Супермены в белых халатах, или Лучшие медицинские байки - Малявин Максим Иванович. Страница 17
– А снимок, рентгенографию черепа делали?
– А как же! Только пулька особой оказалась, не видит ее рентген.
– А к нам вы как попали?
– Так пошла к нейрохирургу, а он говорит, что дело деликатное, можно во время операции случайно полушарие задеть. Правое. А оно за логику отвечает. А мне без логики никак.
– И?
– Он и говорит: в таких тонких материях, мол, только психиатр может помочь. Есть, говорит, у психиатров особые таблетки, так они эту пульку заставят выйти естественным путем. И полушарие не заденут.
– Какой же грамотный вам попался нейрохирург! Полностью с ним согласен. Ну что же, вот вам заветный рецепт, вот тут я написал, как принимать, через недельку жду на прием, приходите, погляжу на вас еще.
К слову, параноидная симптоматика с ощущениями чего-то инородного в организме – это отдельный разговор. Когда мы еще были интернами, нам предоставили возможность убедиться в том, что идеи и ощущения психотического уровня крепче железобетона и В ПРИНЦИПЕ не поддаются переубеждению и психотерапевтическим приемам.
Был случай, когда больная утверждала, что ее изнасиловали (враки и женские мечты; хотел бы увидеть то мачо с полным отсутствием зрения и зачатков интеллекта, а также инстинкта самосохранения), пусть милиция и отрицает сие леденящее кровь действо. При этом во время второго акта Марлезонского балета ей якобы поместили во влагалище пачку швейных игл (насильник, видать, был энтузиаст, к делу подошел изобретательно, с задором). Иглы разбрелись по организму, и больная ощущает их перемещение и покалывание. Заручившись одобрением начальства, мы принялись за дело. Выяснили у пациентки, сколько приблизительно было игл, какого размера, а потом купили и заржавили потребное количество. В назначенный день водрузили даму на стол процедурного кабинета, расчехлили аппарат для электрошоковой терапии (его окрестили медицинским импульсным магнитом) и приступили к действу. Периодически находилась иголка («вот она, вот она, кончик уже показался, не упусти!»), со звоном падала в лоток, медсестра мониторировала пульс и давление, ассистент вытирал со лба клоуна – «оперирующего врача» трудовой пот… Поиск всех игл занял час. Больную поздравили с успешно прошедшей операцией, а на следующий день во время обхода она вспомнила, что «еще в задний проход мне иголки тогда засунули», и вот они-то сейчас так колют, просто караул. Занавес.
В другом случае, по словам пациентки, у нее в животе завелась лягушка. Как завелась? Да в кувшин с молоком залезла, а больная наша его и оприходовала. Залпом. Жарко было, пить хотела. И теперь никакой личной жизни: то земноводное в животе квакнет, то выглянет срам сказать откуда! Лягушкой запаслись на кафедре нормальной физиологии (реолапку все помнят?); решили, что выманивать будем на живца. Вы пытались когда-нибудь привязать муху к длинной нитке? Попробуйте, муха узнает много новых слов! Лягушку «выманили», посадили в баночку, предъявили хозяйке.
– Это не она!
– А КТО это тогда?
Пауза.
– Это ее дочь! У той глазки были умные, и квакала она громче, увереннее, что ли…
С тех пор – только адекватная медикаментозная терапия!
Дадим человечеству шанс
Задаваясь вопросом, каким же законам логики подчиняется построение бредовой конструкции наших пациентов, главное – не слишком досконально и придирчиво следовать всем логическим изгибам, соскальзываниям с наметившейся дорожки на новую, произвольного направления тропку и резонерским лабиринтам. Оттуда, куда вы можете забраться, не всякий навигатор выведет. Для попытки (чаще всего заведомо бесплодной) скорректировать всю систему изнутри, играя роль двойного агента, надо иметь крепкую психику. В идеале – еще одну, запасную. Вот вам пример бреда Котара [35] в лицах.
Жанна (пусть ее будут звать так) ходит в диспансер раз в месяц. Лекарства, уколы, беседы. Красивая девушка, одевается и делает макияж с ненавязчивым готическим акцентом. Собственно, о начавшемся обострении можно судить как раз по степени готичности. Как только место слегка экстравагантной девицы занял образ вампира или средней свежести зомби из очередного триллера – все, готовьте место в наблюдательной палате. Жанна оседлала очередного апокалиптического ишака.
– Жанна, что с тобой случилось?
– Доктор, все кончено, – голос трагический, со свинцовыми нотками.
– Ну ничего, если учесть, что за последние полтора года «все кончено» только один раз.
– На этот раз миру не выжить. Какая же я сволочь! – Расфокусированный взгляд и отрешенно-скорбная маска.
– Ну, что ж ты так сурово с миром; глядишь, все еще и обойдется. Опять же, все как-то не вовремя, я еще за кредит не рассчитался, дачу не достроил. И на себя зря наговариваешь: родители любят, муж души не чает, а ты…
– Мир уже начал гибнуть. Вы тоже скоро это заметите. Это началось во мне, вот здесь. – Жест в сторону низа живота.
– Э-э-э… ты имеешь в виду, что скоро все этим накроется? Жанночка, солнце, как оборот речи это вполне сойдет, но если толковать буквально, то масштабы несовместимы, или я ничего не смыслю в географии. Ты не внесешь толику ясности?
– Ничего вы не поняли, доктор. У меня здесь все заросло и рассосалось. И детей больше не будет. И ни у кого детей больше не будет. И все человечество вымрет. А все оттого, что я больше никого не смогу родить.
– Это окончательно и бесповоротно? А с чего ты взяла, что у тебя больше не будет детей? Голоса сказали?
– Нет, я просто это знаю, – голос становится еще более трагическим, хотя казалось, что это невозможно. – И все внутренности у меня сгнили. Кишечника нет. Желудка нет. Печени нет. Легких нет. Сердца нет.
– Стоп-стоп-стоп. А говоришь-то ты как?
– Что значит «как»? Рот остался, язык остался. Даже немного пищевода осталось.
– Да? А у меня, если честно, были другие соображения по теории возникновения звуков. Ну да ладно. Теперь насчет сердца. Возьми фонендоскоп. Приложи сюда. Это вставь в уши. Слышишь? – Жанна недоверчиво кивает. – Верни фонендоскоп на родину и ответь – что это было?
– Аорта, доктор. Аорта. Брюшная. Не успела сгнить и рассосаться.
– Точно. А я и забыл. И ты ничего теперь не ешь и не пьешь?
– А зачем есть? Пить – пью, иначе во рту сухо.
– А куришь?
– Да.
– А зачем? Легких-то нет.
– Привычка, доктор. И запах мне нравится.
– И что же мне с тобой делать, Жанна?
– А давайте вы меня в больницу положите, – слегка оживившись.
– А смысл? Человечеству и так с твоей легкой руки и атрофировавшейся гинекологии скорый кирдык светит. Чем тебе наша больница поможет?
– Там компания хорошая. Они меня понимают и жалеют. А еще в прошлый раз у меня тоже все внутри отсыхало и выкрашивалось – ну, помните, когда из-за меня Индокитай чуть не утонул, – так вот, мне тогда лечение помогло, все обратно как-то выросло.
– И Индокитай как-то выплыл…
– Вот я и думаю: может, и на этот раз пронесет?
Такую робкую надежду обязательно надо поощрять. Доктор пишет направление. В приемный покой вызывают заведующую женским отделением – принимать вновь поступившую. У человечества появился шанс.
Проверяющий
Как учили нас классики партийной пропаганды, со временем коммунистическое мировоззрение обуяет широкие массы людей, и принцип «от каждого по способностям, каждому по потребностям» можно будет применять, не опасаясь того, что потребности могут оказаться непотребно чрезмерными. До этого светлого момента в отдельно взявшейся социалистической стране должны рулить учет и контроль, а то вдруг кому-то не по труду захорошеет. Социализм сгинул, уступив место недоразвитому капитализму с феодальными замашками, а привычка проверять и контролировать осталась. Привычки, особенно дурные, они очень стойкие. Есть у нас на учете пациент. Обострения у Виктора (назовем его так) обычно бывают ранней весной. Маниакально-параноидный синдром, возникающий с завидным постоянством. В его исполнении обычно это выглядит так: рано-рано утром чуть ли не пинком открывается дверь какого-нибудь (предугадать трудно) отделения милиции, и на пороге появляется наш герой. Бодрый до омерзения, подтянутый и энергичный, он по-хозяйски окидывает взором помещение и укоризненно заявляет: