Времена не выбирают (СИ) - Горелик Елена Валериевна. Страница 121

Дитрих и Никита, сражавшиеся у стен Полтавы, получили лёгкие ранения, однако после боя в их сотне недосчитались семерых…

Погибших было безумно жаль. Однако все понимали, что по-настоящему великие победы даром не даются. «Немезидовцы» и так сделали всё возможное, чтобы потери на поле этой битвы свести к минимуму. И им по большому счёту это удалось. Когда подсчитали убитых и раненых с обеих сторон, то выяснилось, что русские в общей сложности потеряли чуть более тысячи человек погибшими и чуть более трёх тысяч ранеными. Потери шведов поддавались исчислению с трудом.[1] Бегство армии — это тот период, когда солдат гибнет больше всего.

Но всё же победа принесла радость, не столько сама по себе, сколько оттого, что она фактически завершила эту войну. Карл Шведский потерял армию, казну, престиж, снова попал в плен и теперь не отделается так же легко, как в первый раз. Воспрянут духом его политические противники — Фредерик Датский и Август Саксонский. В неловкое положение попадёт Луи Французский. Выстроенная Карлом колониальная конструкция в Польше, едва туда дойдут вести о Полтавской баталии, неминуемо рухнет. А большой и сильный шведский флот на Балтике снова, как и пять с лишним лет назад, будет парализован приказом короля, попавшего в плен.

На поле Полтавской битвы разом изменились все европейские расклады. Правда, Европа об этом пока не знала, гонцы с сенсационными новостями еще только ехали по дорогам Старого Света.

2

Пётр Алексеич, увлёкшийся преследованием разбитой вражеской армии, не стал сходу устраивать пир для взятых в плен знатных шведов. Отложил на более удобное время. Оперативно произведенный захват короля и гетмана позволил ему сделать свою победу абсолютной. И только 30 мая, в собственный день рождения, зверски уставший, но весёлый государь велел закатить пир для всех героев Полтавы. И для воевод, и для солдат.

Но, прежде чем награждать отличившихся и являть милость к побеждённым, Пётр подтвердил свою репутацию, связанную с абсолютной нетерпимостью к предателям. Почти вся старшина, пошедшая за Мазепой, повисла на оглоблях — старинная казацкая казнь. Самого гетмана от петли спас только скоропостижный инфаркт. А запорожцы, коих и шведы использовали в качестве чернорабочих, пешим ходом отправились на север — строить Петербург.

И только после того Карл и пленные шведские военачальники были приглашены в палатку государя — за праздничный стол. Пётр усадил их по одну сторону, по другую — своих генералов и фельдмаршалов. Нашлось за столом место и для отличившихся при обороне Полтавы — полковников Келина, Алексея Головина, капитана Меркулова и поручиков лейб-гвардии — Кауфмана и Черкасовой. Этим он щедрой рукой отсыпал чинов и наград, а Келина вовсе произвёл сразу в генерал-майоры, наплевав на возможное недовольство со стороны прочих офицеров. Заслужил.

Предстал перед государем и скромный рядовой, который, по словам князя Голицына, изрядно отличился в сражении, самолично отправив к праотцам не менее четверых каролинеров, а когда погиб сержант, взяв командование плутонгом на себя. Солдата, в пороховой копоти и в драном кафтане, звали Аникита Репнин. За свой беспримерный подвиг тот был прощён государем, получил обратно все прежние чины и регалии.[2]

А пленных шведских солдат наконец-то досыта накормили кашей с мясом и даже пива по случаю праздника выдали. Хоть какое-то им утешение.

Интермедия.

— …А ты, Алёшка у меня теперь самый завидный жених во всей Европе, — смеялся государь, хлопая старшенького по плечу. — Самое время невесту тебе приискивать… У Каролуса меж тем сестрица меньшая есть, Ульрика-Элеонора. Что скажешь?

— Да она же страшная, как смертный грех, — честно сказал оторопевший Алексей. — Политика есть политика, батюшка, однако иной раз жертвы на её алтарь бывают чрезмерно велики.

— Ежели ценою встанет мир для Отечества, и не такую жертву принести можно. Да и не так уж она и страшна. Говорят, будто живописец им попался негодный… Ну, так подумай, сын, сговаривать мне свейскую принцессу за тебя, либо нет?

— Времени на раздумья много ли, батюшка?

— С год ещё времени есть, Алёшка… Была б у тебя сестрица, я б её за малого голштинца просватал, да вот беда — матушка всё сыновей мне рожает. Придётся, видимо, через тебя со свеями родниться…

3

Катя приковыляла на этот пир в том самом преображенском мундире, который был изрядно изорван в боях. Впрочем, здесь все выглядели ненамного лучше. Даже Пётр щеголял простреленной шляпой и рваным сбоку кафтаном — от ран Бог миловал, но одёжку в атаке шведы ему попортили. Присутствовала здесь и Дарья — в простом широком платье, которое уже не могло скрыть её живот. Госпожу медика едва уговорили хотя бы пару часов побыть на этом пиру, оторвавшись от помощи раненым. Она и согласилась только ради дня рождения любимого супруга. А тот не скрывал радости по поводу своей победы.

— Передавали мне, будто брат мой Каролус перед баталией приглашал военачальников и солдат свейских отобедать от щедрот моих интендантов, — сказал Пётр Алексеич в начале пира, когда все бокалы были наполнены в первый раз. — Что ж, исполняю то обещание. А первый бокал сей предлагаю выпить не за викторию, а за тех, кто её добыл со славою. Виват воинам Отечества!

Шведам было тошно пить за тех, кто втоптал в грязь их знамёна и репутацию непобедимой армии, но куда деваться? Пришлось.

— Однако ж не было бы сей виктории без науки, — добавил государь, когда сразу вслед за первым тостом бокалы были наполнены во второй раз. — Хочу выпить за учителей наших, что явно показали, каково воевать надлежит. Также пью и за тех учителей, что показали, каково нам повторять зазорно.

— О как завернул, — брат на секунду склонился к Кате. — Шведы всё на свой счёт примут.

— Там не было ни слова про шведов, — усмехнулась сестра. — Как и про… других.

— А это неважно… О, что я тебе говорил? Глянь на Карлсона, сразу дуться перестал.

— Политика, — вздохнула Катя. Ей не хотелось ни есть, ни пить, только в сон клонило. — Это совсем другое поле боя, куда сейчас и переместится война. Так что Карлсон был прав, Женя. Она — не закончилась. Просто изменила форму. И здесь нам ещё предстоит хорошенько подраться…

Интермедия.

— …Я видел тебя в бою, Саша. Я видел героя, который действительно готов был жизнь свою положить за Отечество… Знаешь, что самое обидное? Что ты этого героя сам же и …продал.

— В каком разумении — продал?

— В прямом. За деньги. Катя тебе не сказала… В нашей истории тебя запомнили не как героя, а как вора. Самое смешное, что тебе с украденных и вывезенных в Голландию денег ни копейки не обломилось — в ссылке-то не особенно до них дотянешься. И из могилы тоже.

— Вот, значит, как… Невесёлая судьба.

— Она в твоих руках, Саша. Решай сам, кто ты — герой или вор…

4

Пир, завершавший войну, продолжался ещё часа полтора — больше не выдержали сами гости, которые не спали толком уже трое суток. Шведов отправили под караул, свои разбрелись по палаткам. А неформальный «малый тайный совет» Петра Алексеевича, претерпевший изменения в составе, остался за столом. Здесь были не все, кто остался в живых — кто-то в госпитале, кто-то ещё не вернулся из преследования остатков шведской армии. Зато были Алексашка Меншиков и капитан …впрочем, уже полковник Меркулов.

— За тех, кто не дожил, — тот сразу предложил им ожидаемый тост, зная, что пришельцы из будущего оценят как надо.

За это выпили все, даже Дарья пригубила вина.

— Погибших не вернуть, — сказал Евгений, осушив бокал до дна. — Это самое паршивое, что есть в нашей работе — терять своих… У нас там за восемь лет, считай, два полных состава сменилось. Кто-то по ранению ушёл, кто-то не осилил… Но большинство — погибли. И каждого было жаль. Но мы шли дальше, так как знали, за что воюем.

— А здесь? — Пётр не упустил случая задать каверзный вопрос. — Точно знаешь, за что сражаешься?