Варрэн-Лин: Сердце Стаи (СИ) - Ариманта Юна. Страница 26

На четвертый день тело уже свыклось с необходимостью ежедневной верховой езды, и боль в мышцах почти не беспокоила. Но усталость к вечеру все равно взяла свое. Вот только к Тирсваду нельзя было прислониться, чтобы отдохнуть. Он скорее сбросил бы ее с лошади, чем позволил расслабиться на его груди.

Во время короткой передышки, пока трое мужчин поили лошадей, Тирсвад устало опустился на землю у колодца. Его смуглое лицо было бледнее, чем обычно, а на висках выступили капельки пота. Но он упорно не подавал виду того, что ему нехорошо. Здоровой рукой он подбрасывал в воздух метательный кинжал и ловил его за кончик.

Динка, скрестив ноги, уселась прямо перед ним и с интересом наблюдала за тем, как он упражняется с оружием. По его умиротворенному лицу, она поняла, что это действие доставляет ему удовольствие и помогает успокоиться.

— Дай мне один, пожалуйста, — попросила она. — У тебя же их много.

— Решила меня убить? — хмыкнул он, отстегивая от пояса еще один нож и протягивая ей.

Динка изумленно распахнула глаза. Такая мысль ей вообще в голову не приходила. Хотя, со своей точки зрения, он рассуждал логично. Если бы он был на месте Динки, то непременно попытался бы убить своего похитителя. Вот только Динка не он.

— Не-е-ет! — возмущенно затрясла она головой. — Я хочу научиться, как ты. Покажи мне.

Тирсвад снисходительно усмехнулся и, рисуясь, метнул кинжал под немыслимым углом в сруб колодца.

Динка развернулась к колодцу и попробовала повторить. Раз, другой, третий… Даже с близкого состояния ножи не втыкались.

— Не получается, — чуть не плача, зачем-то сообщила она Тирсваду. Хотя он и так видел ее жалкие попытки.

— Получится тогда, когда от точности удара будет зависеть твоя жизнь, — проговорил он, забирая нож и пристегивая его обратно на пояс.

На закате они въехали в Энзил, и Динка уже предчувствовала скорый отдых, когда Хоегард остановил свою лошадь около забора, увешанного листовками, и жестом подозвал Вожака. Они коротко о чем-то посовещались, сорвали со стены несколько листовок и развернули коней. Динка чуть не взвыла от досады, когда поняла, что ужин и ночевка откладываются. Демоны покидали город, даже не спешившись, и скакали дальше навстречу стремительно наступающей ночи.

Чуть проехав от ворот поселения, они свернули с проезжего тракта и двинулись по бездорожью в сторону темнеющего на горизонте леса. Галопом двигаться уже не получалось, лошади едва держали неспешную рысь. И Динка устало распласталась на шее коня, уже не имея сил сидеть.

На ночлег остановились, углубившись в лес. Демоны собирали хворост для костра, а Динка обессиленно свернулась клубочком в высокой траве.

— Встань и помоги Тирсваду, — Вожак навис над ней, закрывая своей массивной фигурой лунный свет, освещавший лесную полянку.

Динка, сдерживая усталый стон, поднялась и приблизилась к беловолосому. Он опять пытался перевязать сам себя. За целый день бешеной скачки повязка сбилась, его рана открылась, залив рубашку алой кровью. Края раны посерели и поверхность ее была покрыта желтоватым налетом. То, как он накладывал повязку…

— Нельзя же так! — не выдержала Динка, выхватывая моток белой ткани из рук оторопевшего мужчины. — Если будешь и дальше так лечить, то рана загноится, и тогда ты сдохнешь.

Тирсвад, наклонив голову на бок и сузив глаза, опасно смотрел на нее своим черным взглядом. Динка, тем временем, отлила из котелка, который ее спутники уже поставили греться на ярко полыхающий костер, теплой воды в мисочку, смочила небольшой кусок чистой тряпицы и потянулась к ране. Тирсвад дернулся, уходя от ее прикосновений.

— Шлюхам позволяешь себя трогать, а мне нет? — прошипела Динка, сверля его взглядом. Ей было плевать на беловолосого. Это он вытащил ее с полатей, где она надежно пряталась, и втянул в это опасное приключение. И пусть бы он сдох от своей раны, как и заслуживает.

Динка вспомнила его непроницаемое лицо, когда он рубил беззащитных крестьян, словно капусту в чане для засолки. Но Вожак приказал ей, и Динка не смела его ослушаться. К тому же, она уже почти не боялась Тирсвада. Она, хоть и была глупа, но усвоила, что пока Вожак рядом, то никто вреда ей не причинит.

Тирсвад, перекосившись гримасой отвращения, подставил ей раненое плечо. Динка аккуратно промыла рану, удалив из нее грязь и гной, смазала мазью, которую приготовил для перевязки беловолосый, и аккуратно забинтовала. А затем подобрала окровавленную рубаху, намереваясь застирать ее в ручье, рядом с которым они остановились. Но беловолосый вдруг схватил ее за шею здоровой рукой и притянул к лицом к своему лицу.

— Ты должна поделиться со мной силой, — прошипел он злобно, прожигая ее вспыхнувшими алым огнем глазами. В его раненой руке, как по волшебству, появилось короткое и острое метательное лезвие, которое он прижал острием к ее горлу.

— Если ты не отдашь мне силу, то я буду снимать с тебя кожу тонкими полосками и слушать как ты визжишь от боли, — продолжал он зловеще.

Динка молчала и смотрела на него вытаращенными глазами. Вся ее уверенность в собственной неприкосновенности мгновенно улетучилась.

— Ну? — рявкнул демон, обдав ее лицо горячим дыханием. Динка сглотнула колючий ком, ощутив как острое лезвие царапнуло кожу.

— К сожалению, оно так не работает, — словно сквозь вату услышала Динка голос Хоегарда. — Она не умеет отдавать силу по своей воле, хоть режь ее.

— Зато ты уже много об этом знаешь, — огрызнулся беловолосый.

— Уж явно больше тебя, — ухмыльнулся приблизившийся Шторос. Как будто издеваясь над товарищем, он перекидывал с ладони на ладонь огненный шарик величиной с головку сыра.

Тирсвад разжал хватку на Динкином горле и брезгливо оттолкнул ее от себя. Но упасть ей не дали объятия Штороса, который опустился на траву напротив Тирсвада и поймал ее. Динка попыталась было вывернуться, но он, не обращая внимания на ее сопротивление, крепко удерживал ее у своей груди.

— Давай я сделаю все, что нужно за тебя, — предложил Шторос Тирсваду. — А ты глотнешь силы столько, сколько сможешь.

— Что ты хочешь за это? — Тирсвад подозрительно сощурил глаза.

— Мы потом обсудим это. С глазу на глаз. Сейчас тебе нужна эта чертова сила, иначе рана не затянется, — Шторос скрестил острый взгляд с беловолосым. Некоторое время они пялились друг на друга, а затем Тирсвад медленно кивнул.

— Шторос, — проревел Вожак, приподнимаясь над травой. Но Хоегард опустил свою ладонь на плечо Вожака и что-то тихо проговорил ему на ухо.

— Не волнуйся Дайм, на твоей собственности не появится ни одной новой царапинки. Что принадлежит тебе, то твое. Я усвоил урок, — Шторос сверкнул кошачьими глазами из-под длинных темных ресниц. — Я просто попрошу ее дать нам с Тирсвадом немного силы. Как умею.

Вожак напряженно опустился на траву и ничего больше не сказал. Динка задрожала, не зная что ждет ее. Даже Вожак отказался ее защищать в этот раз. От обиды на глаза навернулись слезы. И хотя Динка знала, что Вожак ничего ей не должен, она все-таки надеялась на то, что он не отдаст ее так легко в руки Штороса. Но он тихо беседовал с Хоегардом, что-то выспрашивая у него, и вмешаться больше не пытался.

— Ну что, козочка? — ласково проворчал Шторос ей на ухо, скользнув обеими руками под Динкину рубаху и стаскивая ее с тела через голову. — Готова снова повеселиться со мной?

Динка сжалась, оказавшись обнаженной по пояс под прицелом четырех пар глаз. Мучительный стыд снова охватил ее. И, казалось бы, ее уже не первый раз раздевают. И не первый раз все четверо смотрят на нее с интересом. Но… В тот раз она была слишком напугана. Она не знала их и боялась: боялась боли, боялась смерти, насилия. А теперь все было иначе. Она снова не более, чем игрушка в их руках. Ей снова страшно от того, что они задумали. Однако, они для нее теперь не просто чужие мужчины, не просто убийцы и насильники, которых надо бояться и ненавидеть.

Динка прожила с ними несколько дней и… привыкла? Она так много узнала о каждом из них, что теперь воспринимала их, как своих знакомых. И от этого быть перед ними раздетой было просто нестерпимо стыдно, как если бы ее заставили пройтись голышом на виду всей деревни, в которой она жила. Эта смесь мучительного тревожного ожидания, ощущения своей бесправности и неловкости от того, что ее раздели, сводила с ума.