В поисках выхода (СИ) - Казаков Павел. Страница 44

Я задумался. Крапива права. Мы сколько ни пытались, она не смогла мыслью убить ни одной букашки, не смогла выгнать жизнь даже из муравья. А у меня получалось настолько естественно, что я не мог это толком объяснить. Будто у меня есть хвост, и я умею им пользоваться, а у Крапивы нет. А от объяснений ещё ни у кого хвост не вырос. В общем, это исключительно моя способность, и как показала боевая практика — очень опасная способность. Я могу лишить жизни любую небольшую часть организма противника. Единственное, я не могу делать это быстро, но, с другой стороны, я не так уж много сил на это трачу. В бою я могу поразить сердце или любой другой важный орган противника, проблема только в небольшой паузе и в неподвижности. Причём неподвижность должна быть как моя, так и цели. С Лотором и двумя бойцами в доспехах было важно всё сделать с первого раза, иначе шансов на победу не было. А вот если бы я мог Опустошением стрелять, как из пистолета, это просто был бы режим «Нагибатор».

Вообще, у меня в голове какие-то шаблоны. Раз дерусь, то надо драться кулаками или оружием. Меня бьют — надо бить в ответ. В меня стреляют — только теперь надо стрелять. Но ведь правильно так: передо мной враг — надо убить или нейтрализовать любыми средствами и действовать на опережение. В той игре, в которую меня заставили играть, совершенно нормально стрелять в ответ на удар, стрелять в ответ на замах, стрелять в спину. А я, имея настолько читинговый приём, чуть ли не левую щёку подставляю. Надо срочно тренировать его применение и встраивать в свои боевые алгоритмы. Единственные минусы моей способности — это скорость и расстояние. Опустошение требует сосредоточенности, я не могу «стрелять» им очередями. Это воспринимается мной как мысленный импульс, направленный в определённую живую точку пространства, но недостаточно концентрации — и вообще ничего не происходит. Буду акцент в тренировках на концентрации и скорости делать. Ну, и область поражения. Самый большой объём обезжизненного пространства достигался на растениях — это примерно кубик пять на пять на пять сантиметров. А в живом человеческом теле — всего около одного кубического сантиметра. Дальность поражения зависит от Восприятия. Если достаю Восприятием, то достаю и Опустошением.

И всё-таки палач — как-то слишком мрачно. Вот не чувствую в себе призвания быть палачом, карающим мечом, наказующей дланью или чем-то ещё гордо-печальным. Никакой тяги становиться ни воином добра, ни воином зла. Да, драться приходится, но только потому, что что-то на наши головы сыпется, приходится справляться. Я сам никаких боевых действий с радостью бы не вёл. Мне, вон, реально строить нравится. Объёмные реставрационные работы. Перекрасил здание, все косяки устранил качественно — сразу и гордость появляется, и глаз радуется…

— О чём задумался? Про палача перевариваешь? — верно интерпретировала моё молчание девушка.

— Да. С одной стороны способность в боевом плане читерская, а с другой — я какой-то Мистер Смерть получаюсь. Мрачный персонаж, не находишь?

— Ну, мы тут находим всё больше подтверждений бессмертию души. Даже термин тут под это дело расхожий есть — «тонгер». Так что смерть становится штукой очень непонятной, так как очень непонятной штукой является жизнь. Как ты сам говоришь, ты не уничтожаешь саму энергию жизни, ты просто выводишь эту энергию из той материи, в которой она находится. Отделяешь одно от другого. Нельзя сказать, что ты убиваешь.

— Так-то оно так. Если разобраться, дерьмо под микроскопом тоже нормально смотрится. Можно убийство как угодно называть, и освобождением жизни от материи тоже, но мне проще пока по-старому всё это называть и оценивать. Тем более, что я вполне готов убивать. А некоторых, например, Доктора Ри, так вообще убивать долго и мучительно. Просто все эти игры мне не очень нравятся. Я не палач по натуре. По способностям палач, тут уже спорить глупо. Но не по склонностям. Но знаешь, если надо будет всю эту имперскую диаспору на Земле казнить, то я поработаю палачом. Без проблем. Кстати, к тому идёт, что так оно и будет. Либо мы, либо они. Готова устроить битву за Землю?

— Конечно, Маугли. Не вижу причин проигрывать. Мне тоже вся эта игра не по душе, но и интересно. Страшно и интересно! Никогда в Тибете не была! Это там, где Шаолинь и панды?

— Наверное. Там горы, это точно. А есть там панды или нет — не знаю. Шаолинь, вроде, в другом месте. В общем, узнаем по прибытии. Давай немного поспим. Сначала ты, потом я. Хотя бы по часу. Не ясно ещё, что за панды нас в этом Тибете ждут.

— Да, надо, — Крапива, немного повозившись, нашла кнопку опускания спинки кресла и устроилась поудобнее. Через несколько секунд она уже спала.

Я периодически сканировал Восприятием Лотора и пилота. Особых изменений я не видел, кроме того, что Лотор продолжал регенерировать. Сердце уже билось, но нервный канал ещё не полностью восстановился. Я начал подумывать над тем, чтобы повредить ему суставы, сейчас, когда он зафиксирован, это было очень легко, но как-то чересчур жестоко. Но, а что с ним делать? Как себя обезопасить? Реальным союзником агент вряд ли станет. Он верит в Систему, верит в мощь Империи. Единственный шанс не получить выговор или наказание — это притащить нас живых и связанных к Доктору Ри. Таким образом, все его действия сейчас будут заключаться в том, чтобы подготовить нам ловушку. Повредить его так, чтобы он был максимально физически беспомощен, не такой уж плохой вариант. Но прямо сейчас можно и отыграть доверчивость. Мы ничего не знаем, у нас огромный вакуум нужной информации. Я заметил, что агент становится более разговорчив, когда всё идёт по его плану. Ну, и отлично. Попробуем сыграть в эту игру. Не буду пока калечить.

Я встал и подошёл к пилоту.

— Как тебя зовут?

— Том.

— У нас на Земле тоже есть такое имя.

— Оно везде есть.

— Расскажи, как эта штука управляется, Том.

Мне удалось удивить пилота.

— Ты что собрался научиться управлять Комаром?

— Ну, да. Только не рассказывай, что это сложнее трёх винтов.

— Каких винтов?

— Элемент прыжковой акробатики. Неважно… Ну, так что там с управлением? Расскажи, как тут всё работает.

В течение следующего часа я изучил, как работает управление. Где что находится, за что отвечает и вообще общий принцип работы Комара уяснил. Теперь я мог сам, сев в кресло пилота, завестись, а также открыть и закрыть люки. Мог включить свет в салоне, мог включить фары или прожекторы. Понял, как включается фиолетовое облучение. Кстати, чтобы это облучение не влияло на человека, достаточно носить экранирующую форму и глухой шлем. Либо просто не попадать под прямое воздействие луча. Когда я впервые познакомился с этим облучением, то использовавшие его агенты не заморачивались защитой, просто старались не светить друг на друга. Но тут излучатели настолько мощные, что без защиты можно попасть под подавляющее волю воздействие. В общем, было интересно.

До того, чтобы научиться просто поднять Комар в воздух, конечно, было ещё далеко, но я был доволен полученной информацией. Летал аппарат не на топливе, как я думал вначале, а на батарейках. Ну, или энергетических картриджах. Что там за реакция в них происходит, я не вдавался, но больше всего по принципу работы они напоминали аккумуляторы. Заряжались и разряжались, но через некоторое время приходили в негодность. Картриджа хватало примерно на десять тысяч километров полёта Комара.

В общем, я увлёкся и решил не будить Крапиву всю дорогу, посвятив оставшееся время полёта изучению кабины, инструментов управления Комаром и его салону. В салоне было шесть пассажирских кресел и две кушетки. Также наличествовало багажное отделение. Я залез во все ящички и багажные секции. Нашёл несколько спасательных комплектов, парашюты, аптечки. В специальных креплениях нашёл три боевых «сверлящих» цилиндра. Подошёл с ними к пилоту.

— Как этой штукой пользоваться?

— Я объясню, только не нажимай ничего.

— Да без проблем, я не настолько дикий. Так что делать надо?