Любовная петля - Кларк Луиза. Страница 26
– Я узнал об этом только потому, что утром был у лорда Стразерна, и он упоминал о последних новостях. Что касается неизвестного наездника, не могу вам помочь, потому что меня там не было, – Филипп позволил себе мрачно улыбнуться. – Если бы я был лучшим шпионом, может быть, и был там. Но что вам за смысл оставлять меня действующим лицом в этом сомнительном предприятии, если у вас есть человек, который охотно снабжает вас необходимой информацией?
Осборн лукаво уставился на свои сапоги и ответил Филиппу после довольно продолжительной паузы:
– А если у меня действительно есть секретный агент в рядах местных роялистов, какое вам до этого дело?
– Абсолютно никакого, – равнодушно отозвался Филипп. – И ничего не хочу знать о нем. В самом деле, так как я собираюсь надолго остаться в Западном Истоне, то предпочел бы не знать, кто из моих соседей предает друзей за тридцать Серебрянников. Очень рад, что лорду протектору больше не понадобится моя ненадежная помощь.
– Кто сказал, что не понадобится?
Филипп стиснул зубы:
– У вас есть источник информации. Неужели недостаточно одного предателя?
– Вы рассматриваете себя как предателя? – прошипел Осборн, испытующе глядя на Филиппа.
Филипп понял, что этими словами ненароком создал себе ловушку и подавил вздох. В гнетущей атмосфере правления лорда Ричарда Кромвеля протекторат стал органом подозрительности – смысл любого неосторожно сказанного слова мог быть искажен и использован против человека, его произнесшего. И хотя Филипп упорно хотел уйти от этого мерзкого человека и его многозначительных намеков, он понимал, что не мог этого сделать. Поэтому осторожно пояснил свои слова:
– Я считаю себя другом этих людей. Не принимая их взглядов, делаю вид, что разделяю их. Но предавать друзей не, в моих правилах, вот отчего я и впрямь чувствую себя предателем, находясь среди них.
– Вы слишком чувствительны, – усмехнулся Осборн.
– Я простой солдат, Осборн, не более того.
Агент круглоголовых фыркнул:
– Не притворяйтесь наивным со мной. Вы воспитывались при дворе короля Чарльза, и прекрасно знаете все тонкости политики.
Чтобы рассеять вспыхнувший в нем гнев, вызванный словами и поведением Осборна, Филипп потрепал свою лошадь и погладил ее по носу.
– Вы абсолютно правы. Я действительно вырос при дворе. И так же пошел в армию парламента, потому что понимал, что систему надо изменить.
– Как поступал каждый из нас, кто поддерживал лорда протектора, – набожным голосом нараспев протянул Осборн.
Филипп подумал о жестоких ограничениях, которые были введены для роялистов после их поражения, о свирепых угрозах офицеров, подобных Вестону, и совершенно безотчетно его вдруг понесло – он дал волю языку. Ведь не всегда предосторожность – лучшее средство.
– Вообще, я спрашиваю себя – что хорошее принесли эти десять лет войны?
– Я ушам своим не верю! – от удивления Осборн выкатил глаза. – Услышать такое именно от вас! Объяснитесь, сэр!
– Нет! Это вы объяснитесь, Осборн! Чего вы хотели добиться, послав этих армейских подонков в Западный Истон?!
– Подонков?! – Осборн был потрясен.
– Ну, и кто из нас наивен? Я говорю о наглом лейтенанте Вестоне и стае волков, которым вы приказали поймать Томаса Лайтона. И когда им это оказалось не под силу, вы распорядились в поисках его прочесать окрестности.
– А-а, лейтенант Вестон… – Осборн исподтишка наблюдал за Филиппом. – Согласен, что этот человек не украшает звание офицера, но я бы не стал называть его подонком.
– А я бы стал, – возмущенно сказал Филипп, давая волю оскорбленному чувству профессиональной гордости.
– Вестон исполняет свой долг, – отчеканил Осборн наперекор ему и указывая на него пальцем: – Я предлагаю и вам, сэр, делать то же самое!
У Филиппа заходили желваки:
– Вы не нуждаетесь в моем участии! У вас есть более ценный осведомитель!
– Возможно и есть, сэр Филипп Гамильтон, – Осборн умышлено назвал полное имя и титул Филиппа, подчеркивая, что ему не позволили бы вступить в наследство, если бы не согласие лорда протектора, и не поселили бы в Западном Истоне без расчета на его помощь. – Но моего агента могут и раскрыть. А раз у меня есть хороший шанс проложить ему путь в центр организации роялистов в районе, почему бы им не воспользоваться. Таким образом, в моей игре будут два человека. Если схватят одного, другой сможет продолжать работу. А я могу быть спокоен, что по-прежнему буду получать нужную мне информацию.
Черный жеребец Филиппа замотал гривой, чуя напряженное беспокойство своего хозяина, который опять погладил коня, успокаивая его и себя.
– Прекрасно! Кажется, я должен продолжать кокетничать с семьей лорда Стразерна.
Осборн мрачно засмеялся:
– Это один из способов, – он вскочил в седло, подбирая поводья. – Я не знаю, почему вы так настроены против этого, Гамильтон. Наоборот, это так романтично – без особых усилий добиться такой прекрасной юной леди, как госпожа Алиса.
Огонь гнева опалил Филиппа изнутри, превращаясь в слепую ярость, которая так и рвалась наружу. Когда Осборн развернул лошадь и собрался уезжать, Филипп сдавленным голосом произнес:
– Минуточку, Осборн.
Резидент остановился.
– Надо устранить одно нетерпимое обстоятельство…
Интуитивно Осборн почувствовал в Филиппе едва сдерживаемую ярость.
– В чем дело?
– Поучите своего лейтенанта хорошим манерам. Если Вестон будет продолжать свои хамские выходки с местными жителями, я вам обещаю, что разоблачу ваши грязные делишки, а против него организую людей, чтобы его как следует проучили. Вы поняли меня?
– Еще бы, сэр Филипп! Вы очень ясно объяснились. А теперь, извините, я должен ехать.
Больше ничего не сказав, он ускакал. Филипп молча смотрел, как удаляется Осборн, потирал мягкую щеку жеребца и еще долго стоял так, гладя его и думая о себе, о сэре Эдгаре Осборне и о предателе в рядах роялистов Западного Истона.
Ощутив первые капли дождя, Филипп вскочил в седло. Пока лошадь пробиралась по подлеску, он был еще сравнительно сухим, но когда пришлось пересекать открытое место и негде было укрыться от ливня, Филипп промок до нитки.
Чуть поморщившись, он пришпорил коня и погнал его галопом. За годы кавалерийской службы он немало провел таких сырых ночей. И хотя его кожаный дублет хорошо защищал от дождя, а касторовая шляпа сохраняла голову сухой, мокрые шерстяные кюлоты прилипли к телу, и вода стекала в сапоги. Ему было знакомо неприятное ощущение от вымокшей одежды и не раз приходилось с этим мириться, однако, делал это с неохотой.
Филипп возвращался домой через земли Стразерна. Особенно сейчас ему почему-то не хотелось вторгаться во владения лорда, но другой короткой дороги не было. Чувство предательства росло в нем с каждой минутой, и чем больше он думал о том, что делает, об Эдгаре Осборне, тем больше испытывал отвращение к этому человеку и к его власти над ним. Когда-то Филипп доказал свою преданность Оливеру Кромвелю, но Осборн отбил у него это желание своими подлыми намеками и ложью. У этого человека совершенно отсутствовало понятие чести. От чего все его существование наполнялось грубым прагматическим цинизмом.
Более того, Филипп сам привык командовать и не любил, когда начинали командовать им. Как старший офицер в армии парламента, он пользовался уважением своих солдат и ему подчинялись даже другие офицеры. Подчинение себя противоречило всему складу его характера, и что хуже всего, он не доверял Осборну, который вел себя весьма двусмысленно, затягивая его в свой омут и прикрываясь необходимостью обеспечить безопасность и заполучить альтернативного агента. Возможно, так оно и было, но, вероятно, у Осборна существовали и какие-то другие намерения относительно их совместной деятельности.
Эта мысль не давала ему покоя и даже злила его. Для человека, привыкшего к открытым армейским отношениям, двуликость Осборна являлась проклятием. И хотя воспитание при дворе помогало Филиппу избегать разные интриги и сомнительные связи, он вполне сознательно выбрал совершенно иной образ жизни. Может быть, поэтому и поддерживал новое правительство, зная всю подноготную власти роялистов и королевского окружения.