Царь Александр Грозный (СИ) - Шелест Михаил Васильевич. Страница 1

Царь Александр Грозный

Глава 1

Адашев читал и перечитывал царский указ о присоединении Приазовья к Русскому царству. С помощью новейших орудий усилиями десятитысячной армии была взята Азовская крепость и десятью шхунами потоплен трёхсотпушечный османский флот. Вернее, не потоплен, а захвачен. В сильно повреждённом состоянии от ударов шрапнели, но вполне себе восстановимом.

Однако Александр в сопроводительном письме сообщал, что ремонтировать османские корабли не намерен.

— Интересно, — сам себе сказал Адашев. — Не хочет переучивать экипажи на другие паруса? Но ведь это тридцать шесть фрегатов и двенадцать галер! Что он с ними будет делать? Да-а-а… Наш государь кудесник. Кудесник-куролесник… Хорошо ему там с его казаками и черкесами. Они за него горло любому перегрызут, а тут сидишь, как на пороховой бочке…

Адашев побарабанил пальцами по столу и обвёл взглядом кабинет.

Всё изменилось с приходом на трон этого царя. Теперь у него, у Адашева, имелись все «бразды правления», как говорил Александр Васильевич. Трёхэтажное здание дворца правительства было переполнено дьяками и подьячими. Их теперь называли министрами и помощниками министров. Министр сельского хозяйства Михайлов Пётр Иванович… Или министр внутренних дел Орлов Савелий Игнатьевич… Звучит совсем по-другому, не как ранее. Солидно, но непривычно. Но некоторые «министры» по старинке добавляют к подписи привычное «дьяк».

Министр вооружённых сил Воротынский Михаил Иванович категорически отказывался от приставки «дьяк» и настаивал на именовании его «боярин». И Адашеву было понятно почему.

Удельные княжества царь ликвидировал. Писаться под грамотами «удельный князь» Воротынский не мог. Запрещалось. Хорошо хоть звание «боярин» государь оставил. А хотел ведь…

Адашев усмехнулся. Воротынские вели свой род от Рюрика и считались знатнейшей фамилией. Поэтому царь и поставил Михаила Ивановича во главу всех войск, подчинив ему не только царские тысячи, но и бывшие удельные, а ныне земские войска. Двое других братьев Воротынских были у старшего брата воеводами.

Однако сейчас царские тысячи были далеко на юге, и рассчитывать Воротынский мог лишь на очень ограниченный контингент войск, собранных верными государству фамилиями и на земских воинов, явившихся на государственную службу по призыву.

Он вздохнул. В течение года призвали чуть больше трёх тысяч человек. Будущих ратников разместили в выстроенных Ракшаем, городках, называемых военными гостиными дворами, и, разбив на отряды, принялись «муштровать».

До самого отъезда в «муштровке» активно принимал участие сам государь, прикидывающийся своим братом. Адашев, неоднократно присутствовавший на, так называемых, «тренировках», удивлялся, как легко «Ракшаю» удавалось научить ратников выполнять сложные, по мнению Адашева, задания и «упражнения».

Вместе с законодательными и иными нововведениями в разговорную речь и переписку царь ввёл новые слова, и даже целые словарные обороты. И собственноручно написал «словарь новых терминов», который размножили и разослали по уездам.

Причём, новые слова не навязывались. Просто разъяснялся их смысл. Так царь ввёл новое слово «солдат», но оно не прижилось и в обиходе осталось родное «ратник». Причём государь и сам стал чаще употреблять старое слово. Он, обращаясь к новобранцам, так раскатисто прорыкивал «Р-р-атники!», что любого пробирало до мозга костей и бросало в дрожь.

Или опять же, слово новобранцы. Ведь это царь его придумал. Было «бранцы», стало «новобранцы».

— И откуда у него в голове появляются новые придумки? — удивился вслух Адашев. — Этот кабинет… Никогда у дьяков не было личных помещений.

Он никак не мог привыкнуть, что его кабинет выглядел едва ли не лучше царских покоев. Эта шикарная резная мебель, изготовленная на заводе в Мокшанске, вызывала зависть у многих родовитых. Стол стулья и его кресло, похожее на царский трон… По распоряжению царя ему не показывали кабинет до окончания отделки и установки мебели. Адашев, когда наконец-то вошёл, долго гладил резные шкафы и подлокотники, не решаясь сесть в кресло. А когда сел, то не удержался и сказал:

— Как на твоём троне, — и добавил. — Наверное.

— Не сидел ни разу? — спросил Александр.

— Как можно, государь?

— На моём чуть-чуть удобней, — подтвердил царь. — Но по образу и подобию сделаны.

— Смотри, захочется сравнить, — пошутил Адашев.

— Хочешь подсидеть? — ухмыльнулся Александр.

Адашев побелел лицом.

— Да, ладно тебе, Фёдорыч. Не дрейфь, — смеясь, успокоил царь. — Хочешь, поменяемся?

— Креслами?

— Должностями.

Адашев замахал руками.

— Нет-нет, Александр Васильевич. У каждого свой шесток.

— Как в курятнике, — ухмыльнулся Александр. — Кто ниже, на того всё дерьмо падает. А у нас внизу крестьянин, от которого зависит, что мы с тобой будем жрать, Алексей Фёдорович.

Это царь продолжил тогда их спор о роли крестьянства в структуре государства и в производстве полезного продукта.

— Побегут они от нас, если мы на них только гадить будем, — добавил царь. — Они и сейчас бегут. Вон Строгонов пишет, что Пермь Великая обильна русским и иным народом, говорящим по-русски. Города стоят по рекам людные. А откуда людишки-то? От сюда, вестимо. И Сибирь полна беглыми.

— Про то ещё наши деды говорили. — хмыкнул Адашев. — Да не хотят они под нашу руку идти.

— Хотят, не хотят… — скривился Александр. — Веру старую ломать не надо… Три шкуры драть не надо и в три глотки жрать.

Адашев почесал в затылке. И ведь прав государь. Подсчитал государь траты на пьянки и гулянки и показал Адашеву. Ужаснулся тогда премьер министр. А государь показал на цифрах сколько можно было на те деньги крепостей построить.

Адашев усмехнулся в бороду.

Бояре и дворяне не сразу, но постепенно привыкать к воздержанию стали. Пиры не закатывают, посты блюдят. Патриарх Максим Грек зело придирчив стал к соблюдению обряда. И не чтит толстомясых. Говорят, по указанию Александра. Сам сначала раздобрел, патриарх, но вовремя внял порицаниям государя.

Вроде, как в патриархии даже весы установили и линейку ростомерную. И табличку рядом прикрепили с нормами веса на рост человека. Всё государь — выдумщик. Как только кто больше положенного весит, так его сразу в келью на капусту и бобы. Сразу, как только с весов сошёл, так и в келью. Уже год, как сия «процедура», как говорит государь, действует, и результат на лицах и телесах священников очевиден.

Вот и дворяне стали постов придерживаться.

Адашев ждал министра внутренних дел Орлова. С докладом о внутренней обстановке. А обстановка Адашеву не нравилась. Он только что выслушал министра обороны Колычева, который курировал тайный приказ, — ту службу, которую организовал сам Адашев, и после этого разговора Адашев был мрачен.

Орлов зашёл с кожаной папкой в руках, молча прошёл к «гостевому» столу и, сев на приставленный к нему стул, хлопнул папкой по столу.

Адашев тоже подошёл и сел напротив.

— Ты знал, — погрозил пальцем Орлов. — Тебе твои сыскари доложили.

— Что доложили? — «удивился» Адашев.

— Что Новгород бунтует.

Тут Адашев удивился по-настоящему. По Новгороду у него информации не было. Орлов увидев реакцию Адашева усмехнулся. Наконец-то ему удалось «уесть» бывшего своего начальника. Они вместе создавали тайный приказ по уставу, писанному самим государем. По подобию учредили такие же службы в министерствах иностранных и внутренних дел. На иностранный отдел работали купеческие гости, а на охранку местные купцы, коих обязали писать доклады о том, что видели и что слышали.

Поначалу купцы ерепенились и «писать оперу», как говорил государь, отказывались, но после введения лицензий на торговлю и ограничений в правах некоторых из них, смирились. При крепости царского гостиного двора были устроены министерские приёмные, куда купцы сдавали «сказки». Сказки нумеровались, описывались и отправлялись в архив, а важная информация переносилась сыскарями в накопительные дела и дела оперативных разработок. Сыскари обитали там же, в гостином дворе. И оперативные совещания начальниками служб проводились там же.