Осужден пожизненно - Кларк Маркус. Страница 46
«За это время, – прикинул он. – «Божья коровка» могла бы уже вернуться».
Он не знал, что «Божья коровка» вынуждена была переждать шторм в Порт-Дэви и там застряла на целых семнадцать дней.
Когда ветер затих, они снова взялись за весла и гребли всю ночь, но почти совсем не продвинулись. Руфус Доуз посоветовал пристать к берегу и дождаться бриза. Но подойдя к длинному ряду базальтовых скал, как бы внезапно выросших из моря, они увидели, с какой неистовостью разбивались волны о подковообразный риф длиной в шесть или семь миль. Им не оставалось ничего другого, как снова двинуться в путь вдоль побережья.
Так они плыли в течение двух дней, не увидев ни одного паруса, а на третий день с юго-востока подул сильный ветер, отогнавший их назад на тридцать миль. Суденышко стало протекать, и приходилось беспрерывно вычерпывать воду. Еще одно печальное обстоятельство: прохудился бочонок из-под рома, в котором была большая часть пресной воды, и он был уже наполовину пуст. Пришлось законопатить его, вырезав трещину и заткнув дыру тряпкой.
– Хорошо еще, что мы не в тропиках, – проговорил Фрер.
Бедная миссис Викерс, до костей прозябшая от резких порывов ветра, лежала на дне лодки, закутанная в промокшую шаль, и была не в силах что-либо сказать.
Но разве могла удушливая тишина тропиков превзойти угрюмость этого пустынного моря?
Положение всех четверых было теперь поистине отчаянным. Миссис Викерс совершенно обессилела, и было очевидно, что, если не подоспеет помощь, она не перенесет этого длительного путешествия по морю. Девочка чувствовала себя несколько лучше. Руфус Доуз надел на нее свою шерстяную рубашку и украдкой от Фрера делился с ней своей порцией мяса. Ночью он держал ее на руках, днем она жалась к нему в поисках опоры и защиты. Рядом с ним девочка чувствовала себя в безопасности. Они почти не разговаривали, но когда Руфус Доуз ощущал тепло ее маленькой ручки, лежащей в его руке, или чувствовал тяжесть ее головы па своем плече, он почти забывал про терзающий его холод и голодные спазмы в желудке.
Прошло еще два дня, а парус так и не появлялся на горизонте. На десятый день после отплытия из Макуори-Харбор у них кончилась провизия. Соленая вода испортила козье мясо и подмочила хлеб, который превратился в отвратительное месиво. Море все еще было неспокойное, и ветер дул теперь с севера со все возрастающей яростью. Длинная низкая линия берега, простиравшаяся с левого борта, по временам подергивалась синим туманом. Вода была грязного цвета, облака угрожали дождем.
Несчастное суденышко, которому они вверили свою жизнь, протекало в четырех местах. Если бы оно попало в один из штормов, часто бушевавших возле этого скалистого побережья, оно не выдержало бы и часа борьбы. Двое мужчин, усталые, голодные и иззябшие, почти с надеждой думали о быстром конце. Вдобавок ко всем их невзгодам у Сильвии началась лихорадка. Ее бросало то в жар, то в холод, и она то стонала, то бредила. Руфус Доуз держал ее на руках и с отчаянием в сердце смотрел на ее страдания, которые не мог облегчить. Неужели после всех перенесенных ею испытаний ей суждено умереть?
Так прошли еще день и еще ночь, и на одиннадцатое утро чудом уцелевшая лодка все еще болталась на волнах того же пустынного моря.
Вдруг Доуз вскрикнул и, схватившись за шкот, повернулся неуклюжее суденышко в обратную сторону.
– Парус! Парус! – закричал он. – Разве вы не видите? Фрер жадно шарил взглядом по мрачной пелене воды.
– Дурак, нет никакого паруса! Ты что, смеешься над нами?
Лодка, оторвавшись от линии берега, шла теперь почти прямо на юг, устремляясь в великий Южный океан. Фрер попытался вырвать руль из рук арестанта и вернуть лодку на прежний курс.
– Ты с ума сошел? – крикнул он, замирая от страха. – Ты же гонишь нас в открытое море!
– Сядьте на место! – угрожающе бросил Доуз, вглядываясь в серую даль. – Говорю вам, я вижу парус!
Огонь, горевший в глазах каторжника, испугал Фрера, и он хмуро занял свое место.
– Делай как знаешь, сумасшедший! – сказал он. – Так мне и надо за то, что пустился в море в этой чертовой скорлупке!
Какая разница, где потонуть – в открытом океане или в виду берега?
Длинный день уже подходил к концу, а парус так и не появился. К вечеру ветер еще посвежел, и лодка, неловко подпрыгивая на длинных мутных волнах, качалась, как будто опьянев от набравшейся в нее воды. В одном месте возле носа вода свободно втекала и вытекала обратно, как из прорванного бурдюка. Берег постепенно исчез, и громадный океан – безбрежный, бушующий, грозный – со свистом вздымал вокруг них свои валы. Продержаться до утра казалось немыслимым.
Но Руфус Доуз, с девочкой на руках, не отрывая глаз от какого-то лишь ему одному видимого предмета, вел трепещущее суденышко в черную пустоту ночи и моря. Для Фрера, мрачно сидевшего на передней банке, вид этой угрюмой фигуры с развевающимися по ветру волосами и неподвижно устремленным вперед взором казался чем-то ужасным и сверхъестественным. Ему даже подумалось, что лишения и тревоги поразили рассудок несчастного каторжника.
С дрожью размышляя о своей участи, Фрер – как ему показалось на мгновение – погрузился в сон и тут же был разбужен чьим-то окликом. Он вскочил, колени у него тряслись, волосы встали дыбом. Уже светало, и отблеск зари, как длинная бледно-шафрановая лента, лежал на воде слева по борту. Между этой полосой света и носом лодки мелькнуло белое пятно.
– Парус! Парус! – закричал Руфус Доуз. Дикий блеск сверкал в его глазах, а голос как-то странно дрожал. – Ведь я же говорил вам, что вижу парус!
Фрер, совершенно сбитый с толку, с колотящимся сердцем стал вглядываться в даль, и там опять мелькнуло белое пятно… На секунду он почувствовал себя почти в безопасности, но тут же его снова охватило отчаяние, еще более горькое, чем прежде: с такого расстояния на корабле не заметят их челн.
– Они не увидят нас! – вскричал он. – Доуз! Доуз! Ты слышишь? Нас не увидят!
Руфус Доуз вздрогнул, словно очнувшись от забытья, привязал шкот к шесту у планшира лодки. Он положил спящую девочку рядом с матерью и, отодрав кусок коры, подвинулся к носу лодки.
– Вот это они уж наверняка увидят! Отдирайте планки. Вот так! Кладите их на нос. Теперь отрубите конец ствола! Дайте сюда этот сухой прут. А бог с ней, с лодкой. Она теперь нам не нужна. Отдирай кожу снаружи! Видите, дерево под ней сухое! Быстро, как вы копаетесь…
– Что ты делаешь? – в ужасе вскричал Фрер, когда каторжник отодрал все сухое дерево и, сложив его кучкой, перенес к носу челна.
– Развожу костер. Смотрите! Фрер начал понимать.
– У меня осталось три спички, – сказал он, шаря дрожащими пальцами в кармане. – Я завернул их в листок из книги, чтобы они не отсырели.
Слово «книга» вызвало новый порыв вдохновения. Руфус Доуз схватил «Историю Англии», которая уже оказала им такую большую услугу, вырвал из середины самые сухие страницы и аккуратно подложил их под кучку щепок.
– Ну, давайте, осторожнее!
Спичка чиркнула и зажглась. Бумага, сперва упрямо поежившись, загорелась, и Фрер стал раздувать это маленькое пламя, после чего занялась и кора. Он бросал в костер все, что могло воспламениться. Затлели шкуры, и огромный столб черного дыма поднялся над морем.
– Сильвия! – воскликнул Руфус Доуз. – Сильвия, радость моя! Вы спасены!
Она открыла синие глаза, посмотрела на него, но, как видно, не узнала. Бред все еще владел ею, и в час спасения девочка не узнала того, кто ее спас. Потрясенный этим последним жестоким ударом судьбы, Руфус Доуз безмолвно сел на корму, держа на руках девочку. Фрер, разжигая огонь, радовался, что наступил долгожданный момент. Мать на грани смерти, а дочь без сознания – кто же засвидетельствует героический поступок ненавистного каторжника? Никто, кроме Мориса Фрера, а Морис Фрер как комендант колонии обязан предать «беглого» в руки правосудия.
Корабль, изменив курс, подходил к этому необычному костру, пылавшему среди океана. Вся передняя часть лодки горела как факел, и более часа не могла продержаться на воде. Горстка людей в ней оставалась неподвижной. Миссис Викерс лежала без сознания, не ведая о приближающейся помощи.