Серебряная корона (ЛП) - Джонсон Джули. Страница 32

Слова Хлои крутятся у меня в голове, я смотрю в тонированное окно, делая медленные глотки бурбона, чтобы успокоить свой бурчащий желудок. Примерно через двадцать минут мы останавливаемся перед величественным особняком. Он вдвое меньше поместья Локвудов, но не менее красив. Два дворецких в белых перчатках распахивают резные дубовые двери, и мы останавливаемся. Я ошеломленно смотрю, как два самых привлекательных человека, которых я когда-либо видела, выходят на утренний свет.

Платиновые блондины и ошеломляюще высокие, они являют собой образ элегантности, спускаясь по ступенькам к пологой подъездной дорожке, где мы простаиваем. Наш шофер выходит из машины, чтобы открыть для них дверь лимузина. Я опускаюсь на кожаное сиденье, чтобы освободить место, и оказываюсь неловко прижатой к боку Картера.

— Прости, — бормочу я.

Его адамово яблоко неровно покачивается.

— Не беспокойся об этом.

Брат и сестра Стерлинг забираются на заднее сиденье так грациозно, что напоминают мне лебедей, оседающих на поверхность воды. Он одет во все черное — от костюма до галстука, от рубашки до карманного квадрата. Даже его запонки сверкают темным блеском, сделанные из глубочайшего оникса. Она в изысканном шелковом платье и богато украшенной коктейльной шляпке с сетчатой вуалью, которая низко опускается и закрывает одну половину ее потрясающего лица.

Олден и Картер обмениваются чопорными кивками, в то время как девушки охают, как старые друзья.

— Хлоя, дорогая. Я так рада тебя видеть, — восклицает Эва, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать Хлою в каждую щеку. — Как ты держишься?

— Ты же меня знаешь, — говорит Хлоя, снова прикуривая сигарету, как только закончились приветствия. Она выдувает струйку дыма. — Хожу по солнечному свету.

— Очаровательно. — Эва слегка покашливает и делает вид, что обмахивает лицо рукой в белой перчатке. Ее светло-ореховые глаза блуждают по салону лимузина, задерживаясь на Картере — или, может быть, это просто мое разыгравшееся воображение, — прежде чем наконец переместиться на меня. Она, кажется, сосредоточилась на маленькой точке соприкосновения, где моя голая рука соприкасается с его костюмом.

— И кто это новое лицо? — напряженно спрашивает Эва.

Мой разум на минуту отключается, пока я пытаюсь вспомнить свою историю прикрытия, неожиданно потрясенная интенсивностью ее взгляда.

— О, она? — Глаза Хлои искрятся добрым юмором, когда она вмешивается. Она действительно наслаждается этим, ненормальная. — Ничего важного. Просто моя новая помощница, Эмилия.

— Я не знала, что курение марихуаны весь день требует помощи.

Тон Эвы может быть чопорным и правильным, но под ее словами скрывается укус. Я испытываю огромное облегчение, когда ее глаза отводятся от меня.

Ничтожный помощник не стоит ее внимания.

Я допиваю свой бурбон одним глотком.

— Да, но мы не все можем быть такими продуктивными, как ты, Эва. — Ухмылка Хлои больше похожа на гримасу. — Сколько организаций ты возглавляешь в качестве сопредседателя? Четыре?

— Пять. Это Общество благоустройства Лунда, Ассоциация садоводов города, Фонд помощи ветеранам, Совет по сохранению искусства, и, конечно, замечательная работа, которую мы проводим для спасения популяции пятнистых сов в восточных горах. Вы знали, что они находятся под угрозой исчезновения? Это так важно, что мы…

Я быстро отключаюсь от нее, наблюдая, как Хлоя делает очередную затяжку. Ее глаза остекленели, то ли от наркотиков, то ли от самовнушенной болтовни — никто не знает. Чем больше Эва болтает о своих собственных начинаниях, тем более странным мне это кажется. Она не упомянула о своем женихе. Ни разу. Она ведет себя так, будто мы едем на благотворительный сбор средств для ее драгоценных пятнистых сов, а не на похороны двух людей, которые, когда-то должны были стать ее свекрами.

Не менее странно, что ее брат, Олден, ничего не сказал за всю поездку. Ни единого слова. Его челюсть крепко сжата, он смотрит в окно, глаза расфокусированы то ли от горя, то ли от скуки. Я не могу сказать отсюда.

— …и мы должны сосредоточиться на восстановлении естественных трав и деревьев, которые раньше обильно росли в этих зонах риска, потому что, я думаю, мы все согласны, что без среды обитания нет даже шанса…

Боже, она когда-нибудь переводит дыхание?

Не говоря ни слова, Картер берет графин и наполняет мой бокал вместе со своим. Сделав глоток, я прислоняю свой локоть к его.

Спасибо.

Секундой позже я улыбаюсь в свой бурбон, когда его плечо слегка прижимается к моему.

Не за что.

ПРИХОДИЛОСЬ ли вам когда-нибудь проезжать сквозь полумиллионную толпу скорбящих?

Я представляю, что это очень похоже на процессию на королевской свадьбе или праздничный парад после особенно впечатляющего футбольного чемпионата… только вместо приветственных возгласов льются слезы. Вместо командных цветов — море черного цвета, изредка пробивающееся сквозь сине-золотую пелену — германский флаг, гордо развевающийся над закрытыми дверями магазинов и наглухо закрытыми домами.

На всех улицах от окраины исторического района Васгаард до Виндзорского аббатства стоят хмурые горожане. Они целуются, салютуют и бросают цветы на пути двух черных катафалков, которые возглавляют нашу процессию — король Леопольд и королева Абигайль совершают последнюю поездку по своей столице.

Последнее прощание.

Несколько лимузинов следуют за нами длинной, величественной вереницей, наш уступает только тому, который везет Лайнуса и Октавию. За нами вплотную следуют те, кого Хлоя назвала бы дальними родственниками — дальние родственники, которые едва ли заслужили право на наследство Ланкастеров. В нашем ползущем темпе дорога из одного конца города в другой занимает почти два часа. Чувствуя странное оцепенение, я всматриваюсь в лица проезжающих мимо, будучи уверенной, что они не видят меня через тонированные стекла.

Неделю назад я была бы там с ними.

Была бы одной из них.

Теперь же я была кем-то другим.

В другом месте.

Когда мы, наконец, достигаем аббатства, возвышающегося видением шпилей и витражей, я замечаю фотографов, стоящих вдоль баррикад безопасности, их телеобъективы делают бесконечные снимки Лайнуса и Октавии, когда они величественно поднимаются по ступеням к дверям. Мое сердце начинает колотиться так сильно, что я уверена, что Картер слышит его, сидя так близко рядом со мной. Никогда еще я не испытывала такой благодарности за свою анонимность.

Внутренне я повторяю план, надеясь, что он поможет мне успокоиться.

Стоять за Симмсом на почтительном расстоянии.

Не смотреть, не ерзать, не привлекать внимания.

Никто не знает, кто ты и зачем ты здесь.

Никто даже не обратит на тебя внимания.

Дрожащий вздох вырывается из моих легких, когда я чувствую, как срабатывают тормоза. Настала наша очередь высаживаться.

Ава, Олден и Хлоя выходят первыми. Оставшись одна в лимузине, Картер на мгновение переводит взгляд на меня.

— Не забывай дышать, любимая.

С этим мы выходим в неумолимый мрак холодного октябрьского дня.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

САМА ЦЕРЕМОНИЯ ПРЕКРАСНА.

Прекрасная, но долгая — часы благословений и молитв, священного писания и проповедей, восхвалений и ансамблевых хоров. К тому времени, когда мы наконец выходим из Виндзорского аббатства, у меня болят ноги. Мое сердце сжимается. Мои глаза увлажнились от слез, которые я не думала, что смогу пролить по тете и дяде, которых я так и не встретила.

Прощайте, Леопольд и Эбигейл. Надеюсь, теперь вы в мире.