Одинокий дракон - Шумилов Павел Робертович. Страница 9
– Сдаетесь, леди Тэрибл? – Лира прижата спиной к стене, острый кончик хвоста нацелен ей в грудь. От двуручного меча остался кусочек меньше кинжала.
– Так нечестно! Вдвоем на одного!
Хвост теперь изображает нечто среднее между пингвином и атакующей коброй. Я смотрю на него, он «смотрит» на меня. Потом отрицательно вертит «головой».
– Он говорит, что ты первая на него напала, – перевожу я. Хвост подтверждающе кивает.
– Смотри, птичка! – Лира указывает на что-то за моей спиной. На такую простую приманку мы не попадемся.
– Честное слово, птичка.
Я снова смотрю на хвост, он на меня.
– Проверь, – говорю я.
Хвост внимательно «осматривается» и пожимает «плечами».
– Он говорит, что никогда еще не видел такой, хитрой, коварной и вероломной леди, – перевожу я. – Но он все простит, если леди даст ему поспать еще часок.
– Ни за что!
– А полчасика?
– Четверть часа и мастер Дракон делает мне новый меч!
– Тогда лучше смерть! – Хвост обвивает остаток меча, наносит себе третий укол и падает мертвым.
Лира молитвенно складывает руки.
– Спи спокойно, храбрый воин. Если тебя нарезать колечками, получится много-много вкусных котлеток. Аминь.
Пора завтракать.
Если так пойдет дальше, я стану толстым, неповоротливым и не смогу летать. Впрочем, нет. Олешки начнут от меня прятаться, да и Лира не даст растолстеть. Где написано, что драконы должны вставать в шесть утра? Вот засну в воздухе, будет авиакатастрофа. А это аргумент! Завтра так ей и скажу.
– Много народа знает, что я живу в Замке?
– Да все!
– Плохо. Могут тебя заметить. Тогда у нас возникнут проблемы.
– Никто не заметит. Люди боятся сюда ходить. И церкачи запрещают ближе, чем на двадцать миль подходить. Шестьсот лет назад Томас Капризный со своими сборщиками подати стал лагерем под Замком. Так земля затряслась, Замок обрушился, в Литмунде половина домов развалилась, а остальные в пожаре сгорели. В горах озеро было, его прорвало, несколько деревень смыло. Шестьсот лет прошло, а церкачи по тем погибшим каждый год молебен служат. Говорят, если кто здесь поселится, беда снова повторится. А это на самом деле из-за Томаса случилось.
– Кто-нибудь из его людей в Замке был?
– Никто не знает. Они почти все утонули.
До Литмунда километров 80. Если бы здесь что-то взорвалось, остался бы кратер, как на Луне. Могли Повелители установить управление сейсмикой? Могли. Но запрограммировать аппаратуру на землетрясение – это не кнопку нажать. Для этого институт кончить надо.
– Ты сказала, в Литмунде дома рушились. А дальше как?
– До самого побережья. Только в Литмунде сильней всего.
Землетрясение – здесь… Почему бы и нет. Горы – есть. Старые, но ведь горы.
– Нет, Томас Капризный ни в чем не виноват.
– Хорошо. Я боялась, что беду на людей накликаю.
Снеговика я лепил в той долинке. Меньше трех миль от Замка. А Тит Болтун меня увидел. Услышал, что в Замке завелся дракон и пошел проверять. Зимой. В самый центр запретной зоны. Ай да Тит!
– Кое-кто заходил в долину этой зимой посмотреть на меня.
Встревожилась, задумалась. Правильно. Я бы тоже задумался.
– Дракоша, мне надо в деревню сходить за вещами. А вечером ты мне свой план расскажешь.
Только этого не хватало. Сейчас она пойдет в деревню, там ей устроят торжественную встречу. А через три дня все собаки на сто миль вокруг будут знать, что леди Тэрибл жива и здорова. Не-ет, пора принимать меры.
– Ты знаешь, что такое конспирация?
– Знаю. Это значит, никто не должен меня видеть. Правильно?
– Правильно…
– Кроме двух-трех самых надежных друзей!
Ведь на самом деле знает… Все знает! Откуда? Тайна… Слово дала. Читает перед сном Большую Британскую Энциклопедию и все знает. А библиотекарю поклялась никому не говорить. Тсс…
– Кроме одного-двух.
– Согласна! Ты меня подвезешь?
Начинается…
Жду в условленном месте. Появляется с двумя огромными узлами. Хмурая, заплаканная. На меня пытается не смотреть. Молча забирается, устраивает свои узлы. Взлетаем.
– Что случилось? Церкачи погром устроили? Убили кого?
– Нет. Все хорошо.
Молчим всю дорогу. Странно это. Так же молча разгружаемся. Явно между нами пробежала какая-то кошка.
– Постой. Сядь и посмотри мне в глаза. Что случилось?
Села верхом на стул, смотрит в пол.
– Не заставляй меня смотреть тебе в глаза. Я не хочу, чтоб ты знал, что я думаю.
– Повтори еще раз, только помедленней.
– Я не хочу, чтоб ты знал, что я думаю. У меня могут быть свои тайны.
– Ты думаешь, что если я посмотрю тебе в глаза, то прочитаю твои мысли?
– Да.
Вот почему Тит Болтун тогда раскололся. А у Лиры новые тайны завелись. Конфиденциальные. Сказать правду или нет? Друзьям положено говорить. Да ведь, все равно узнает.
– Слушай внимательно. Я читать мысли не умею. Может, другие драконы умеют, а я – нет. Слово дракона. А теперь говори, что случилось.
– Ты сам знаешь. Ты Лючию убил. Не отпирайся, я видела, вся шкура твоими когтями изодрана.
Мда… Убил, чего отпираться. Только шкура была целой.
– Ту, которая лошадь, или ту, которая из кухни не вылазит?
– Сам знаешь, что лошадь! – слезы в два ручья.
Ах, черт! У них ведь кожа, это у меня шкура. И у Лючии. Тит шкуру аккуратно снял. При мне снимал. Значит, потом, для убедительности, порезал. Правильно вообще-то. Я об этом не подумал. Что же он Лире наговорил? Ясно, что. Мою легенду. Как договаривались.
– В следующий раз пойдешь в деревню, скажешь Титу Болтуну, чтоб рассказал тебе правду. Скажешь, я разрешил. Но только тебе. А сейчас забудь о Лючии, у нас есть другие дела.
– Так это не ты убил Лючию?
Сколько надежды в голосе. Массаракш. Что стоит сказать: «Да, не я». Потом слетать в деревню и проинструктировать Тита Болтуна насчет новой легенды. Делов-то на полчаса. Встаю и медленно иду в чулан. В любимый угол.
– Лючию убил я. Сначала сломал ей спину, потом придушил, чтоб не мучилась.
– Зачем?!!
– Не люблю оправдываться. Тит расскажет.
Слушаю, как постепенно затихают всхлипывания.
– Мастер Дракон, мне надо в деревню.
Оказывается, я задремал. На Лире кожаная куртка, штаны, сапоги. Все на несколько размеров больше.
– Скоро стемнеет, завтра полетим.
– Мне надо сегодня. Спусти меня вниз, я сама дойду.
– Двадцать миль ночью по лесу и болоту – это будет уже завтра.
– Неважно. Я хочу знать правду.
– Тогда знай, что Лючия твоя была трусиха. Из-за этого и погибла.
– Неправда!
– Испугалась молнии и залезла в болото. Я ей сломал спину, когда вытаскивал. Слишком крепко трясина держала.
Лира открыла рот, закрыла, поникла, опустилась рядом со мной, прижалась к моему боку.
– Она больше ничего не боялась. Только грозы. Я ее жеребенком помню. Потом она выросла и на землю ложилась, чтобы я могла на нее сесть. Таких умных лошадей ни у кого больше не было. Расскажи, как все было.
– Подожди, ты же… она… Ты кем Титу приходишься?
– Пока мой папа жив был, Тит нам соседом был, а потом я у него жила.
– Вот, значит, как… А Сэма Гавнюка знаешь?
– Я у него Лючинину шкуру видела. Мне его сын показал. Ты не бойся, он не проболтается. Скорей язык откусит.
– А кто еще тебя видел?
– Больше никто. Все в поле работали.
– Так ты и Тита не видела.
– Нет, я ему письмо оставила.
– ЧТО??? Ему же за твое письмо глаза могут выколоть!
– Ну что ты сразу? Кроме нас двоих его никто не поймет. Там не буквы, а рисунки. Хочешь, нарисую. Сам увидишь.
Выходим на балкон, Лира рисует свой ребус: Веселая рожица, солнце, дом с открытой дверью. Я пытаюсь дешифрировать.
– Рожица – это ты. Веселая, значит у тебя все в порядке. Дверь открыта, значит ты заходила домой. Солнце – заходила днем. Правильно?