Внучка жрицы Матери Воды (СИ) - Кольцова Лариса. Страница 35
На другой же день у Гелии появилась новая прислужница, и тем самым мне дали понять, что бродить сюда каждый день не стоит. Гелия не страдала пристрастием к украшательству домашнего интерьера, живя в относительно пустом пространстве, не загромождая его избыточными предметами, так что убираться было бы легко. Если ей дарили те подарки, которые нельзя съесть или непосредственно ими украсить себя, она с беспечностью их раздавала всем подряд.
В один из дней я предложила ей, когда она собиралась уходить из дома, заодно давая понять, что и мне тут делать-то особо нечего, — почистить окно в спальне. Никто из её профессиональных уборщиц так не удосужилась обратить внимание, насколько окно мутное.
— Как хочешь, — отозвалась Гелия безразлично, пребывая мыслями где-то не здесь, — но я могу и не вернуться сегодня. Не испугаешься, если придётся остаться одной? И пожалуйста, никому не открывай дверь и никого без меня сюда не впускай! Вот тебе новый ключ. Ифиса на днях сменила замки.
Она ушла. Какое-то время я слонялась по огромной квартире, занимающей значительную часть этажа, решая, не стоит ли всё же уйти? Ночевать тут одной не хотелось. И всё же я не уходила, пребывая в непонятной взбудораженности, как будто знала, он заявится!
Открылась входная дверь, я вздрогнула, но вошла Ифиса. В её роскошных волосах рдел искусственный цветок, усыпанный драгоценными искрами мелких камней. Её всегдашняя оживлённость никогда не казалась напускной. Но я-то знала, что ласковое приветливое ко всем и ни к кому в отдельности выражение лица, всего её облика в целом, победоносно красивого, праздничного, таили за собой как за ширмой полное равнодушие ко всем, кто не есть она сама. Одна лишь Гелия являлась исключением для Ифисы, но уж никак не я.
— Ты тут? — улыбнулась она, скрывая тень очевидного и неприятного удивления, что я тут. — Милое дитя, что-то часто ты стала тут появляться. Чего ты тут обретёшь такого ценного для себя? Для личного опыта?
— Зачем ты отвратила Гелию от моих платьев? — спросила я, не скрывая такого же неприятного удивления её появлением.
— Я? Да ты что! Она сама решила, наконец-то! Приобрести себе профессиональную и очень дорогую мастерицу. Сама посуди, у каких особ она появляется. В каких домах и имениях её всегда рады видеть. И как она ни жадна бывает порой, тут она всё же решила на себе не экономить. Ей одна очень влиятельная женщина, а не я, посоветовала сменить стиль своих нарядов. Простота, сказала она, пусть останется для улицы, где всегда снуют толпы простолюдинов. Гелия приняла к сведению…
— Ты надолго? — перебила я.
— А что? — взвилась она неожиданно. — Кого ожидаешь? Я могла бы задать тебе тот же вопрос.
— Гелия разрешила мне тут остаться переночевать, — ответила я. — Мне без бабушки скучно.
— А тут весело? — подковырнула она. — С кем собралась повеселиться?
— Просто загулялась по городу, а домой идти уже не хочется. Не всё ли равно где отдыхать?
— Я тоже пообедала в «Ночной Лиане», — поделилась она. — Решила зайти отдохнуть, зная, что Гелии нет дома.
— Представляю, как тяжек был твой труд по поглощению роскошного обеда, — не удержалась я от насмешки.
— Нет, — вздохнула она, — Я почти не ела. Хотя и намеревалась… за чужой-то счёт чего и не наполнить себя до предельной сытости…
— Встретила Ал-Физа?
Она какое-то время молчала, уйдя в свои не очень-то и весёлые раздумья и отчасти сбросив всегдашний маскировочный блеск. Потом сказала, глянув искоса, — С Рудом обедала.
Я вздрогнула, а она, как женщина с необычайно развитой нервной системой, наделённая тончайшей чувствительностью, отлично это уловила. И она, и я, мы обе вели себя как две соперницы, нагло и ласково лицемеря друг другу в лицо. — Вижу он один, я и подошла. Чего же тратить скудные свои средства, когда рядом такой щедрый человек? Он пригласил, я села, и тут кусок в горло не лезет и всё! В чём дело? Не знаю. Видимо, день такой выдался не голодный… Ты лучше домой иди. А то Гелия может вернуться…
— Не вернётся она так скоро! — возразила я грубо, — а может, останется ночевать у своих друзей. Там не то, что комнат, а и домов несколько, любой выбирай для отдыха и сна. Её в одно имение пригласили на какой-то потрясающий праздник. Так кажется…
— А меня туда не пригласили. Не дотягиваю уровнем своего таланта до столь высокого общества, — Ифиса уселась на диван в гостевом холле, раскинув вокруг себя пышный подол, состоящий из нескольких прозрачных и тончайших слоёв. Самый верхний состоял сплошь из сквозного голубоватого и розоватого кружева, так что Ифиса напоминала утреннее облако. Я уставилась в её самодовольное лицо с туго натянутой и розовеющей кожей на скулах, а всё же это было давно уж не юное лицо. Полнота тела придавала и коже лица уникальную моложавость, атласную гладкость, да куда ей было до меня! Такому наряду куда больше подошло бы юное лицо.
— Ты расстроилась? — спросила я с наигранным сочувствием.
— И не думаю даже расстраиваться. Дел у меня больше нет, как развлекать всякую праздную и пошлую тусовку, состоящую из мнящих о себе то, чем они не являются. Пусть и высоко роятся эти аристократические бабы, да мошкара плюгавая все они. А я настоящая птица! — Она опять горделиво расправила свои тончайшие искристые юбки, как птица перья. Я невольно залюбовалась красотой её оперения, оспорить которое не могла, как творец подобного же текстильного таинства. — Красиво! — похвалила я искренне. — Только я тоже так могу.
— Конечно, — подтвердила она. — Только ткань очень уж дорога для тебя. Ручная вышивка, — и она подняла кверху юбки, открыв полные ноги в кружевных, тончайше-паутинных чулочках. Я едва не задохнулась от зависти, видя такую роскошь и подумав о том, что будь у меня такие чудеса под моей юбкой, я бы встала перед зеркалом и любовалась бы на себя до потери пульса. Что уж говорить о тех, ради кого Ифиса и украшалась подобным образом. Заметив мой восторг, она одёрнула подол и строго произнесла, — Тебе в столь чистом и цветущем возрасте пользоваться подобными вещичками для усиления соблазна не годится. Молодость сама по себе прекрасна. Чем проще одежда, тем милее девушка, а уж если ни красоты, ни сияния души нет, никакое тряпьё и прочие побрякушки ничего тут не исправят.
— Ну, конечно! — возразила я. — Вон у Эли была скромная одежда, её и не замечал никто, кроме потёртых распутников. А как приоделась, так парни сразу же её заценили.
— Ну, так ты уйдёшь или останешься? — спросила она.
— Останусь, сказано же тебе!
— Лучше бы тебе уйти, если ты хочешь для себя счастливой доли, а не той безысходной кутерьмы, в чём обречены барахтаться такие как я и Гелия. По видимости блеск и праздник, но по сути-то… Веришь, редкое утро я просыпаюсь без сожаления, что я всё ещё живу. Ибо моя жизнь есть хроническое страдание, от которого я устала смертельно…
— Озвучка одной из прежних твоих ролей? Никогда не видела, чтобы мученицы были столь одержимы нарядами и бесконечными посещениями домов яств. Им порой и причесаться-то невмоготу…
— Уж если я так вырядилась, не пропадать же моему богатству без пользы, — сказала Ифиса и встала. — Пойду в гости к тому, кто и оценит меня по достоинству.
— Кто? — спросила я, радуясь, что она уходит.
— Ты бестактна, моя девочка. Кто бы ни был, мою печаль он не утолит. И пусть минует тебя даже часть того ужаса, в каком посчастливилось не утонуть с головой мне, красивой, одарённой глубокой душой и талантами женщине, равной которой не было на этом континенте никого, пока не возникла Гелия из своих загадочных горных пещер. Мужчин много одарённых, а женщин — увы, почти и нет.
Оставшись одна, я принялась тщательно драить окно в спальне Гелии, чтобы снять этим внутреннее напряжение. Вся мокрая после уборки, я залезла в вожделенную ракушку, окружённую потрясающей имитацией зелёных волн, хотя это были только стены, но от их красоты, от ласкающего тепла воды, для которой я не пожалела дорогой пены, неизвестно откуда добываемой Гелией, я и сама чувствовала себя одной из миражных рыбок. Из крошечного флакончика достаточно было вылить в ладонь несколько капель, и вода обретала вид душистого облака. Войдя в телесный экстаз, я ощутила головокружение счастья. Усталость растворялась в пенном облаке вместе со временем. Я, кажется, и уснула там, но очнулась, едва не захлебнувшись. Видимо, Гелия имела основания запрещать мне пользоваться этим волшебством, и не жадность была тому причиной, а коварное расслабляющее воздействие субстрата из флакона.