорим.

— От грибочков тетки Лукерьи в лучшем случае меня ждет изжога, а в худшем… — начал ворчать Матвей.

Слушая всю эту болтовню, я улыбалась. Ощущение были, что я дома. Когда родственники у нас на именины собираются, разговоры вот тоже такие. Вроде бы ворчат друг на друга. Подначивают или обсмеивают. Но все это не зло! А  от души, так сказать. Но ты знаешь, что если что-нибудь с тобой случиться, они горы для тебя свернут. Как и ты для них!

А потом праздник пошел своим чередом. Сначала мы выпили наливочки тетки Ульяны. Я начала было отказываться, говоря, что мне завтра на мамину свадьбу идти. На что баба Марфа сказала:

— Ты не переживай, девонька, я тебе с утреца, морсик свой на травах принесу. Будешь словно новая монетка! Да и доченька моя, Глашенька, велела за тобой присмотреть. Так что ты не переживай!

После такого обещания скидки мне не делали. А выпитое, как известно, развязывает языки. По разговорам я узнала, что за каждым домовым, закреплен определенный участок академии. Так баба Марфа была главной по столовке, Матвей с сыновьями присматривал за мужским общежитием, а его жена — Настасья с дочерьми, теми самыми Мусей и Дусей— за женским.

— А почему Вы до сих пор общежитие не отремонтировали? — спросила я Матвея.

— Как не отремонтировали? — аж поперхнулся Матвей, — Как только студенты съехали, так и отремонтировали. Ужо месяц как!

— Да! Да! — покивала головой в знак согласия Настасья. — Мы у девчат даже цвет стен поменяли. — Будет время, девочек попроси, они тебе экскурсию проведут.

— А меня тогда почему в преподавательское крыло поселили?

— Так знамо почему! — крякнул старичок с покладистой бородкой. Которую он постоянно наглаживал. Дедушка Фирс.

Но тут же получил тычок от своей жены, той самой  Лукерьи.

— Не нашего этого уразумения, деточка! Нам начальство то не докладывает. Мы люди маленькие. — начала причитать она.

— Ну и ладно, — поняв, что правды так и не узнаю, пошла я на попятную. — В преподавательском крыле наверно лучше.

— Лучше, девонька, лучше! — тут же закивали головами домовые.

— Только скучно и одиноко. — ответила я.

— Ты не бойся, я тебе теперь скучать не дам. — обнадежила меня Прасковья. — Друзья давайте поднимем чарки за мою спасительницу. Долгих лет жизни тебе! — отсалютовала она мне стаканом с  наливкой.

Такой ядреной наливки я еще никогда не пила. На мою просьбу принести вина, мне ответили, что обижать бабу Марфу, строжайше запрещено и для здоровья опасно. А она очень обидится, если я предпочту ее наливке, всякую французскую кислятину.

Так что пришлось пить.  Поэтому не мудрено, что после третьего или четвертого тоста, за который приходилось пить до дна, моим единственным желанием было определить мое тело в горизонтальное положение. Ну, в крайнем случае, голову. Что я и делала между салатницей и блюдом для фруктов.

На каком то этапе я поняла, что по залу прокатился стон и повисла мертвая тишина. И такой знакомый, но не идентифицированный  голос произнес:

— И что вы ироды с девочкой сделали?

Я попыталась приподнять голову со стола. Получилось, но с трудом. А вот определить, кто передо мной не получилось. Так как перед глазами все расплывалось. Но все же умудрилась произнести заплетающимся языком:

— Моих друзей трогать нельзя! А то…

Что будет «а то…» не знала даже я, так как собрать снова мысли в кучу не получилось. Почувствовала только, как меня подняли и куда-то понесли. Уткнувшись носом в кусочек голой кожи в разрезе воротника, прибалдела от такого вкусного запаха и отдалась в объятия морфея.