Клим (СИ) - Данина Дарья. Страница 5

— Всё? — мужчина толкнул ногой стоящий рядом стул и сел напротив меня.

— Я очнулась в какой-то грязной и обшарпанной комнате. Там было несколько матрасов и ещё пара девочек. Я ничего не помнила. Голова болела... а потом пришёл Бык. Так его называли остальные. Они не называли друг друга по именам. Только клички. Нам объяснили, что теперь мы должны работать на них. Обслуживать мужчин. Сексуально. И били. Каждый божий день. За любую провинность.

— Как ты оказалась на улице?

— Он пришёл и сказал, что сегодня у меня будет первый клиент, — я всхлипнула, поправляя влажный шоколадный локон, и заправляя его за ухо. — он дал мне пятнадцать минут. Сказал, чтобы я помылась и была готова.

— А ты?

— А я спрыгнула с балкона.

— Он будет искать тебя. Ты много знаешь, Кира.

— Я знаю.

— Думаешь, я притащил тебя сюда, чтобы защитить?

Он протянул руку, убирая с моего лба мокрую прилипшую к коже чёлку. Кончиком большого пальца коснулся ссадины на брови. А по моим плечам побежали огромные мурашки.

— Нет, — прошептала, не сводя с него глаз, — не думаю.

— Вот и правильно, — шепнул, копируя меня, — не думай...

Глава 5

— Её бы, по-хорошему, в больницу, Клим.

Я внимательно вслушивалась в слова уже немолодого мужчины в белом халате. Он казался мне гораздо дружелюбнее и теплее, того, что едва не сбил меня на дороге.

Клим.

Кажется, незнакомец, тоже заметил произнесённое вслух имя и, покосившись на меня, открыл дверь, выталкивая врача из комнаты.

— Клим, — тихо проговорила редкое имя, примеряя его, и находя его более чем подходящим.

Зачем он это делает? Что хочет? Поставить меня на ноги? С какой целью? Если оставил в живых и не сдал Быку, то для чего? Какой с меня прок?

Я слышала, как двое мужчин спускаются на первый этаж по ступеням, и о чём-то переговариваются. Жаль, что не могла в себе найти силы хотя бы добраться до двери. Или окна.

Лежала на постели, рассматривая саму себя в отражении зеркала на шкафу. Нет. Это даже была не я. Просто тень от той девушки, которая ещё неделю назад радовалась жизни. Или, пыталась радоваться. Тёмные волосы всё ещё были влажными. Но теперь хотя бы не грязными. Голова не чесалась. Нечёсаная, лохматая и испуганная. Губы были потрескавшимися. Лицо в синяках. Разбитая бровь и губы. Разорванное ухо. Они забрали мой кулон и золотые серьги, доставшиеся мне от мамы. Я была неразлучна с ними с одиннадцати лет. Сдувала пылинки и боялась лишний раз снять, чтобы не потерять то единственное, что ещё напоминало мне о родителях. Бык даже забрал колечко, которое мне подарил Гоша незадолго до того, как я потеряла и его.

Мои карие глаза больше не напоминали мне тёмный и густой шоколад. На фоне синяков и кругов под глазами, они казались просто чёрными. Тусклыми и чёрными. Кожа... это даже кожей не назовёшь.

Как я вообще ещё жива?

— Не спишь? — дверь снова открылась и, как ни странно, в этот раз я даже не вздрогнула.

— Нет, — медленно повернулась, встречаясь со светлыми глазами и всё таким же проницательным выражением в них.

— На, поешь, — произнёс, слегка стушевавшись. — еды здесь не так много. Из того, что можно съесть — сельдь под шубой. Другого нет. Так что, наслаждайся тем, что есть.

Сельдь? Да я бы сейчас даже суп с крапивой съела! Я ненавидела его в детдоме, но его варили раз в две недели и из-под палки заставляли есть...

Поджав губы, я попыталась приподнять корпус, чтобы сесть или хотя бы принять более удобное положение.

— Спасибо, — тихо проговорила, позволяя ему поставить поднос мне на бёдра.

Он снова сдвинул стул, усаживаясь напротив меня. Повернул его спинкой вперёд и положил на неё локти. Под его пристальным взглядом я подхватила вилку и начала есть. Жадно и едва не постанывая от удовольствия. Да, это не горячее блюдо. Но это не сухари и вода. Не ледяные макароны, которыми нас подкармливали несколько дней эти нелюди.

— Значит так, Кира, — намеренно выделяя моё имя, он вновь заговорил, — сейчас ты ешь и очень внимательно меня слушаешь. Ты поняла?

Я кивнула, а он проложил:

— Пока что ты будешь здесь. Но это не значит, что ты можешь чувствовать себя как дома. Ты не дома. И даже не в гостях. Из комнаты выходить даже не пытайся. На балкон тоже не выходи. Раз в неделю сюда приезжает женщина, чтобы навести в доме порядок. Она же привозит еду. Узнаю, что ты пыталась завести с ней разговор или попросить о помощи, оставлю без языка. И я не шучу. Поверь мне, я знаю о чём говорю.

В моём горле застряла мелкая кость от селёдки. Я подавилась и едва не заплакала от молниеносной боли в рёбрах от собственного кашля.

— Тебе ещё очень долго будет больно, — протянул руку, отрывая от моих ног тарелку и держа ту, пока я пыталась прочистить горло, — врач подозревает возможность воспаления лёгких. Плюс твои рёбра... сейчас ты поешь, и мы с тобой снова проедемся. Нужно сделать тебе рентген, чтобы было от чего отталкиваться. Наложат швы. И гипс, если тот понадобится.

— Спасибо, — хрипя. Я всё же смогла поблагодарить его. Не уверена, что вся его помощь во благо, но это лучше, чем дохнуть в канаве.

— Не за что, — хмыкнул, отворачиваясь к окну, — посмотрим, что ты скажешь через пару месяцев.

Мне не понравилась его интонация. Будто вскользь произнесенная ирония. Насмешка, вынуждающая меня лихорадочно соображать, что он задумал. Словно предупреждая, что, поставив меня на ноги, он заставит меня пожалеть о том, что когда-то бросилась под колёса его автомобиля.

Он поставил обратно на мои бёдра тарелку и поднялся со стула. Засунув руки в карманы серых брюк, проследовал к балкону. Открыл тот и вышел наружу.

Продолжая жевать, я смотрела на высокую мужскую фигуру. Широкие напряжённые плечи, узкая талия и такие же узкие бёдра. Его локти впились в деревянные перила, и я увидела, как он прикуривает сигарету. Серый дым тут же окутал его голову.

Он оставит меня без языка? Почему-то я ему верила...

Доев то, что мне было предоставлено, я отставила тарелку в сторону. Скинула с ног одеяло и по моим ногам тут же засеменили мурашки. Мягко растерев кожу, я попыталась прогнать озноб. Но, кажется, я не только “поломалась”, но и заболела. Я никогда не отличалась богатырским здоровьем. Стоило кому-то рядом со мной чихнуть, и я в этот же день сама наматывала на кулак сопли.

— Я дам тебе штаны, но тебе придётся постараться не потерять их по пути. Женских шмоток у меня нет, так что...

— Хорошо, — кивнула, стискивая колени и натягивая ткань футболки ниже.

— Поедешь в домашних тапках. Кроссовки твои сушатся.

Сушатся?

Спасибо, что хоть их не выкинул и у меня будет своя обувь.

Снова кивнув, я проследила за ним, глядя на то, как из шкафа он достаёт нечто, похожее на штаны и кидает мне на кровать. Затем забирает пустую тарелку и выходит из комнаты. На ходу бросает: “спускайся”, и оставляет одну.

Спускайся...

Это займёт время.

...

Новости о моём состоянии радости не принесли. Мне ни слова не сказал медицинский персонал. Все заключения отдали в руки моего “спасителя”. Из клиники я уже не выходила, а выезжала на инвалидном кресле.

— Одно ребро сломано. На двух трещины. Трещина на правой ключице. Выбито плечо, — он зачитывал мне вслух анамнез, когда мы снова сели в автомобиль, — сотрясение мозга. Воспаление лёгких.

Одно не лучше другого...

Я ничего не говорила. Опустив голову, думала о том, сколько времени мне понадобится на восстановление. Смогу ли я уйти, когда встану на ноги? Отпустит ли он меня? Или всё же нет? Смогу ли я сделать ещё одну попытку вырваться на свободу? А если да, то повезёт ли мне? Или же как всегда?..

— К тебе приставят мед работника. Он будет помогать и следить за твоим состоянием.

— Зачем ты это делаешь? — снова задаю вопрос, который мучает меня с тех самых пор, как оказалась на пороге его дома.

— Что? — покосился на меня, и мне показалось, что меня окунули в чан с ледяной водой.