(не)моё чудовище (СИ) - Фрост Деметра. Страница 52

Я не заморачиваюсь - оглядываю антураж и убранство комнаты сколько-поскольку. Постель широкая - не чета тому узкому недоразумению в доме Самойлова, - под строгим темно-серым стеганым покрывалом. Туалетный столик с одной стороны, просторный платяной шкаф - с другой. И узкий книжный стеллаж под потолок. И обычные для женской спальни маленькие детали - небольшой бардак перед зеркалом, небрежно брошенные на покрывало сорочка и халатик, небольшая сушилка с парой футболок да цветочки на подоконнике.

И пахнет тут… Женщиной пахнет. Самойловой пахнет. Ее не то духами, не то шампунем, не то кремом для тела. Хорошо пахнет.

Вот она, святая святых. И я с невозможной легкостью и простотой становлюсь ее частью.

Оно и хорошо, что Ника не пожелал ехать ко мне домой. Это даже понятно - такая взрослая и самостоятельная девушка, как она, не захотела оказаться на чужой территории, а вот на своей - ей спокойно и комфортно.

Хотя так и не скажешь - пока я тащу ее, как принцесску, Ника презабавно сопит, как обиженный ребенок и стискивает свои ладошки на моей шее. А еще хмурится.

Поэтому я не даю ей и секунды на то, чтобы что-то там себе надумать да насочинять. Аккуратно, оберегая ее ногу, я кладу девушку на постель и тут же подцепляю пальцами молнию платья на ее спине и тяну собачку вниз.

- Эй-ей! - возмущенно окликает меня Ника, откланяясь назад, - Куда?! Притормози!

И это несмотря на то, что затрепетала от почти невинного касания. Куда как более невинного, чем то, что я устроил ей в машине.

Ну-ну.

Милая сладкая девочка…

- Это неправильно! - строго заявляет Ника, упираясь ладошкой в мой грудак. Силы в ней - чуть, но я делаю вид, что этого достаточно, чтобы остановить меня.

Но от усмешки удержаться не могу, естественно. И спрашиваю:

- Тебе не кажется, что ты поздно спохватилась?

- Не кажется. Я знаю, - едва вздыхает девушка. Как-то потерянно и слегка обиженно. - Но лучше поздно, чем никогда. Зачем тебе это, Лев?

- Что - это?

- Вот это… всё?

Я упираюсь ладонями в матрас по обе стороны от ее бедер и слегка наклоняю голову набок. Внимательно взглядываюсь в женское лицо, снова вспыхнувшее румянцем от моего пристального внимания (а может, и от той ничтожной порции третьесортного винища) и довольно щурусь, когда в инстинктивном защитном жесте она поднимает руки и порывисто обнимает себя за плечи. Из-за расстегнутой молнии платье немного сползает с ее плеч, обнажая красивейшие на свете ключицы, и я не отказываю себе в соблазне наклонится, чтобы легонько поцеловать выпирающую под тонкой кожицей косточку.

Ника вздрагивает и снова шарахается назад, как от огня. А после и вовсе заваливается на спину, потому что я, уперевшись коленом в кровать, нависаю над распростертым под мной телом.

Картинка - ах! Соблазнительная до омерзения. Какие, нахрен, разговоры?! Сейчас мне больше всего хочется стянуть с нее это ее облегающую сексуальную фигуру платье и не менее сексуальное белье под ним - я успел заменить примечательные красные кружавчики. И для кого, спрашивается, вырядилась? Вряд ли для меня…

Но для чего я затеваю всю эту игру? Где моя хваленая собранность? И спокойствие?

Меня бьет под дых близость к этой женщине. Я хочу жрать и трахать ее, как полоумный. И при этом - страшно боюсь сделать больно. Хочу обнимать и целовать, ограждая от всех тревог. И, наверное, в первую очередь от самого себя, от своего дурного и сумасбродного характера, разве не так?

У меня кружится голова. Меня распирает изнутри сильнейшие желания, в том числе и голод.

Разговоры?

Какие, нахрен, разговоры?!

Да я с каждой секундой все хуже и хуже себя контролирую!

- Ты умная девочка, сама все понимаешь, - повторяю я когда-то уже сказанные в похожей ситуации слова, - Тебя тянет ко мне, даже несмотря на то, что я действительно обидел тебя.

Язык мой работает - уже хорошо. Хотя, я считаю, ему можно найти куда как лучшее применение.

- А меня безумно, прям до усрачки, тянет к тебе, - наклонившись еще ниже, продолжаю я, - Да, накосячил, признаю. Чертовы дела выдернули в Москву, и я замотался. Потом, как дурак, момент оттягивал, хотел аки молодец красный перед очами твоими появиться - вот он я, красавец! Пользуйся!

- Но что-то определенно пошло не по плану? - рассеянно спрашивает Ника, снова упираясь своей ладошкой в мою грудь, - Не такой уж ты и красавчик, Лев Маркович. Страшный, бородатый, злой.

- Ну да, я такой. Но ведь я завожу тебя, скажешь - нет?

Черт, краснеет, как девочка. Снова злиться и возмущается. Забавно!

- Да, ты прав, - закусив губу, признается она, - Заводишь. Но я не вижу смысла! Ну зачем я тебе сдалась? Мало тебе, что ли, других баб? Уволь, не поверю, что ты из категории моногамных и трепетных мужчин.

- А я и не утверждаю обратное. Но ты и правда хочешь слушать о других женщинах? Только честно?

- Конечно, нет. Но…

- Так может… - я наклоняюсь и шепчу Нике прямо в ухо - тихонько и проникновенно, - Ну его? Ты ведь хочешь кончить? Снова? Я могу это устроить…

Я мягко оглаживаю округлое и мягкое бедро, одновременно задирая подол платья. Ника тут же отзывается - прикрывает глаза, сладко стонет и слегка изгибается.

- Ну так что? Хочешь? - провокационно спрашиваю я, легонько целуя Нику в уголок губ, - Скажи, что хочешь!

Черт, скажи же уже! Иначе я, как подросток, спущу себе прямо в брюки!

Ника кривится, морщиться и отворачивается. Вот же упрямая коза!

Однако совершенно не сопротивляется, когда я, плюнув, начинаю стягивать с нее платье. Вижу охрененно секусальное красное кружевное белье - идеальный, до безумия красивый комплект. Уже знакомые трусики выгодно подчеркивают крутую линию бедра и округлый мягкий животик. Полная грудь идеально лежит в полупрозрачных чашечках и гордо смотрит вверх твердыми сосочками, так и просясь в ладонь и в рот.

И я, одним движением задрав бюстгальтер вверх, я с наслаждением обхватываю грудь пальцами, а сосок - губами. Втягиваю в себя, облизываю языком - жадно, шумно, ловя наконец-то безумный кайф.

Как, впрочем, и моя девочка. Она стонет - протяжно и сладко - и порывисто обхватывает мою голову своими руками. Притягивает. И сама же целует - жадно и голодно, будто вечность мужика не пробовала.

Черт с ним. Посчитаем это за согласие. В конце концов, мне ничего не стоит доставить малышке удовольствие, чтобы потом, наконец-то смирившись, она смогла признаться и себе, и мне в том, что бежать и отступать, по сути, уже некуда.

50. Вероника

Пиликанье кухонного таймера вырывает меня из приятнейшей посторгазменной неги, и я невольно скулю, совершенно не желая не то, чтобы двигаться - мне даже глаза лениво открывать. Я как лежала - на спине, раскинув ноги и руки в желеобразном состоянии, и в не совсем ясном сознании, - так и осталась, недовольно поморщившись.

- Лежи, - усмехается Самойлов, легко перекатываясь на край постели и поднимаясь на ноги.

Нет, все-таки я приоткрываю один глаз, чтобы поглядеть на крепкую и поджарую мужскую фигуру, в полном неглиже удаляющуюся из спальни в сторону кухни.

Ему хотя б трусы надеть, а то сверкает, понимаешь, ягодицами - крепкими и сочными, как орех…

С другой стороны - почему бы и нет?

Тело у моего юрьевского чудовища - закачаешься, хотя вроде и не молодой парень, так что может себе позволить. Вот и красуется, зараза.

Да я и не против. Особенно когда после продолжительных постельных игрищ тело приятное ноет и мышцы до сих пор слабо, но подрагивают.

Оно и понятно - судя по таймеру, полтора часа чудовище надо мной измывалось. Измывалось нежно и напористо - с поразительным усердием и умением вытворяя такие штуки, что… Ах! От одних воспоминаний сводит низ живота и бедра!

И хотя через нечто подобное я уже проходила, невольное сравнение с Махловским, с которым и 20 минут считалось за марафон, все-таки приходило на ум. Как оказывается, важны не только елозенья туда-сюда, да с пяток поз, но и понимание любовника, в какой момент и когда можно притормозить, давая возможность понежится на волнах удовольствия и изысканных ласк, а когда - нестись вскачь, будто торопясь на последний поезд.