В поисках выхода (СИ) - Казаков Павел. Страница 64

— Ну, мне кажется, что все эти внушения как раз могут остановить кого угодно. Например, хотел человек быть гимнастом, ему внушили, что гимнастика — это плохо, он и остановился как гимнаст.

— Почти правильно! Но! Знаешь, чем он займётся в следующей жизни? Он начнёт с того, что сделает кувырок! Он не пройдёт мимо секции по гимнастике, он заставит родителей отдать его на гимнастику. Тонгера можно притормозить, но как любой тонгер так или иначе выпадает из переноски, то же самое касается и его личных и искусственных устремлений. Он «выпадает» из навязанных внушением шаблонов и устремлений и возвращается к своим. Внешнее воздействие может притормозить, но не останавливает до конца живое осознающее существо. Собственно, этот момент учтён на этой планете: тут приходится снова и снова притормаживать тонгеров, но я уверен, что через какое-то время они приспособятся и к этому, и выпадут из этого круговорота амнезии. Но это будет очень и очень нескоро. По расчётам этих же учёных это создаст проблемы через тысячи или даже десятки тысяч лет.

— Это реально очень интересно, но пока не приближает меня к пониманию твоих мотивов.

— Ну, мы же не спешим? Не спешим. Просто имей в виду, что я сказал, а я продолжу. Итак, тонгера нельзя остановить. Вернее, никто и ничто не может остановить тонгера, кроме него самого. Тонгер может сам без всякого навязывания решить, что больше не будет заниматься гимнастикой, а будет фехтовать или вышивать, после чего его уже не тянет к гимнастике. Понимаешь?

— Это всё для меня голая теория, но я её понимаю. Давай дальше.

— Идём дальше. Ещё такое моё наблюдение. Тонгер обычно либо хороший, либо плохой. Он редко и то и другое, два в одном. Обычно он либо больше хороший, либо больше плохой. Кто-то в результате навязанных идей или неадекватного воспитания (тоже тема прикольная — это ваше воспитание) может творить то, что называется злые дела, но он потом либо понимает, что это плохо, и останавливается, либо становится профи в том, чтобы творить всякую дичь. Приведу пример: тонгер, который ещё не очухался от амнезии, ему лет десять, тело ещё неразвитое, он смотрит на более умных и более сильных. Его, предположим, поощряют воровать. Какое-то время он ворует, но потом всегда два варианта: он либо остановится, либо станет в этом более профессиональным. И наоборот: его учат быть гордым, заботливым, честным, он либо оставляет эти вещи на всю жизнь и продвигает другим, либо отказывается от них сразу же как только выходит из-под контроля. Бывают люди половина на половину, но это реально очень редко и обычно такой человек неуспешен ни в том, ни в другом.

— Ладно, это тоже понятно. И дальше?

— Подытожим. Если тонгер хороший, он хороший, если плохой, он плохой. И только его собственное решение может это изменить. Тонгер может переключиться и стать плохим, может переключиться и стать хорошим.

— Но ведь это зависит от точки зрения. Одно и тоже действие хорошо одному, а другому плохо. Вот я убил не так давно мужа одной женщины, который хотел убить меня. Для меня и моих родителей это хорошо, для неё плохо.

— Да, это правда, но если подняться над этой относительностью, то легко увидеть, какой человек. В твоём примере. Количество людей, которым хорошо, больше, чем количество, которым плохо. Да и не факт, что ей так уж плохо по большому счёту. Быть женой преступника, это даже в вашем безумном мире считается не очень хорошим положением дел.

— Так и что в итоге-то? Или ты ещё далёк от итогов или уже приближаешься?

— Приближаюсь. Ты хороший, Маугли. И Крапива хорошая. Вот и все итоги. Вы не причините мне зла просто потому, что вам так нравится. Вы так никогда не решите, если только я не сделаю что-то плохое вам. За помощь вы будете считать себя обязанными и, возможно, в какой-то момент поможете мне.

— Вот так просто?

— Вот так просто.

— Ничего, что я палач?

— Это меня до сих пор напрягает больше всего. Я не мог поверить, что палач может быть хорошим в принципе. Ну и быть рядом с источником окончательной смерти — это до сих пор меня пугает. Но в целом ты хороший. Ты можешь принять неправильное или плохое решение из-за неверных данных, лжи или в результате эмоционального стресса, но если смотреть в общем, то ты не плохой. Это раз. И ты не глупый — это два. Хороший и при этом глупый тонгер мало отличается от плохого, если смотреть на результаты его действий. Ты же, как я заметил, принимаешь решения быстро, и они такие, что я сам бы лучше не придумал на твоём месте. Не знаю, как ты в школе учился, но голова у тебя работает очень неплохо.

— На пятёрки я учился… Ладно, я хороший, с этим как-то глупо спорить, хотя над некоторыми моментами я бы посомневался.

«Я бы тоже» — телепатически ухмыльнулась Крапива. «Сапоги в лагере я тебе до сих пор простить не могу».

«Вот! Я само зло!!!»

Я немного подумал над словами Тома.

— Отлично, я хороший, но твои коллеги имперцы. Они разве плохие? Настолько плохие, что ты действуешь против них? Если и там, и там хорошие, и у нас есть несогласия, то чью сторону ты выберешь? Ты говоришь, что выбрал мою. Но несмотря на твои аргументы, до конца непонятно, почему ты так решил.

— Всё просто. Они, может, и хорошие, но такое дикое издевательство над тонгерами, эта бесконечная амнезия, это плохо. Это как минимум нечестно. Никто здесь не заслужил вечного ада. Да, кто-то был плохим и долго. Но никто не был, насколько мне известно, плохим вечно. А здесь реализована попытка наказать вас навечно. Этому много объяснений, но я посмотрел на то, что тут творится. Это плохо. Восемнадцать лет на этой планете помогли мне понять, насколько это неправильно. И доктор Ри мне тоже не нравится. Вот и всё. Поэтому даже если мои друзья или сослуживцы хорошие, но делают плохое дело, то они плохие. Играют ведь за плохих. И знаешь, что больше всего меня успокаивает?

— Что?

— Я в команде того, кто единственный может убить меня навсегда. Все остальные могут только так или иначе наказать. Так что если я тебя не предам, то худшее, что мне грозит, это пребывание на Земле. Но я тут привык, и это не очень страшно. Нет, вру, страшно, конечно, но не смертельно. А быть врагом тонгеру, который может убить навсегда, — это однозначно очень глупо. Так что у меня и позитивная и негативная мотивация. Мне бы стоило беспокоиться, если бы ты вёл в жизни себя как тот, кого обычно считают плохим: предавал, манипулировал, использовал людей на вред им и на пользу себе, но тут этого нет. Ты пошёл на бой с тонгером в боевом носителе, зная, что можешь проиграть и потерять всё, только чтобы уберечь близких от боли. Даже не от смерти, а всего лишь от боли. Это впечатляет.

— Так, хорошо. Я понял. Скажу честно: я тебе пока не верю, но что-то в твоих словах есть. Сплошная лесть, если честно, но ладно. Я услышал и понял, что ты мне сказал. Дальше видно будет.

— Я другого и не ждал. И ещё один момент. Вы не факт, что поймёте, а для меня это очень весомый аргумент.

— И что это?

— У меня есть шанс пилотировать боевой истребитель!

— Вот оно что… Ты же гонщик.

— Да, я гонщик. А эти истребители, это просто вершина корабельного искусства. Скоростные качества позволяют догонять самые быстрые курьерские корабли, манёвренность такая, что можно вести бой в любом типе пространства: в открытом космосе, на орбите и в плотной атмосфере. Есть более мощные корабли по вооружению, но этот тип самый скоростной. Надо ещё понять, какая тут конкретно модель, есть разные модификации в рамках одного класса. Но истребитель — это самое крутое, что только может быть для пилота.

Я, наблюдая Восприятием за телом Тома, отметил изменение гормонального фона. Истребители его реально цепляли.

— Ладно, давай работай тогда.

— Хорошо, капитан.

«Ка, ты ему веришь?»

«Пока я не имею права ему верить, но дальше посмотрим. Привязывать его всё равно будем».

«Согласен».

— Всё, я закончил, — отчитался Том, — орудия теперь могут стрелять по любой цели. Больше никаких дружественных кораблей для наших боевых систем нет.