Юпитер Пять - Кларк Артур Чарльз. Страница 6

– Прекрасная мысль! – вмешался я. – Но до их ракеты два километра. Какой у нас трубопровод? Сто метров наберется?

На мои слова не обратили ни малейшего внимания; все продолжали обсуждать идею Грувса. За пять минут технические вопросы были решены, оставалось только надеть скафандры и приступить к работе.

Записываясь в экспедицию профессора Форстера, я не подозревал, что когда-нибудь окажусь в роли африканского Носильщика из древнего приключенческого романа и буду таскать груз на голове. И какой груз – одну шестую часть космического корабля! (От профессора Форстера, при его росте, проку было немного.) На Пятом спутнике корабль с полупустыми баками весил около двухсот килограммов. Мы подлезли под него, поднатужились – и оторвали его от площадки. Конечно, оторвали не сразу, ведь масса корабля оставалась неизменной. Затем мы потащили его вперед.

Все это оказалось несколько сложнее, чем мы думали, и идти пришлось довольно долго. Но вот наконец второй корабль стоит рядом с первым. На «Генри Люсе» ничего не заметили, экипаж крепко спал, полагая, что и мы спим не менее крепко.

Я слегка запыхался, но радовался, как школьник, когда Сирл и Фултон вытащили из нашего воздушного шлюза трубопровод и тихонько подсоединили его к бакам «Генри Люса».

– Прелесть этого плана в том, – объяснил мне Грувс, – что они не могут нам помешать, для этого надо выйти и отсоединить трубопровод. Мы выкачаем все за пять минут, а им нужно две с половиной минуты только на то, чтобы надеть скафандры.

Вдруг мне стало очень страшно.

– А если они запустят двигатели и попытаются взлететь?

– Тогда от нас всех останется мокрое место. Да нет, сперва они выйдут проверить, в чем дело. Ага, насосы заработали.

Трубопровод напрягся, как пожарный рукав под давлением, – значит, горючее начало поступать в наши баки. Мне казалось, что вот-вот иллюминаторы «Генри Люса» озарятся светом и ошеломленный экипаж выскочит наружу, и я даже разочаровался, когда этого не произошло. Видно, крепко они спали, если даже не ощутили вибрации от работающих насосов. Но вот перекачка закончена, Сирл и Фултон осторожно убрали трубопровод и уложили его в шлюз. Все обошлось, и вид у нас был довольно глупый.

– Ну? – спросили мы у профессора.

– Вернемся на корабль, – ответил он, поразмыслив.

Мы сняли скафандры, кое-как втиснулись в рубку, и профессор, сев к передатчику, отбил на ключе сигнал тревоги. После этого оставалось подождать несколько секунд, пока сработает автомат на корабле соседей.

Ожил телевизор, на нас испуганно глядел Мейз.

– А, Форстер! – буркнул он. – Что случилось?

– У нас – ничего, – ответил профессор бесстрастно. – А вот вы кое-что потеряли. Поглядите на топливомер.

Экран опустел, а из динамика вырвались нестройные возгласы. Но вот опять показался Мейз – злой и не на шутку встревоженный.

– В чем дело? – сердито рявкнул он. – Вы к этому причастны?

Профессор дал ему покипеть, потом наконец ответил:

– Мне кажется, будет лучше, если вы придете к нам для переговоров. Тем более что идти вам недалеко.

Мейз слегка опешил, но тут же отчеканил:

– И приду!

Экран опять опустел.

– Придется ему пойти на попятный! – злорадно сказал Билл. – Другого выхода у него нет!

– Не так все это просто, – охладил его Фултон. – Если бы Мейз захотел, он не стал бы даже разговаривать с нами, а вызвал бы по радио заправщика с Ганимеда.

– А что ему это даст? Он потеряет несколько дней и уйму денег.

– Зато у него останется статуя. А деньги он вернет через суд.

Вспыхнула сигнальная лампочка шлюза, и в рубку втиснулся Мейз. Судя по его лицу, он успел все взвесить но дороге и настроился на мирный лад.

– Ну-ну, – начал он добродушно. – Зачем вы затеяли всю эту чепуху?

– Вы отлично знаете зачем, – холодно ответил профессор. – Я же прямо объяснил вам, что с «Пятерки» ничего вывозить нельзя. Вы присвоили имущество, которое вам не принадлежит.

– Но послушайте! Кому оно принадлежит? Не станете же вы утверждать, что на этой планете все – ваша личная собственность?

– Это не планета – это корабль, а значит, тут приложим закон о спасенном имуществе.

– Весьма спорный вопрос. Вы не думаете, что лучше подождать, когда ваши претензии подтвердит суд?

Профессор держался весьма вежливо, но я видел, что это стоит ему огромных усилий.

– Вот что, мистер Мейз, – произнес он с зловещим спокойствием. – Вы забрали самую важную из сделанных нами находок. Я могу в какой-то мере извинить ваш поступок, так как вам не понять археолога, вроде меня, и вы не отдаете себе отчета в том, что сделали. Верните статую, мы перекачаем вам горючее и забудем о случившемся.

Мейз задумчиво потер подбородок.

– Не понимаю, почему столько шума из-за какой-то статуи, ведь здесь много всякого добра.

И вот тут-то профессор допустил промах.

– Вы рассуждаете, словно человек, который украл из Лувра «Монну Лизу» и полагает, что ее никто не хватится, раз кругом висит еще столько картин! Эта статуя настолько уникальна, что никакое произведение искусства на Земле не идет с ней в сравнение. Вот почему она должна быть возвращена.

Когда торгуешься, нельзя показывать, насколько ты заинтересован в заключении сделки. Я сразу заметил алчный огонек и глазах Мейза и сказал себе: «Ага! Он заартачится». Вспомнились слова Фултона насчет заправщика с Ганимеда.

– Дайте мне полчаса на размышление, – сказал Мейз, поворачиваясь к выходу.

– Пожалуйста, – сухо ответил профессор. – Но только полчаса, ни минуты больше.

Мейз все-таки был далеко не глуп: не прошло и пяти минут, как его антенна медленно повернулась и нацелилась на Ганимед. Конечно, мы попытались перехватить разговор, но он работал с засекречивателем. Эти газетчики, как видно, не очень доверяют друг другу.

Ответ был передан через несколько минут и тоже засекречен. В ожидании дальнейших событий мы снова устроили военный совет. Профессор дошел до той стадии, когда человек идет напролом, ни с чем не считаясь. Сознание своей ошибки только прибавило ему ярости.

Очевидно, Мейз чего-то опасался, потому что вернулся он с подкреплением. Его сопровождал пилот Дональд Гопкинс, который явно чувствовал себя неловко.

– Все улажено, профессор, – сообщил Мейз с торжеством. – На худой конец я смогу вернуться без вашей помощи, хотя это займет немного больше времени. Но я не отрицаю, что лучше договориться, это сбережет и время, и деньги. Вот мое последнее слово: вы возвращаете горючее, а я отдаю вам все остальные – э-э – сувениры, которые собрал. Но «Мона Лиза» остается у меня, даже если я из-за этого смогу попасть на Ганимед только на следующей неделе.

Сперва профессор изрек некоторое число проклятий, которые принято называть космическими, хотя, честное слово, они мало чем отличаются от земной ругани. Облегчив душу, он заговорил с недоброй учтивостью:

– Любезный мистер Мейз, вы отъявленный мошенник, и, следовательно, я не обязан с вами церемониться. Я готов применить силу, закон меня оправдает.

Мы заняли стратегические позиции у двери. На лице Мейза отразилась легкая тревога, совсем легкая.

– Оставьте эту мелодраму, – надменно произнес он. – Сейчас двадцать первый век, а не тысяча восьмисотые годы, и здесь не Дикий Запад.

– Дикий Запад – это тысяча восемьсот восьмидесятые годы, – поправил его педантичный Билл.

– Считайте себя арестованным, а мы пока решим, как поступить, – продолжал профессор. – Мистер Сирл, проводите его в кабину Б.

Мейз с нервным смешком прижался спиной к стене.

– Полно, профессор, это ребячество! Вы не можете задерживать меня против моей воли. – Он взглянул на капитана «Генри Люса», ища у него поддержки.

Дональд Гопкинс стряхнул с кителя незримую пылинку.

– Я не желаю вмешиваться во всякие свары, – произнес он в пространство.

Мейз злобно посмотрел на своего пилота и нехотя сдался. Мы снабдили его книгами и заперли.

Как только Мейза увели, профессор обратился к Гопкинсу, который завистливо глядел на наши топливомеры.