Чужбина с ангельским ликом (СИ) - Кольцова Лариса. Страница 176

— Я там не живу. Могу предложить тебе «подземный мир», в твоём определении.

— Надеюсь, там нет поблизости Чёрного Владыки? — спросила я, как-то удивительно быстро обрадовавшись такому вот развороту событий.

— Раз есть подземный мир, есть и его владыка, — ответил он, не меняя своего насупленного выражения. — Решила меня подразнить и на этот раз? Убежать, и чтобы я опять рыскал в поисках твоих следов, обнюхивая все столичные закоулки? Смотри, не заигрывайся. Всякая игра имеет дозволенные границы. Не разочаруй меня. Я, знаешь ли, научился отлично прощупывать тебя. И не только благодаря внешнему осязанию, но и всякий твой внутренний нейрон знаю на ощупь! Я ангельским женским ликам не верю!

— Тоскуешь о Гелии? — спросила я с нервической и ревнивой дрожью в голосе. Почему-то сразу же я о ней подумала.

— Я даже забыл её лицо! — ответил он раздраженно.

Я не поверила, потому что так не было. И впоследствии я убедилась в своей правоте. Удивительно, насколько сильно меня задевала его давно прошедшая жизнь. Он развернулся ко мне, глядя на меня пристально и так, будто впервые увидел. И я замерла, ожидая его прикосновений. Но их не последовало.

— Давай так поступим, — сказал он уже спокойно, — Ты возвращайся в свою «Мечту». С полным забвением при этом своих негодных замыслов и бредовых планов на будущее. Я прощаю тебе твой несостоявшийся побег, а ты радуйся, что так всё получилось. Если бы ты сбежала, я не стал бы тебя искать и забыл бы о тебе навсегда. Живи, работай и не дёргайся больше. Мы выдержим некую паузу, а потом я дам тебе знать о себе.

— Как же мои клиентки и заказчицы-аристократки в столице…

— Обойдутся как-нибудь. Шей для местных.

— А куда я дену свои излишки? — возмутилась я, нервически оглаживая подол своего платья.

— Спохватилась! Сама же едва всё не бросила местным ворам на разграбление. Или ты воображаешь, что все вокруг так же честны и щепетильны, как и ты? Ты же не вечно будешь сидеть тут взаперти, — он положил свою руку на мою ладонь и сжал её. — Если будешь хорошо себя вести, выход за пределы города будет для тебя открыт, как и прежде.

— Почему ты распоряжаешься мною, если я не твоя жена? — спросила я.

— Не моя? А чья же ещё? — спросил он и обнял меня. И я сомлела без всякой надежды избавиться от его неодолимой инфлюации, от покоряющего воздействия, от собственного ответного влечения к нему. Уже не представляя, что произошло бы, если б вместо него приехал Цульф. Как я жила бы в пустом и мрачном доме, провалившись в те омертвелые уже прошлые дни, о которых и вспоминать страшно?

— Вот что я хотел у тебя спросить… — он отодвинулся от меня. — Ты была в близких отношениях с Антоном?

— Если ты говоришь о том, что чуешь трепет каждого моего нейрона как свой собственный, если читаешь мои мысли, зачем тебе мой ответ?

— Да или нет? — рыкнул он.

— Да, — ответила я и приосанилась, гордо вскинула свой подбородок. Назло ему. — Была и есть в отношениях близкой дружбы с ним. А какого ответа ты ожидал, провидец? Отпустишь меня за стены прямо теперь? — и я сделала разворот к заднему сидению, чтобы вытащить оттуда свой баул с драгоценной ношей.

— Сиди! — прорычал он, опять преобразившись в мрачного тигра. — Аристократка. Отшлёпать бы тебя, да ведь ты в таком случае и подкоп под стену сделаешь, а убежишь. Или наймёшь своего покорного бывшего слугу Вильта, и он вывезет тебя в какой-нибудь коробке, завалив тряпьём, как самую настоящую уже куклу.

— Это мысль! — одобрила я. — Да я ведь могу и Антона о том же попросить. Он же, как и ты, проезжает без всякой проверки по универсальному пропуску.

— То, чего я не видел сам, и никто того не видел, можно и не брать в расчёт, — произнёс он. — В конце концов, ты не девственница, а бывшая жена островного колдуна. Если я с этим смирился, то уж и со всеми прочими разберусь… — тут он приблизил ко мне своё лицо, притронувшись губами к моему лбу, — Я зверски скучаю…

— Почему же зверски? — спросила я, невольно поддаваясь его ласке. — Разве ты зверь?

— Зверски означает неразумно…

Мы стали целоваться, и целовались так долго, что я не заметила, как он с завидной ловкостью обнажил мою грудь, чтобы напитаться тем самым «любовным нектаром», которого в действительности у меня не имелось, но раз уж ему нравилась такая выдумка, то и я чувствовала ответный всплеск своих нейронов… Как я хотела в данный миг, чтобы мой ребёнок был прижат к моей груди, — наш ребёнок! И уже настоящий живительный молочный нектар питал бы его тельце… И я вдруг полноценно ощутила то, что впервые смогла ощутить лишь в «Мечте» во время наших странных путешествий в мир сновидений наяву. Я едва не отключилась от внезапной остроты переживаемого момента, теряя нить реальности и соскальзывая в глубину того самого блаженного колодца, из которого никогда не хочется выныривать наружу…

Я очнулась от собственных стонов, — Я согласна на твой подземный мир… поедем туда прямо сейчас… — промямлила я, приходя в себя и поражаясь тому, с какой лёгкостью я готова была отказаться от него только что. Сбежать, всё бросить. Ведь замены ему нет! И такой «Мечты» уж точно никто мне не подарил бы.

— Я почти наяву увидела нашего возможного ребёнка. Чудесного светловолосого мальчика. Я кормила его грудью и испытала вдруг… то самое, как твоя земная жена когда-то во время кормления твоего первого сына. Он выглядел таким пригожим, Руд, милый…

— Ты не выспалась, что ли? — спросил он, — Если видишь сны наяву. Я не могу сейчас. Мне необходимо в самое ближайшее время попасть в Коллегию Управителей, а там, знаешь, опозданий не прощают.

В отличие от меня он вовсе не потерял берега реальности из виду. Голос звучал трезво и даже сердито. Но это могло быть от его же нежелания ехать в столицу прямо сейчас, когда необходимость того требовала, а ему хотелось того же, что и мне, — Давай займёмся сбросом наших взаимных желаний в машине… Только быстро.

Меня сразу отрезвило его настолько и грубое определение того, что для меня имело лишь одно обозначение. Любовь…

— Опять этот придорожный «насыщенный секс»… — я выставила обе ладони между ним и собою, призывая к дистанции и не давая опять приникнуть ко мне, — Нет!

— Какая она воздушная и нежная, — прошептал он, не отлипая от моей груди. — Такая одухотворённая по виду. Иногда мне кажется, что твоя грудь наделена своей собственной душой, имеющей отдельное от тебя существование, а её сосцы наделены особым зрением… так и кажется, что она смотрит на меня всякий раз, когда я к ней прикасаюсь, опасаясь моей чрезмерной грубости.

— Тебе всё время нечто кажется! У груди душа есть, а у меня нет?

— Каждый орган у человека наделён своей собственной душой, чтобы ты знала. Их гармоничное, а иногда и не очень, сложение и есть индивидуальная душа всякого существа. Но в данном случае, сумма гораздо больше суммы самих слагаемых. Поскольку это не механическая, а живая и одушевлённая математика. Мне ведь, в самом деле, часто хочется сдавливать твою грудь очень сильно, и всякий раз я натыкаюсь на этот её кроткий укор, на эту её ангельскую молочную беззащитность… — всю эту интимную белиберду не стоило и пересказывать, но я была бессильна против такого оружия, его ласковых признаний, вызывающих всегда ответное желание уступить ему. Прощая ему его чудачества, как и пристрастие к некоему несуществующему нектару, якобы наполняющему мою грудь.

— Никто и не препятствует тебе разыскать более гармоничное существо, — сказала я.

— Препятствуешь ты сама, поскольку ты уже прочно заняла это единственное место. Никому не протиснуться уже в силу того, что таковых не имеется.

— Ты постоянно лезешь к моей груди, как самый настоящий голодный младенец, хотя и гипертрофированный в умственном и физическом смысле…

Мужчины, когда они подпадают во власть женщины, поражают наличием в себе детских черт, как только перестаёшь видеть в них некое воплощённое совершенство. Так что и я часто относилась к нему, скорее, как к своему великовозрастному сынку. Я призвала на помощь всю свою возможную волю к противодействию. — Даже не стремись запихнуть меня опять в костюм придорожной бродяжки!