Цикл аномалии (ЛП) - Форд Ша. Страница 41
— У тебя есть вопросы ко мне, Шарли? — сказал Фрэнк после того, как я просто сидела и смотрела целую минуту.
— Нет! Нет, ради бога, больше никаких вопросов, — резко сказала я. Моя голова болела. Было больно в самом основании, и я изо всех сил старалась не представлять, как мой чип извивался сзади.
Скользя по сероватым хребтам.
Застряв в слизи.
Объектив Фрэнка следовал за моей рукой, когда я потянулась назад, чтобы почесать крошечный выпуклый шрам в расщелине черепа.
— Да. Я немного ознакомился с процессом восстановления микросхем. Я могу выполнить простую процедуру, которая предотвратит преждевременное отторжение чипа твоим органическим веществом.
— Преждевременно…? Нет, я не хочу знать, — сказала я до того, как Фрэнк начал говорить. Теперь я знала, что чувствовал Уолтер, когда я говорила о Далласе и о телевидении: от всех этих новых вещей у меня просто голова болела. — Давай сделаем это. Сделаем операцию.
— Завтра в десять утра, — сказал Фрэнк.
— Да, конечно.
Он повернулся туловищем к проходу, и я выдохнула с облегчением. Я была удивлена, что он не спросил нас о дроне.
Но я поспешила.
— Воробей и Шарли? — сказал Фрэнк.
— Да? — сказали мы вместе, ее голос был ровным и спокойным, а мой — чуть хриплым.
— Вы знаете что-нибудь о том, что произошло в командной комнате?
— Н…
— Что случилось? — Воробей перебила меня.
— Кажется, произошел сбой с одним из дронов. Постоянный сбой. Я не верю, что его когда-нибудь можно будет вернуть в строй, — ровным голосом продолжил Фрэнк, — и мне любопытно, знает ли кто-нибудь из вас что-нибудь об этом.
Воробей в тупике. Я знала это, потому что она замолкла на целую секунду, прежде чем пробормотать:
— Что за дрон?
— Она имеет в виду, какой дрон, — быстро сказала я. — Их десять, верно?
— Да.
— Я думаю, что мы летели… ах, смотрели номер восемь и девять.
— Когда это было?
Я пожала плечами.
— После завтрака. Потом стало скучно, так что Воробей привела меня сюда, что… — я морщусь, махнув на картины, — я бы очень хотела, чтобы она этого не делала.
— Понимаю, — Фрэнк на мгновение замер, его объектив скользил между нами. — Воробей?
Она приподняла брови.
— Да?
— Как ты повредила нос?
— Шарли ударила меня.
— Черт возьми, Воробей! — возмутилась я.
— Что?
— Ты обещала, что ничего не скажешь!
— Ну, я не хочу лгать. И Фрэнк никогда бы не поверил, что я настолько неуклюжа, что причиняю себе боль, — заявила она.
— Надеюсь, вы разрешили свои разногласия? — сказал Фрэнк.
— Ага, — буркнули мы.
— Хорошо. Тогда, Шарли, — его голова повернулась ко мне, — ты поможешь Воробью ухаживать за ее раной, пока она заживает. И вы потеряете на неделю привилегии Архива.
Я до сих пор не знала, чем был Архив, так что меня это устраивало.
— Звучит честно.
— Хорошо. Увидимся в медицинском отсеке завтра в десять утра. Не опаздывай.
ГЛАВА 14
Я не могла уснуть.
Я достаточно испытала это, чтобы сказать, что было два вида тишины: тонкая и глубокая. Тонкая тишина была подобна облаку. В основном тихо, но время от времени просачивался царапающий звук или чириканье — как когда небо было затянуто тучами, но я знала, что за ним все еще светило солнце. Тонкая тишина всегда была немного проницаема.
С другой стороны, глубокая тишина затягивала. Я говорила так, потому что единственное физическое ощущение, с которым я могла его сравнить, — это ощущение пребывания внутри резервуара. Когда мои ноги сводило судорогой и руки не выдерживали, а голова опускалась до тех пор, пока вода не текла в уши, — такой звук тишины. Это была темная дыра в земле с крышкой в сто фунтов. Это было смертное ложе холодной воды, которое простиралось на восемь футов ниже кончиков пальцев ног. Это было место, настолько холодное и тесное, что здесь едва ли мог найтись клочок сухого воздуха, в котором можно было бы кричать.
Последним звуком, который я слышала перед тем, как мой рот распахивался, и вода наполняла мои легкие, — была тишина.
— Я не могу уснуть, — шепнула я. Я поняла, что могла также сказать это вслух. Может, я смогу уговорить себя погрузиться в какое-то состояние сна. — Я не могу спать.
— Я знаю. Прошлой ночью ты храпела всего минут пятнадцать, — ответила Воробей, в ее голосе не было ни намека на усталость.
— Я храплю?
— Порой. Ты издаешь этот гортанный, слюнявый звук… как волк, жующий мясо бизона.
— Откуда, черт возьми, ты знаешь, как это звучит?
— В Архиве есть видеоролики о природе. Мне они очень нравятся — это как наблюдать за всеми худшими частями человечества, но с пушистыми зверюшками.
— Ах, — хмыкнула я. Я слишком устала, чтобы задавать вопросы. Мне просто нужно было закрыть глаза, и…
— Две ночи назад, думаю, ты вообще не спала. Ты не издавала никаких звуков. На самом деле я пару раз вставала, чтобы убедиться, что ты еще дышишь.
— Ну, может, если бы ты сосредоточилась на собственном сне, у тебя не было бы времени беспокоиться о моем, — проворчала я.
Наступила короткая пауза — ровно столько времени, сколько мне нужно, чтобы закрыть глаза и снова успокоиться. Потом Воробей сказала:
— Я не сплю.
Мои глаза резко открылись. В комнате было темнее, чем в сапоге, но я все равно перевернулась и посмотрела в сторону голоса Воробья.
— Что значит, ты не спишь? Всё спит.
— Я — нет. И держу пари, что ты бы тоже не стала, если бы твой чип все еще работал.
Я легла на спину и смотрела в черную бездну надо мной.
Нормалы не спали. Я этого не знала. Насколько мне было известно, я всегда спала. Я помнила, как мои родители укладывали меня спать ночью. Мне снились суперсладости и фиолетовые коты. Я просто всегда предполагала, что все остальные проводили ночи, делая то же самое. Но, видимо, нет.
И теперь я понимала, почему Говард всегда так интересовался моими снами: если Нормалы не спали, то они точно не видели снов.
— Значит… ты просто лежишь всю ночь и пялишься в никуда? — сказала я.
Я услышала хруст ее подушки, когда Воробей кивнула.
— Как-то так.
— Разве это не скучно?
— Немного.
Разве это не одиноко?
Я думала об этом вопросе, но я его не задаю. Конечно, одиноко. Проводить восемь часов каждую ночь, лежа без сна, неподвижно, в тишине, было бы невыносимо. И примерно месяц назад Воробей делала это в одиночку. Она прожила в Учреждении всю свою жизнь одна. У нее даже не было возможности поговорить со мной.
Заперта в этой комнате.
Каждую ночь.
Одна.
Я не могла бы так сделать. Я лучше утонула бы в Резервуаре.
— Не могу поверить, что ты не спишь.
— Хорошо, что факты не зависят от твоей способности в них верить, — буркнула Воробей. Затем, через мгновение. — Шарли?
— Да?
— Почему ты не можешь уснуть?
— Здесь чертовски тихо. Я привыкла к большему количеству шума.
— Например?
— Дерьмовые кондиционеры, жужжание жуков, Уолтер — и если ты думаешь, что я плохо звучу, ты должна услышать звуки, исходящие от Уолтера после того, как он выпил. Клянусь, это ужас.
— Он громкий?
— Боже, он как волчья стая, состоящая из одного человека. И некоторые звуки, которые он издает, имеют собственные запахи — такие, от которых глаза слезятся. Я просыпалась с рвотными позывами не раз.
— Я хотела бы когда-нибудь встретиться с Уолтером.
Я слышала улыбку в ее голосе и не понимала ее.
— Да? Все, что я сказала тебе о нем, это то, какой он отвратительный, и ты все еще хочешь с ним встретиться?