Отбор для дракона (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка". Страница 41
– Я обещал выкупить все, что вы заложили, и я исполню слово. – Граф снял браслет с моего запястья – я изумленно моргнула, – покрутил в пальцах. – Говорите, эта вещь вам дорога… Родовой артефакт?
– Нет. Просто память. Верните мне его, пожалуйста.
Хотя кого я прошу? Если он украл меня, какое ему дело до моих просьб?
– Родовой артефакт, – кивнул он. – Вещь, которая принадлежала хотя бы двум поколениям семьи подряд и с которой связаны эмоции и воспоминания. Если вы не решились заложить этот браслет и не попытались откупиться им от меня, значит, он для вас очень, очень ценен.
Ценен, только не потому, о чем ты думаешь.
Вспомнились песни и смех, шум моря и губы Робина. Здесь, в избушке посреди дремучего леса, тот яркий солнечный день казался сном, и лишь золото, оттягивающее мою руку, говорило о том, что все было настоящим.
– Верните. Пожалуйста.
Было… Похоже, больше уже не будет. Но память у меня не отнимет никто.
– Верну. Чуть позже. Родовые артефакты могут дать дополнительную силу их владельцам, даже если не обращаться к ним как к накопителю. – Граф сунул браслет в карман. – Прямо сейчас тебе не нужна лишняя сила: чем активнее станешь сопротивляться, тем хуже будет, и потому браслет только помешает. Зато когда я заберу себе часть, артефакт поможет быстрее восстановиться.
Вот спасибо за заботу! Стоп. Заберет силу?! Конечно, я буду сопротивляться!
– Вы убьете меня? – прошептала я.
С силой – как с кровью. Сколько-то можно отдать без вреда для себя – так и заряжают накопители вроде подарка Робина. Понемногу, за несколько раз. Потому что, если забрать силы слишком много, донор заболеет, а то и вовсе умрет. Даже если отдана она добровольно.
– Нет, – протянул граф. – Глупо убивать идеального донора, а по всем прикидкам ты можешь стать идеальным донором, как и все, кого привлекает магия исцеления.
Так вот зачем я ему нужна на самом деле! А пел-то про любовь!
– С другой стороны, – продолжал граф, – родовые артефакты могут быть опасны для их владельцев. Если отобрать или украсть такой, можно получить власть над его хозяином…
Какое счастье, что это всего лишь браслет-накопитель! Не мог же Робин – я до сих пор не могла думать о нем как об императоре – подарить едва знакомой девушке фамильную драгоценность. И страшно подумать, что бы сотворил граф, зная, чья эта вещь на самом деле. Особенно если браслет каким-то чудом вдруг в самом деле оказался родовым артефактом. Занятно, что я не слышала ни о чем подобном. Впрочем, в восемнадцать лет нормально многого не знать…
– Так что ты в моих руках, – тонко улыбнулся граф. – И я воспользуюсь родовым артефактом, чтобы поубавить тебе упрямства. Чуть позже. Сперва я заберу твою силу.
Граф повесил мне на шею тяжелую цепь, нацепил на запястья дутые браслеты, наводящие на мысли о кандалах. Легко присев – слишком легко для человека в годах, – надел такие же на лодыжки. Пристраивая браслеты на ноги, он бесцеремонно задрал до колен мою юбку, я в который раз попыталась вырваться, и опять безуспешно.
– И после этого вы будете говорить о любви?! – не выдержала я.
– Буду. В конце концов, все это пойдет тебе на пользу: молодой женщине положено быть нежной и томной, избыток сил и здоровья лишь толкает тебя на необдуманные поступки вроде побега.
Да я бы и сейчас бежала, если смогла бы! Лучше в пасть волку, чем к тебе в жены!
– И если бы сразу согласилась стать моей женой, я бы усыпил тебя перед ритуалом, чтобы ты не испугалась и ничего не почувствовала. Ритуал неприятен для донора. Очень неприятен. – Он оскалился. – Но непослушных детей иногда приходится наказывать, как и непокорных девиц. Раз не ценишь доброго обращения, я оставлю тебя в сознании, чтобы наказать.
Что ж у него за ритуал такой? Я не раз заряжала для себя простенькие накопители и не ощущала ничего особенного. Разве что спать хотелось, но если отдохнуть как следует и вздремнуть, от усталости не оставалось и следа.
В следующий миг меня скрутило. Нет, больно не было. Меня словно окутал туман, отгораживающий от всего мира – и от самой жизни. Казалось, из-под тела выдернули опору, и я будто провалилась куда-то. Падала вниз, еще ниже, сердце подлетело к горлу, и перехватило дыхание. А на дне той бездонной пропасти, в которую я летела, даром что все еще оставалась в кресле, меня ждала сама смерть. Ждала, пристально наблюдала за моим падением, зная, что я прилечу к ней в лапы. Под этим невидимым пристальным взглядом тело вовсе онемело и желудок подкатил к горлу. Я бы закричала, но крик застрял в гортани, остались только страх, бездонная пропасть, куда я падала, и смерть там, внизу.
– Согласишься стать моей женой – и это закончится, – словно сквозь вату донесся до меня голос графа. – Ты уже достаточно наказана и знаешь, что я могу с тобой сделать за неповиновение.
Одно слово. Всего лишь одно короткое слово, и я не умру. Страх отступит, и все будет…
Ничего не будет хорошо. И страх не отступит. Потому что я всегда буду помнить этот ужас и знать, что в любой момент он может повториться.
Я замотала головой: голос не повиновался.
– Подумай. – Моей щеки коснулась холодная рука.
Похоже, смерть все-таки до меня дотянулась. Я снова попыталась закричать и снова лишь открыла рот, беззвучно хватая воздух, будто рыба, выброшенная на берег. – Будь благоразумной.
Если быть благоразумной означает жить в страхе, то я не буду благоразумной.
– Нет, – выдавила я.
Внезапно все кончилось. Смертный ужас исчез. Закружилась голова, и накатила дурнотная слабость, я в изнеможении откинулась на спинку кресла, полуприкрыв глаза. На несколько мгновений стало все равно, что со мной будет, – пока граф не коснулся моей шеи, снимая амулет. Я вздрогнула от отвращения, страх снова свернулся ледышкой в груди: ведь граф по-прежнему стоял рядом, и я оставалась в полной его власти.
Он сжал в ладонях амулет, вобравший мою силу, и по лицу расплылось блаженство. Заблестели глаза, зарозовели щеки, и, кажется, даже морщины начали разглаживаться, граф словно помолодел лет на пять.
– Сколько же вам на самом деле? – вырвалось у меня.
– Какая разница? Годы – это всего лишь условность, если тело сильно и разум тверд.
Ну и женился бы на ровеснице, если условность, что ж ты ко мне-то прицепился?
Он отложил на стол амулет, стащил с моих рук браслеты. Присел к ногам, снимая накопители, погладил лодыжку, и я в который раз содрогнулась от гадливости. А ведь он заставит меня…
– Жаль, очень жаль, что ты вынуждаешь меня снова тебя наказать. – Он опять погладил мою ногу, снимая браслет, и я отчаянно пожалела, что не в силах пошевельнуться. Лягнула бы его от всей души, и плевать на благоразумие. – Я ведь так хотел быть добрым с тобой.
– Да уж, вы сама доброта, – выдохнула я.
– Я хотел вернуть тебе эту вещь сразу. – Он достал из кармана подарок, Робина. – Но, пожалуй, теперь я заберу силу и оттуда.
Он снова улыбнулся, и от этой улыбки у меня едва не остановилось сердце.
– Юные девушки, молодые женщины, их жизненная энергия – настоящий деликатес, изысканный и нежный. – Протянул он, пропуская цепочку браслета сквозь пальцы. – Мужчины грубее и примитивней. Все равно что сравнивать… – Он осекся. – Как долго ты носила эту вещь?
– Меньше дня, – призналась я.
– А до того? – Граф еще раз пропустил между пальцев цепь. – Впрочем, и так все ясно. Если этот пропойца Элмер не продал такую ценную вещь, значит, она и ему была дорога. Наверняка держал при себе. – Он поморщился. – Знал бы, начал бы с этого, а брать силу мужчины после юной девушки вроде тебя – все равно что глушить водку после изысканного вина.
Неужели этот браслет был дорог Робину и граф дотянулся до его силы? И что с ним сталось? Он же сражался с тварями! Хоть бы дракон ему помог…
– Жаль, подчинить через него получится разве что Элмера, а на него и магию растрачивать не стоит, знай подливай. Возьми. – Граф бросил браслет мне на колени, и я стиснула его в кулаке. – Я же не злодей, чтобы забирать у тебя последнюю память о матери. – Он помолчал, пристально на меня глядя. – И не насильник. Все произойдет только по твоему согласию.