Времена не выбирают (СИ) - Горелик Елена Валериевна. Страница 10
Ехали всю ночь, и лишь на рассвете впереди показался небогатый постоялый двор. Здесь проснувшаяся девица приказала остановиться. Еда в этой придорожной таверне оказалась самая простая — ржаной хлеб, жесткий сыр, более-менее сносная ветчина и по луковице на путника. Но Карл в этом смысле был неприхотлив, он не стеснялся есть из одного котла с солдатами… Бежать отсюда? Казалось бы, нет ничего невозможного, но одного взгляда на драчливую девицу, с ледяным спокойствием нарезавшую хлеб и сыр тонкими ломтиками, достаточно, чтобы понять простую вещь: не стоит рисковать. Но можно попытаться её разговорить, и тогда многое может проясниться.
Мундиры этих странных русских оказались прелюбопытными. Когда они сняли мешковатые белые штаны и кафтаны с капюшонами, пошитые не иначе, как из добротных простыней — а неплохая идея, белый цвет сливается со снегом, такого солдата в секрете не вдруг заметишь — то явили миру чуть менее мешковатые пятнистые штаны и кафтаны. Покрой в высшей степени странный, ни в одной армии Европы он ничего подобного не видел. Впрочем, и здесь его визави были логичны. Если собираешься осуществить некую тайную миссию, парадные и даже полевые мундиры совершенно ни к чему. Однако кое-что Карлу не понравилось совершенно. Хозяин трактира — местный немец — предложил путникам пива, но девица отказалась, предпочтя куда более дорогой отвар их сухих фруктов. Значит, следит, чтобы и у неё, и у её подчинённых была ясная голова. Это было плохо, очень плохо.
Интермедия.
Все крестьянские девчонки из числа уцелевших плачут, а эта белобрысая — нет. Кулаки сжала, глаза злые, всю трясёт.
— Я им не прощу, — говорит она по-ижорски. — Зубами грызть буду… Научи меня.
— Чему? Зубами никого не грызу.
— Хочу стать как ты.
Катя склонилась к невысокой, коренастой, по-крестьянски крепкой девчонкой-подростком в измызганной рубашонке, подпоясанной неожиданно яркой тканой полоской.
— Не надо быть как я, — сказала она. — Это плохо.
— Ты видела, как шведы батюшку изрубили? Что они с матушкой сделали?
— Тебе не нужно самой им головы откручивать. Для этого уже есть мы.
«Однажды на её месте была я. Но тогда не было рядом тех, кто поотбивал бы кое-кому бошки за папу и маму. Пришлось долго учиться, чтобы самой это сделать…»
Несколько часов спустя они нагнали тот карательный отряд. Пленных не брали.
10
— Ты ешь, Матвей, впереди дорога долгая. Нам ещё поспать надо перед выездом.
— Не боишься, что пленный сбежит от этой вашей …десятницы?
В ответ — смех.
— От неё хрен сбежишь, — пояснил один из парней, чернявый, коротко стриженый и с трёхдневной щетиной вместо бороды и усов.
— Я б такую замуж не взял, — покачал головой солдат, но тут же на всякий случай добавил: — Да и она б за меня не пошла. А что, муж у ней есть, али жених, али полюбовник?
— Никого нет. Катька злая, умная, может убить с одного удара. Такие нашему брату не нравятся, — пояснил чернявый. — Руки к ней тянуть тоже никому не советую — оторвёт. А не оторвёт, так мы за неё постараемся. Она нам как сестра.
— С чего её вообще казаковать-то понесло? Или мстит за кого?
— За отца с матерью, — мрачно сказал второй парень, прожевав кусочек сыра. Этот был бородат, хмур, говорил редко и только по делу. — Ешь давай, не тяни …кота за хвост.
Коротенькую заминку, будто казак подбирал выражение вместо какого-то другого, Матвей всё же приметил. Странные они, очень странные. Не враги, но себе на уме. По-русски говорят так, что иной раз их не понять. Хотя по нынешним временам сам царь иноземными словами грешит, но эти вроде бы нет, а понять их — надо себе труд давать… Короля свейского умыкнули так ловко, что аж завидно стало, а с лошадьми управляться не умеют. Странные они, ой странные.
Впрочем, подобные мысли не помешали Матвею после трапезы завалиться на охапке свежего сена и заснуть. И правда, впереди долгий путь.
11
Солдаты, в числе которых был и русский в более привычном мундире, отправились трапезничать в общую залу. А отоспавшаяся ещё в карете девица, что неудивительно, осталась оберегать персону его величества.
Вот удобный момент, чтобы узнать больше о её намерениях… На миг промелькнула мысль: что такого ужасного должно было произойти в жизни девицы, чтобы она не просто увязалась за армией, а сама стала офицером, причем, как мог судить Карл, не из последних? Впрочем, король быстро отогнал эту мысль подальше. Какое ему дело до этого?
— Вы не пойдете спать? — спросила девица.
— Нет ни малейшего желания, — искренне ответил король. — Я привык не спать по трое суток.
— Зря. Завтра в это же время вы будете проклинать и меня, и себя, и Господа Бога за то, что не воспользовались случаем хотя бы подремать пару часов.
— Разве мы больше не будем делать остановок?
— Нет.
— В таком случае я уподоблюсь вам и посплю в карете.
— Как вам будет угодно… Может, кофе? Лично я не против.
— А здесь уже как будет угодно вам, сударыня, — ледяной тон должен её отрезвить.
Девица всё с тем же выражением невозмутимого спокойствия на лице поднялась, высунулась за дверь и подозвала парня, прислуживавшего в трактире. Они всей недружной компанией были здесь единственными посетителями: война не лучшим образом влияла на процветание ингерманландских придорожных трактиров. Потому слуга примчался по первому же зову.
— Что угодно господам офицерам?
— Заварите нам, пожалуйста, крепкий кофе, — сказала она на хорошем немецком, вручив парню серебряный талер. — И ещё: есть ли здесь что-нибудь, чем мы могли бы развлечь себя до отъезда? Скажем, шахматы?
— О, да, у батюшки есть набор шахмат, он держит их нарочно для образованных господ, — просиял наследник таверны. — Но это будет стоить ещё один талер, господин.
— Дорого просите. Хотя… мы сегодня щедрые, — ровным голосом произнесла девица, бросив бойкому парню вторую серебряную монету. — Неси.
Карл удивился, хотя виду не подал. Она ведь даже не спросила его на предмет, хочет ли его величество вообще играть в шахматы. Но эту игру он действительно любил, как и простую, без изысков, пищу. Выходит, она это знала? Откуда? Кто мог сообщить ей о его симпатиях и антипатиях? Объяснений может быть только два: либо тут действительно поработали шведские заговорщики, либо царь Пётр далеко не так прост, как казался. Либо оба варианта вместе: шведы-изменники пошли на сговор с русскими и сдали своего короля.
Шахматная доска была далеко не новая, но выполнена с изяществом из разных пород дерева. Такими же деревянными были и фигурки, тоже носившие на себе печать времени. Стоил подобный набор немалых денег, тем более было удивительно увидеть его в забытой богом дыре.
— Скажи-ка, любезный, давно ли у вас эта доска? — поинтересовался Карл у сына трактирщика, краем глаза отметив, что девица по-прежнему следит за каждым его движением и словом.
— Эти шахматы получил в дар еще мой дед, господин офицер, — с готовностью ответил словоохотливый малый. — Он страстно любил эту игру, у нас хранится другой набор, который дед изготовил собственными руками и предавался сему высокому искусству всякий раз, когда кто-нибудь из проезжих людей соглашался составить ему партию. Однажды он трижды подряд обыграл какого-то богатого вельможу, коего непогода вынудила остановиться здесь. Высокородный гость был столь удивлен, что подарил деду свой походный набор шахмат. С тех пор эта доска к услугам всех желающих…
— …и имеющих лишний талер в кармане, — усмехнулся молодой король. — Такие истории действительно стоят денег, куда больше, чем сами шахматы.
— Ступай, — в разговор ненавязчиво вмешалась девица, которую сын трактирщика по-прежнему стойко принимал за парня.
Фигуры расставляла она. Затем достала из кармана своего более чем странного мундира русский серебряный рубль.
— Разыграем, кому первый ход? Ставлю на «орла».